Мы выскочили за дверь и ретировались до того, как суровая дама со шприцем снова обратит на нас внимание.
— Куда вы меня тащите? — спросил я, вежливо высвобождая свой рукав из цепких пальцев Феликса.
— К Костику, — ответил он. — Вы говорите, что знаете эту женщину. Надо внести данные в историю болезни и сообщить родственникам.
— А, конечно! — сказал я и ускорил шаг. — А где ее нашли, кстати?
— Колотилась к кому-то в дом, — махнул рукой Феликс, видимо, показывая, в каком направлении этот самый дом был. — Кричала, что она тут хозяйка, чтобы немедленно открывали. Хозяева вызвали милицию, те сначала в вытрезвитель ее привезли, а оттуда уже — сюда.
С Константином Семеновичем мы столкнулись в дверях его кабинета. Поверх невзрачного серого костюма наброшен белый халат, руки держит навесу. Мокрые.
— Иван? Надо же, какая неожиданность... — пробормотал он.
— Добрый день, Константин Семенович, — бодро поздоровался я.
— Костик, наш Иван знаком с твоей английской королевой, оказывается! — воскликнул Феликс, входя вслед за Константином Семеновичем в его кабинет.
— Английской королевой? — нахмурился я.
— Ну этой, Елилаветой же! — Феликс опустился на обтянутую кожей кушетку. — Ее так в вытрезвителе прозвали. Она там всех крыла матом и называла быдлом необразованным. Как ее на самом деле зовут?
— Наталья Ивановна Колокольникова, — сказал я, секунду помявшись. Не знаю, почему я сомневался. Опасался эффекта бабочки? Мол, вдруг мои родственники раньше времени заберут бабушку из больницы, она останется в живых, потом десятилетний я не попадет на похороны, не получит какую-то порцию жизненно-важных впечатлений, не станет журналистом и не погибнет на заброшенном заводе в конце две тысячи двадцать второго года. И вместо меня на этом стуле очнется ничего не понимающий настоящий Иван Мельников. И умрет на месте от телесных повреждений, не совместимых с жизнью, потому что вообще-то он с девятого этажа месяц назад упал. Фу, блин, какой бред я сейчас думаю... Наверное, это место на меня навевает. Я тряхнул головой, отгоняя всю эту сложную конспирологию пополам с квантовой физикой уровня фильма «Назад в будущее» и взялся рассказывать все, что знаю про свою бабушку. Адрес, контакты родственников, место работы. Константин Семенович нацепил на нос квадратные очки и принялся записывать это все. Правда, не в личное дело, а просто в ежедневник.
По ходу дела я осматривался в его кабинете. Здесь было... уютно. Единственное, что напоминало о том, что он все-таки в медицинском учреждении, это была та самая кушетка, на которой сидел Феликс. В остальном это больше всего было похоже на дачный кабинет писателя. Деревянный книжный шкаф со стеклянными дверцами, письменный стол такой... массивный. Такой даже наверное подходил бы под определение «антиквариат», если бы не простота исполнения.
— А как вы познакомились, говорите? — подняв лицо от своего ежедневника спросил Константин Семенович.
— Я в больнице лежал, а она там санитаркой работала, — рассеянно ответил я. Хм. Она колотилась в какой-то дом и говорила, что она хозяйка... А что если пообщаться с теми, кто там живет? — Слушайте, а кто живет в том доме, куда она пыталась вломиться?
— Что? — встрепенулся главврач. И стал похож на встревоженного воробушка.
— Феликс Борисович сказал, что ее забрали в вытрезвитель от какого-то дома, — сказал я.
— А, — Константин Семенович стянул с носа очки и аккуратно положил их в одну из ячеек настольного прибора. — Да, это Копыловы милицию вызвали. С Правобережной.
Вырваться от приятелей-психиатров под надуманным предлогом забежать к дальним родственникам, мне удалось минут через тридцать. Когда задумчивый Петя выпустил меня из-за решетки, я испытал нешуточное такое облегчение. Будто до конца не верил, что меня вот так просто отпустят. Вроде как, ждал, что меня привяжут к неудобной железной койке в соседней палате от моей бабушки. И буду я тоже пытаться качать права и требовать, чтобы меня отпустили.
