Так что Михаил планировал создать сеть мощных агрохолдингов и для первого из них, его люди уже присматривали бесхозные поля, может с возможностью аренды в случае если у владельцев нет возможности ее обработать. Он хотел, пока все тихо, воспользоваться своими тягачами и танкам на основе тракторных двигателей, чтобы вспахать огромные площади и засадить их всем необходимым. Но тут как получится.
«Лишь бы только никто не помешал», — подумал он.
А помешать могли. Армия из поляков под командованием генерала Довбор-Мусницкого и чехословаков генерала Яна Сыровый, все еще стояла под Винницей, постепенно наращивая численность, но атаковать все же пока не спешила. Причин тому хватало. Сначала собственная численность из-за того, что сербы отказались участвовать в затее, оказалась недостаточна. Поляков насчитывалось чуть больше десяти тысяч, хотя количество чехословаков перевалило за сорок. Опять же внутренние дрязги, Довбор-Мусницкий так же не горел желанием воевать. Потом ждали, что РОД по прибытии в Россию начнет разваливаться, как прочие русские армии и как только развалится атаковать остатки, но не развалилась. И РОД хоть и был почти вдвое меньше числом, но зато технически превосходил поляков и чехословаков. А значит потери в лобовом столкновении прогнозировались запредельные.
«Но теперь с ними большевики могут договориться против общего врага… — вздохнул полковник. — Могут самого Дзержинского против меня кинуть. Дескать поляк с поляками завсегда договорится».
Что до крестьянских организаций, то они пока не сказали ни «да», ни «нет». Пошли между собой обсуждать. Это надолго.
Остались левые эсеры и меньшевики.
Касательно левых эсеров, тут Михаил надеялся на Муравьева, что он перетянет их на сторону СДПР в плане активного сотрудничества. Компроматом лишний раз трясти не хотелось, разве что намекнуть… но они и сами в курсе, кто их финансировал. Климов им через Михаила Артемьевича передал предложения по разделу мест в правительстве, минимум половина «портфелей», но без «силовых» и «внешних связей».
— Кстати про Муравьева… надо его куда-то убирать и срочно.
Несмотря на его покаяние, он и его люди оставался раздражающим одесситов фактором, как говорится, ложечки нашлись, а осадок остался и этот «осадок» частично оседал на Климова, пятная его. И если слухи о том, что он антисемит и что-то наговорил в этом плане во Франции солдатам, еще можно нивелировать дав поясняющие статьи в газетах и просто поговорив с заинтересованными людьми, то Муравьев вот он, на виду, как бельмо на глазу.
«А пошлю-ка я его к Котовскому… — подумал Михаил Антонович. — Пора уже мамалыжников хорошенько прессануть, благо за время их деятельности в Бессарабии вскрылись все коллаборационисты и вот их всех вместе с румынами выбить за Прут, а может даже и за Сирет… будет еще одна губерния со столицей в Яссах и пообещаю Муравьеву губернаторский пост в новом регионе, тем самым удовлетворю его жажду власти».
— Тем более что оттуда ушел полковник Дроздовский, на всю голову ушибленный монархист, со своей бригадой… скорее офицерским полком, что неизвестно как себя повел бы в случае наступления сил РОДа. Могли ведь антантовцы на него надавить… да собственно и давить бы не пришлось — с радостью согласился. Союзники ведь! А там и поляки… но они в любом случае вмешаются.
В его голове начал постепенно разворачиваться масштабный план.
Не разобравшись с поляками и чехословаками, что нависают над ним дамокловым мечом, вести какие-то активные действия здесь на юге нельзя, ведь придется дробить силы для быстроты и широты охвата.
— Заодно пообещаю землю в новой губернии солдатам РОДа, тем самым успокою их мятущиеся души.
До полковника конечно же доходило недовольство части оставшихся солдат, что дескать пока они сражаются, лучшую землю разбирают без них, а это подрывало дисциплину и вообще разлагающе действовало на людей. И тут такой шикарный вариант.
Вариант выглядел хорошо еще и с той стороны, что дошли невнятные пока слухи о том, что король Румынии хочет переметнуться на сторону Германии.
— Вот, заодно еще уточнит этот момент…
Составив черновой план, Климов повеселел.
