Евдокия повысила голос:
— А снисходительное отношение Казимира к новгородским вольностям только доказывает, что новые земли он согласен принять в виде колонии. Мол, вы в своей деревне до поры до времени можете делать, что хотите. А вот когда обратного пути не будет, то тогда вас всех в бараний рог скрутят и от мнимой свободы даже памяти не останется
— Нас не скрутишь!
— А много ли вас останется после войны с Москвой? Москва, Тверь, Псков, Касимское ханство стеной встанут, но не позволят Литве забрать под себя Новгород. А надо будет, так другие княжества подтянутся и выступят с нами заодно. Вольно вам на чужбине, так езжайте туда, никто не держит, но земли не трожьте!
— Не тебе тут распоряжаться! — прошипел Селифонтов, видя, что соплячку слушают.
Никто из собравшихся не говорил так открыто за Москву. Даже её сторонники всё больше тайные разговоры вели, чтобы не попортить давно налаженные торговые связи. А если кто из простых рот отрывал, то их быстро затыкали. Способов для этого много.
— А жаль, что мне не тут распоряжаться, — не отступила Евдокия, — у меня бы лучше получилось, чем у тебя или у Борецкой.
Кто-то насмешливо фыркнул, а Дуня гордо прошагала к бильярдному столу. Какой-то тучный посадник двумя руками держал кий и внимательно наблюдал как собрался бить по шару боярин Овин. Каждый удар игроков сопровождался бурными комментариями.
Игровой накал ненадолго увлёк Дуню, она даже успокоилась, а то от волнения её потряхивало. Но сильный удар в спину вытолкнул её вперед и падая, она ударилась подбородком о бортик стола. Всё вокруг взорвалось шумом, все разом закричали… женщины помогли Дуне подняться, приложили платок к разбитой губе, а потом перед ней поставили её обидчика.
— Ты? Я тебя знаю, — не веря своим глазам, воскликнула она.
Немного истории.
В описываемый период не только московский князь занялся сбором земель. Повсюду шел схожий процесс. Войной или выгодным браком, но именно в это время шло образование сильных государств и начиналась экспансия дальних земель.
Да, Колумб ещё не добрался до Америки, но есть Африка. А ещё все искали Индию.
В это время образовывался круг сильных правителей, с которыми можно было вести политику и республикам в этом "королевском кругу" не было места хотя бы потому, что они не могли выставить от себя человека, который нес бы ответственность за всех.
Возвращаясь к Великому Новгороду, то посадники не могли не понимать, что их выдавливают ото всюду. Не отступают исконные враги, а к ним добавились противодействия новых торговых союзов, а ещё повсюду активно поднимался вопрос веры и лояльность правителей стала завязана на вере.
Всё это не такая уж проблема, если за спиной стоит государство.
Новгородская знать обстановку понимала, но из-за не сходящихся личных интересов тянула в разные стороны. Ярким лидером была Борецкая. Можно только предполагать, что это была за женщина, раз её имя дошло до наших дней!
Она была опытным политиком, матерым олигархом и умным управленцем, но, к сожалению, уж точно не радетелем за свой народ. Однако, в памяти остались красивые лозунги Борецкой и жесткое вхождение Новгорода в состав московского княжества. Такого соединения никак не должно было случиться, но всё произошло по наихудшему варианту, причем не только для Великого Новгорода, но и для Москвы.
Глава 11.
Дуня узнала обидчика, но никак не могла вспомнить, как его зовут. Когда она отводили его в приказную избу ставить отметку о его прибытии на службу, то слишком была погружена в свои мысли.
— Кто это? Как он здесь оказался? В поруб его! — раздавалось со всех сторон.
Парня скрутили и потащили вон. За него попробовал вступиться какой-то воин, но ему тоже заломили руки.
Дуня промокнула платком губу, крови больше не было. С опаской она повела плечами, чтобы проверить не поврежден ли позвоночник, но вроде бы было всё в порядке.
Шок стал отпускать. Удар был слишком неожиданным и поначалу ей показалось, что её сломали пополам. Она ничего не понимала, но смотрела на суету широко открытыми глазами — и вновь не понимала, почему староста орёт громче всех о наказании для новика.
