— Согласна, — княгиня улыбается, довольная. — А вторая картина…
— Бабушка, вот ты где! — заявляется на пороге кабинки знакомая шатенка в черном обтягивающем платье. — А почему не дождалась меня в галерее? Я встречала Рупра и Конеева. Они хотели познакомиться с то…
Шатенка замирает, выпучив карие глаза.
— Вы?!
Я приветливо улыбаюсь:
— Я, Ваше Сиятельство. — Сомнений нет, передо мной дочь Тверского князя.
Не забываю и подняться с места, чтобы не обвинили в неучтивости.
— Вы что, меня преследуете? — недовольно спрашивает княжна, скрестив руки на внушительной груди. От настолько грубой реплики Людмила сокрушенно вздыхает и смотрит на меня извиняющимся взглядом.
— Неужели я давал повод гнусно подумать о себе? — тоже грустно вздыхаю, от чего княжна зло сверкает глазками.
— О-о, так вы знакомы? — спрашивает княгиня, поведя головой на звуки голосов.
— Да, — фыркает шатенка.
— Нет, — возражаю я и, на удивленное выражение лица Галины Константиновны, поясняю. — Я имел честь представиться перед Ее Сиятельством, она же не сочла нужным ответить тем же.
— Это правда, Фиса? — мгновенно суровеет княгиня.
— Бабушка, он заслужил, — заявляет княжна, нисколько не сомневаясь в своей правоте.
— Твоего бескультурья? И чем же?
— Эм…Он заявил, что написал тридцать тысяч картин.
Тишина. Это она зря, конечно. Лучше бы сказала, что просто не успела и побежала за своими художниками.
— Анфиса, представься перед молодым человеком как подобает княжне. — Совсем не ласковым тоном говорит княгиня.
Княжна морщит нежное лицо, пользуясь тем, что бабушка незрячая.
— Анфиса Аркадьевна Волконская, — безрадостно сообщает она, видимо, мне.
— Очень рад знакомству, Ваше Сиятельство, — дарю вежливую улыбку, чем вызываю зубовный скрежет в ее розовом ротике.
— Садись, внучка, — разрешает княгиня. Вслед за княжной, я тоже занимаю свое место. — Фиса, молодой Беркутов сегодня оценил твою картину.
— Которую? — ох, ну злой же взгляд.
— Которая «Березовая опушка». Очень интересно оценил. Он считает, что твоим работам не хватает терпения и опыта.
— И почему я не удивлена? — Еще немного, и у княжны из ноздрей брызнет пар. Будет настоящая дракониха. — Молодой человек, вы ведь школьник?
— Верно, средняя школа, последний класс, — киваю.
— Ага. Очень интересно, младше меня минимум на год, а учите писать картины? — ее звонкий голосок сочится ядом.
— Ни в коей мере. Просто высказал свою точку зрения, — пожимаю плечами.
— Значит, вы знаток живописи? — продолжает наседать красивая «мегера». Ее голая точеная шея напрягается.
— Я плохо осведомлен об истории любого искусства, — делаю чистосердечное признание. — Не знаю ни известных художников, ни их работ.
Людмила пораженно округляет глазки. Княгиня Галина улыбается крепкими белыми зубами. Для этой старушки я настоящий аттракцион, и она развлекается, как может, подогревая задор внучки.
— О, конечно! — Анфиса язвительно поднимает русую бровь. — Понимаю. Тридцать тысяч картин требуют всего вашего времени. Некогда даже насладиться Перовым, Делакруа или Брюлловым. Печальная жизнь.
— Не такая уж. Ведь есть время насладиться беседой с вами, — я держусь вежливого тона. Тем более, что он очень забавно злит княжну.
Людмила ловит каждое мое слово, остроумие, хладнокровие, равнодушные ответы. Всё это цепляет барышню.
Старушка молча пьет чай, Клава салфеткой вытирает своей госпоже подбородок.
— А сами вы пишите, надо думать, лучше меня? — Анфиса совершает новый нападок.
— Я лишь знаю, что умею держать кисть.
— Что ж, тогда вызываю вас на дуэль. Согласны посоревноваться со мной в живописи?
«И почему ее так это волнует? — отпиваю я чай. — На один только магнетизм не похоже».
— Боюсь, не люблю тратить время на бесприбыльные забавы.
— Отлично, я вам заплачу, — усмехается Анфиса. — Сколько просите?