Я вышел на крыльцо, вдохнул холодный воздух и торопливо запахнул пальто. Внутри было даже жарковато, поэтому казалось, что снаружи тоже должно быть тепло. Но за время, которое я провел в психлечебнице, на улице успело похолодать. И теперь снег под ногами хрустко скрипел, а дыхание моментально оседало на ресницах и волосах кристалликами инея.
Фух. Правобережная, значит. Это мне надо вернуться на ту сторону дамбы и пройти вдоль пруда. Номер дома я выпытывать не стал. Закорск — это не Москва. И даже не Нижний Новгород, в смысле Горький. Да что там, даже не Новокиневск, который до миллиона даже в лучшие свои годы не дотягивал. По большому счету, Закорск — это всего лишь слегка разросшаяся деревня. Значит адрес Копыловых я могу спокойно узнать и прямо на месте.
Кстати, насчет родни в Закорске я не особенно-то и наврал. Здесь действительно жили какие-то наши дальние родственники. У меня даже были какие-то смутные воспоминания о визите к ним. Мы с отцом летом восемьдесят первого были в Закорске на какой-то ярмарке или что-то вроде и заходили к какой-то троюродной бабушке. Помню, что там были шторы во всех дверях между комнатам. И кровати с грудой подушек, стоящих друг на друге, а сверху на эти пышные горы еще и кружевная накидочка была наброшена. Полосатые дорожки и круглые коврики. И дом еще был какой-то запутанный, будто его достраивали-перестраивали.
Но мы недолго там были. Отец как-то торопливо свернул беседу, и мы пошли в пивной бар рядом с дамбой. Выглядел он как гигантская бочка. Мне в детстве она казалась совершенно циклопической. На взрослый взгляд она, конечно же, была ничего такого особенного. Вон она торчит на берегу, заваленная снегом. Похоже, этот бар не круглый год работает, а только летом.
В дом Копыловых мне ткнули пацаны, таскавшие ведрами воду на снежную горку. Ее явно уже заливали раньше, но, видимо, парням захотелось подновить скользящую поверхность.
Я остановился у калитки в заборе из посеревших досок. Адрес был написан зеленой краской. И не как попало, а явно кто-то старался. Буквы с завитушками, вокруг — листики-цветочки. Улица Правобережная, дом 12. И как у нас принято входить в деревенские дома? Никакой тебе кнопочки домофона или колокольчика...
Тут из-за забора раздался басовитый лай. Доски задрожали от удара могучими лапами, и над калиткой показалась мохнатая рыже-белая голова размером с автобус, не меньше. Ну да, точно. Дверной звонок и сигнализация в одной меховой упаковке.
— Сейчас, подождите, я Жучу привяжу! — раздался из за забора женский голос, а потом протестующее ворчание Жучи. Калитка скрипнула и распахнулась. Я открыл рот, собираясь рассказать хозяйке жизнерадостную историю про исследования родного края и семей, его населяющих. Но девушка в наброшенном на цветной фланелевый халат здоровенном тулупе вдруг приоткрыла удивленно рот.
— Иван?! — спросила она и похлопала светлыми пушистыми ресницами.
Глава четырнадцатая. Дело-то житейское
Никаких проблесков того, кто она такая. Или все-таки...
Сначала она мне показалась старше. Наверное, из-за серьезного и недовольного выражения лица, которое любую девушку превращает в тетку. Но когда она меня узнала, суровая складка между бровей разгладилась, и стало понятно, что девушке от силы лет двадцать. Или около того.
Вот только кто она? Она вообще рада меня видеть, или сейчас кинется глаза выцарапывать? Какая-нибудь дальняя родственница? Или просто знакомая? Или...
— Не стой на улице как дурак! — быстро проговорила она, схватила меня за руку и затащила во двор. Калитка захлопнулась, лязгнул засов.
Я снова открыл рот, чтобы хоть что-то сказать, но девушка поступила совершенно неожиданно. Она бросилась мне на шею и впилась в губы долгим поцелуем.
А, вот, значит, как мы знакомы... Ну это сильно упрощает дело... Я запустил руки под тяжелый тулуп и крепко сжал ее талию. Притянул к себе. С минуту мы страстно целовались, потом она отпрянула, толкнула меня обеими ладошками в грудь и снова схватила за руку.