Дуня подалась вперёд и увидела, как в толпе навтыкали тому воину, что пытался заступиться за её обидчика. До уха долетели слова:
— Московиты!
Парня уже дотащили до выхода, и она бросилась за ним. Её прошил испуг и понимание, что если его сейчас утащат, то она никогда его больше не увидит. Сгноят дурачка в тёмном порубе — и всё!
— Стойте! Не трожьте! — закричала она, но кто бы послушал. Обернулись, посмотрели, кто пытается остановить и потащили дальше свою ношу.
Дуню попытались задержать, но подоспела Мотька и как начала всех распихивать, да покрикивать. Она удалая и бесстрашная! Умеет коршуном налететь и всем жару задать.
Дуня догнала стражей и прошмыгнув вперёд, вцепилась в новика.
— Пусти его, боярышня, — потребовал старший.
— Не пущу! Это мой обидчик, мне и наказывать.
Старший нахмурился, оглянулся. Дуня по направлению его взгляда сообразила, куда он смотрит и даже встала на цыпочки, чтобы увидеть сквозь толпу. Староста.
— За нарушение порядка будет взято деньгой!
— Никто жалобу не подавал! — выкрикнула Дуня и выпрямилась, когда к ней прорвалась задержавшаяся подруга и точно так же вцепилась в парня.
Старший вновь оглянулся, но теперь Дуне не пришлось тянуть шею, чтобы увидеть старосту. Он подошёл и зычно произнес:
— За нападение на нашу гостью должно ответить по всей суровости.
— Какое нападение? Я подавилась косточкой, и он выбил её из меня!
— Какой косточкой? — опешил Селифонтов.
— Какая разница, какой? — заметила подошедшая Кошкина. — Боярышня Евдокия сама решит, что делать с ним.
— А с этим? — староста указал на воина, которого волокли следом.
— И с этим, — рявкнула боярыня.
Староста скривился, но тут старший стражи напомнил:
— Нарушение порядка…
Дуня сунула ему кошелёк, и прежде чем староста открыл рот, чтобы вцепиться в предложенный повод для задержания, стража испарилась.
Евдокия рассмеялась, увидев его недоумённую рожу, но из разбитой губы сразу же побежала кровь. Приложив платок ко рту, она посмотрела на освобожденного новика и вступившегося за него воина. Их надо было срочно уводить!
Вот только полный кошель серебра… да черт с ними! Пусть подавится этот старший. Хотя, кошелёк Дуне было жалко: Мотька красиво вышила его, старалась.
Из палат выходили быстро и по двору чуть ли не бегом бежали. Кошкина первая, грозно постукивая посохом, подопечные следом, придерживая за локти новика. За ними ковылял воин. У церкви Успения их догнал княжеский возок и встревоженные боевые холопы.
Боярыня с девочками, новиком и воином залезли в возок и велели править домой. Возница поворчал, что лошадь не двужильная, но тронулся с места.
— Кто такие? — строго спросила Кошкина у воина с новиком.
— Матвей Соловей, из потомственных служивых. Возглавляю отряд, посланный охранять тебя и твоих подопечных. А это новик, Гаврила из рода Златова.
Дуня отметила, с какой гордостью назвал себя воин. Московские служивые в последнее время ставились выше тех бояр, что приехали в Москву вслед за удельными князьями. Дед жаловался, что в чинах порядка нет, а всё из-за того, что надо было учитывать, откуда прибывают знатные люди и какому князю раньше служили. То же самое было с боярскими детьми, стряпчими, дьяками, стольниками. Их положение зависело от того, кому они подчинялись, в каком городе жили и как давно владели чином.
— Постой-ка, из рода Златова? Светлана не мачеха ли тебе? А отцом будет Афанасий? — воскликнула Дуня.
Новик расцвёл, и она больше не сомневалась, что это сын Афанасия: у них обоих одинаковая обаятельнейшая улыбка.
Кошкина скосила глаза на просиявшую Дуню и многозначительно кашлянула. Боярышня вопросительно посмотрела на неё и вдруг прыснула, догадавшись, что беспокоит покровительницу. Слегка качнув головой, отрицая влюбленность, она уставилась на Матвея Соловья.