— Вы сами решите, — пожимаю плечами. — Если я выиграю, решите и заплатите за картину.
— Хм, договорились. Осталось найти судью.
— Вы же им и будете, — киваю на княжну.
— Так сильно доверяете сопернику? — хлопает она ресницами, забыв о всяком сарказме.
— Полагаюсь на ваш взгляд художника, — смотрю ей прямо в глаза.
— Эмм…хорошо, — сдерживает она стеснение от моего взгляда. — Будем писать рассвет в это воскресенье, адрес — Чайковского, пятнадцать. Там бизнес-центр, администраторы на ресепшне вас проводят.
— Я буду.
Резко завывают сирены охранной сигнализации. Режущий уши звук поднимается со второго этажа. Девушки испуганно переглядываются.
Глава 11 — Картинный и сердечный воры
Под вой сирен мы все вместе спешим обратно в галерею. Спуск на этаж ниже занимает какое-то время: княгиня незрячая, да и я играю роль прихрамывающего подростка. Внизу уже смолкает сигнализация.
У дверей галереи пять безопасников никого не выпускают. Посетители выставки в стороне громко выражают недовольство, что их заперли.
— Что происходит? — требовательно спрашивает Галина Константиновна.
Полуседой мужчина со взглядом бывалого воина кланяется княгине:
— Ваше Сиятельство, докладываю. Неизвестные украли два полотна — «Утро в лесу» и «Тройка». Оба куплены вами. Сейчас обыскиваем посетителей. Возможно, вор все еще в галерее.
— Возможно? А если картины уже вынесли? — хмурится княгиня.
— Входные двери ТРЦ заперли, едва обнаружилась пропажа, — отвечает безопасник. — Охрана центра тоже обыскивает этажи. На всё про всё у них меньше часа. Больше городская управа не позволит держать посетителей центра взаперти.
— Повезло, что торговый центр принадлежит нам, бабушка, — замечает Анфиса. — Иначе бы мы не смогли его закрыть.
Вообще, да. Хоть Тверское княжество и является вотчиной Волконских, они не вправе нарушать организационный порядок в городе и прилегающих землях. За тем, чтобы главы Домов не устраивали феодальный беспредел, зорко следят имперские надзорные службы. Поэтому князь не может по прихоти, например, выключить все светофоры в Твери. Или выдумать какой-нибудь региональный «налог на воздух». Другое дело — закрепленная частная собственность. В отношении своего имущества права у князя более широкие.
Меня же настораживает ситуация в целом.
— Как вы вообще упустили вора? — спрашиваю безопасника. — Едва сработала сигнализация, охрана должна была его задержать.
Мужчина хмурится, оглядывая мое юное лицо. Но отвечает, ведь я не абы кто, а знакомый княгини:
— Сигнализация сработала не в галерее, а в магазине на другом конце этажа. Это отвлекающий маневр грабителей. Они разбили витрину обувного бутика, чтобы поднять шум. Так что…
— Не понял, — я резко поднимаю ладонь. — А где же ваша охранная сигнализация?
— Ее нет, — безопасник подтверждает мою невеселую догадку. — Выставку решили провести спонтанно, мы не успели провести монтаж охранной системы.
Я поворачиваюсь к ближайшей картине и снимаю со стены пейзаж сеновала. Ничего. Ни воя сирен, ни шума в рации, которую держит в руке безопасник. На обратной стороне багета, как и на обоях возле крепления картины отсутствуют любые датчики.
Ну и болотопсовские дебилы! Что еще сказать? Надо же додуматься — повесить без сигнализации полотна стоимостью сотни тысяч рублей. Будь безопанисики моими легионерами, сослал бы их на гауптвахту на полгода. Либо вообще в штрафбат болотопсов собой кормить.
Вешаю «Сеновал» обратно.
— Что с камерами на входе галереи? — разворачиваюсь к безопаснику. — Я видел минимум три. Они принадлежат ТРЦ?
Как-то само собой выходит, что я веду расспросы вместо княгини. Вообще понятно, ведь другого мужчины здесь нет. Вот и стервозная Анфиса помалкивает, гуляя растерянным взглядом по галерее. Даже на меня смотрит без злости, а смиренно, как овечка. Женское воспитание боярской России не позволяет ей проявлять гонор, пока мужчины решают серьезные дела. Интуицией понимает — не время для девичьих капризов. Главное, говорить уверенно и бойко, словно каждый день находишь произведения искусства, стащенные из частных коллекций.
