чего-то очень важного. Пока не знаю, чего, но чувствую изменения, связанные со Славой.
— Ну и без ворона вам не обойтись. — Прокаркал Орон. Только я могу своим крылом развеять морок, и увидеть взглядом моего рода истинную тропу, среди сотен ложных. Да и интересно мне посмотреть, как Богумир будет со своей мамашей договариваться.
— Я открою вход, но не пойду, не буду нервировать Морену. Орон укажет тропу, а Див проведет по ней Богумира. — Кивнула Тара. — Идем на ближайший перекресток, там проведем ритуал. Поспешим, пока не встало солнце и Ярило, светом своим не затмил луч свечи указующий путь.
Четыре дороги расходились в разные стороны. Одна из них вела в столицу княжества, куда тянулись остальные было не важно, главное, что они были хожеными, людскими душами согреты. В руках Тары появились четыре зажженные свечи, она быстро расставила их в начале каждой из дорог, подняла руки в молитвенном жесте и запела:
Род, отец-боже!
Стою на распутье и путь тайный освещаю.
Собери мя в дорогу!
Открой тропы скрытные!
Смертью запечатанные.
Пусть их сокровенный смысл будет мне понятен!
Пусть свечи, светом своим откроют путь к тайному,
Пусть сегодня на моем пути преград не буде!
Пусть буде дорога стрелой!
Открой истину!
Славу тебе Род-боже пою, и помощи прошу в деле праведном!
Свечи вспыхнули как четыре ярких костра, окутались едким тёмно-зелёным дымом, разделившимся и потянувшимся тонкими, многочисленными тропинками в разные стороны, теряющимися в темноте.
— Теперь ты Орон. — Отступила в сторону Тара.
Тот каркнул, спорхнул с плеча Богумира и сел посередине перекрестка, расправив крылья:
— Волей своей! Силой ветра! Силой рода!
Сотру лжу морока, отделю мусор от истины!
Открываю путь истинный, к цели ведущий!
Взмах черных крыльев поднял порыв сильного ветра. Закружив снежной вьюгой, он пробежал по кругу, по сугробам, сдув ложные следы, отставив только один, тонкой ниткой мерцающего света свечи уходящий в лес.
— Твоя очередь, Див. Веди. — Прокаркал возбужденный ворон.
***
Три навьи стояли около девушки и держали ее пристальными взглядами, не давая упасть. Морена смотрела в лицо Славы, пытаясь увидеть страх, уцепившись за который, могла бы вытащить душу, из никчемной, смертной плоти, но к разочарованию богини, жертва не поддавалась никакому воздействию. Она смотрела на свою мучительницу, и в глазах девушки светилась только жалость и любовь.
«Да как она посмела, эта уродина, ее жалеть? Кто она такая, эта девчонка? Что за любовь можно испытывать к тому, кто хочет тебя убить». Угрюмые мысли не давали сосредоточится, а тут еще Слава улыбнулась прямо в лицо.
— Что смешного? — Не выдержала Морена. — Тебя убивают, а ты рада? Дура, и есть дура, что со смертной взять.
— Я радуюсь тому, что мой жених всегда говорил правду. Никто ему не верил, а он никогда не врал. Я радуюсь его честности и любви. Он, ради меня готов отказаться от бессмертия, и еще тому, что ему не придется этого сделать, так как я навсегда исчезну из его жизни. Время вылечит боль, и он когда-нибудь вновь будет счастлив. Это греет душу. Вот чему я радуюсь.
Я счастлива, что нужна, а тебя богиня мне жаль, ты не ведаешь что такое настоящая любовь. Твоя бесконечная жизнь пуста. Ты говоришь, что любишь сына, и в то же время делаешь его несчастным. Может у вас, богов, так и принято, мучить того, кто вам дорог, но люди другие, у нас, ради истинной любви, можно пожертвовать многим. Мать может отречься от сына, ради его счастья, отец принять на себя вину ребенка, а жена уйти от полюбившего другую мужа, и все это ради счастья того, кто дорог. Вот она, истинная любовь, а твоя любовь убога, богиня, мне жаль тебя.
— Пожалей себя, глупая девчонка. Твое тело сгниет в небытие, а душа навеки застрянет на кромке, между Явью и Навью.
— Пусть. Я выдержу боль и вечность ради него. Меня будет согревать любовь твоего сына, осознание того, что ради меня он был готов пожертвовать бессмертьем.
— Это ведь он искалечил тебя! Он виновник! В тебе должна вспыхнуть ненависть. — Рассмеялась Морена.
— То было сделано по глупости. — Усмехнулась Слава. — Я прощаю его за это. Что было — то было. Я его люблю, а это главное.
— Держите ее, не дайте упасть. — Морена кольнула черными глазами своих слуг — навий. — Мне надо подумать, как вынуть из нее упрямую душу.
— Остановись, мама. — До боли знакомый голос заставил черную богиню вздрогнуть.
— Богумир? Как ты сюда попал? — Она сделала несколько шагов на встречу сына и остановилась. — Тебя не должно тут быть, глупый мальчишка? Зачем ты пришел?
— Оставь мою невесту в покое. — Парень с вороном на плече быстро приближался, а за ним семенил, еле успевая Див. — Отпусти Славу, и дай нам уйти.
— Нет. Ты не понимаешь. Эта девка отнимет тебя у меня, она убьет единственного сына. Она принесет горе. — Морена выставила вперед ладони, как щит, пытаясь остановить юношу.
— Твой сын давно вырос, он способен сам владеть своей судьбой. Не мешай мне, если любишь. — Он подошел и обнял мать. — Прости, но это мой путь, мне нет жизни без этой девушки. Отпусти нас с миром.
— Любовь. — Морена стояла в объятьях сына, и черная слеза катилась из глаз. — Человеческая любовь... Как же она отличается от божественной и в то же время как похожа. Я не смогу смотреть как ты стареешь, я не смогу увидеть твою смерть. Может передумаешь, дед готов простить тебя и вернуть все назад.
— Нет, это мой выбор, мама. Слава станет моей женой. Прими это.
— Ты требуешь невозможного. — Она отстранилась и отвернулась. Долго думала, опустив голову, но вдруг подняла залитые слезами глаза. — Отпустите мою невестку. — Скомандовала Морена навьям, и вновь повернулась к сыну. — Уходите. Я больше не буду мешать вашим чувствам, я вижу, что они искренни. Но я все сделаю, чтобы найти выход. Ты не должен умереть. Не может быть, чтобы его не было. Род создал этот мир совершенным, и наверняка предусмотрел возможность сделать моего сына счастливым. — Она