— С сербами нужно еще что-то делать… надо их тоже убрать куда подальше, чтобы поляки себя увереннее чувствовали.
Михаилу подумалось, что вполне возможно, что наличие сербов, так же сдерживало поляков и чехословаков. Дескать, а вдруг впишутся за русских? Тем более что в Одессе вписались за РОД. А где один раз, там и второй.
При этом отдавать их англичанам Климов не хотел. Но идея, что им предложить, забрезжила, слабенько так, неуверенно.
17
(текст от Sturmflieger)
От встречи с меньшевиками Климов изначально многого не ждал. Если у эсеров, что правых что левых, в случае чего не заржавеет и бомбу кинуть, не говоря уж о таких отморозках как анархисты, то меньшевики всё больше мастера насчёт потрепаться, а решительных поступков в политике от них ждать трудно, вспомнить хоть их французского коллегу Леона Блюма.
В данный момент единства среди меньшевиков в Одессе не было, впрочем, как и по всей России. Да и вообще у них с этим всегда было плоховато. Это Михаил узнал от Елены, которая по факту возглавляла в корпусе что-то вроде политотдела, в который привлекла нескольких русских эмигрантов-социалистов прибившихся к РОД в Швейцарии и Италии. Вместе они мониторили прессу, изучая политическую ситуацию в России и вокруг неё, после чего выжимку девушка передавала полковнику со своими пояснениями.
В настоящее время большинство меньшевиков (как бы смешно это ни звучало), было объединено в Российскую Социал-Демократическую Рабочую Партию (объединённую) — вообще-то, партия меньшевиков никогда себя меньшевиками не называла, да и до окончательного разрыва с большевиками в 1912 году их было больше чем сторонников Ленина, как и потом, до самого 1917 года.
Партия эта делилась на два крыла, действовавших довольно самостоятельно. Правое крыло, они же Меньшевики-Оборонцы, входившие в Временное правительство, выступали за верность союзникам и продолжение войны до победного конца. Во внутренней политике они были за коалиционную власть с участием буржуазных партий, особенно кадетов. Левое крыло, или же Меньшевики-Интернационалисты, требовали немедленного всеобщего мира без аннексий и контрибуций, а внутри страны — создание однородного коалиционного социалистического правительства, из всех социалистических партий, но без буржуев.
Тех и других объединяли враждебность к большевикам, отрицание диктатуры пролетариата, стремление восстановить разогнанное правительством Ленина Учредительное собрание, причём Оборонцы хотели заменить Учредилкой Советы, а Интернационалисты были согласны оставить Советы как органы представляющие интересы городских и сельских тружеников, хоть на некоторое время, пока в России не установится прочная демократия.
И те и другие не считали возможным в России строительство социализма, откладывая его на далёкое будущее, когда строго по Марксу, капиталистические отношения в стране достаточно разовьются. Оба крыла были за свержение власти большевиков, но Оборонцы допускали вооружённую борьбу и союз с умеренными белогвардейцами, а Интернационалисты были против всякого союза с «буржуазными реакционерами», и надеялись на мирные средства, вроде агитации и забастовок.
Кроме РСДРП(о) имелась и менее значительная партия меньшевиков, называвшаяся Организацией Объединённых Социал-Демократов Интернационалистов, в просторечии звавшихся Новожизненцами, по названию своей газеты «Новая Жизнь». Самым знаменитым из сторонников этой партии был пролетарский писатель Максим Горький.
Новожизненцы находились между меньшевиками и большевиками, критикуя и тех и других. Меньшевиков-Оборонцев они критиковали за провальную политику Временного Правительства, за сговор с буржуями, за поддержку империалистической войны, Меньшевиков-Интернационалистов (с которыми программа Новожизненцев имела много общего, в частности неверие в построение социализма в одной стране, отрицание вооружённой борьбы против большевиков, требование сильной парламентской власти, но без президента) — за нежелание порвать с Оборонцами, Большевиков — за отсутствие демократии, диктатуру пролетариата, разгон Учредилки. Всё это было довольно безобидно, и большевики их терпели (хотя и прижимали иногда, если Новожизненцы переходили установленные границы). Белогвардейцы были не так терпимы, бывали и расстрелы Новожизненцев, а уж об арестах, закрытии газет и партийных организаций, и говорить нечего.
