учиться. Ведь вся масса полученных знаний этого мира будет совершенно бесполезна в любом другом.
Оболом просто фиерический. Все равно, что научить человека летать. Но только в одной комнате одного конкретного дома, одного конкретного города, единственного во всем мире, просто потому, что там «так сошлись звезды».
В таком состоянии я полулежал-полусидел на своей койке, прислонившись к стенке в нашей с Колином комнате.
— Нашел свою «ошибку», которой уже всех замучил? — поинтересовался он, не отвлекаясь от своего компьютера.
— Нашёл, — не стал скрывать я. Но и объяснять в чем именно она заключалась, не стал.
— А грустишь тогда чего? Повода выносить людям мозг больше нет?
— Повод найти не проблема, — вздохнул я. — Желания нет.
— Значит в терфизе ты разочаровался, — утвердительно сказал он. — Чем займешься теперь?
— Взломаю «папаше» десяток банков и переведусь к металлургам. Потом к Аграриям, — подумав, ответил ему я.
— Интересно тебя кидает, — хмыкнул он
— Ты не понимаешь, — вздохнул я. — Я открыл одну из Тайн Вселенной, Колин. Но счастья это не добавило. Во многом знании много скорби…
— И что за Тайна? Если не секрет, — поинтересовался он.
— Что в параллельных мирах фундаментальные физические константы не совпадают. А значит та техника, что работает в одном мире, будет совершенно бесполезна в другом, — ответил я. Чего уж тут скрывать.
— Хорошо, что к информатике это не относится, — хмыкнул он. — В ней нет фундаментальных констант.
— Ошибаешься, — вздохнул я. — В моем мире, например, основная машинная логика — двоичная.
— И что? — не расстроился и не удивился Колин. — Систем счисления пригодных для построения машинной логики не так уж и много. Достаточно разобраться с двоичной, троичной, четверичной, максимум пятиричной логикой и в любом мире, где есть цифровая техника, ты будешь как дома.
— А как быть с аналоговой вычислительной техникой? Есть ведь и такое извращение.
— Не знаю, — пожал плечами он. — Не встречал. Но, думаю, там тоже вариативность логики не большая.
Я задумался. Такие простые вещи, явные и даже очевидные, а так трудно до них дойти самостоятельно. Забавно. Но мотивирует!
— Тогда засучиваем рукава, — отлип я от стены. — И беремся для начала за троичную логику!
* * *
— Я смотрю, Пещерный Человек превращается в Компьютерного Червя, — во время обеда в кафетерии главного корпуса сказала мне Кларцена. Прошло уже два с половиной месяца, как мы прилетели на Незис. Как-то так получилось, что сегодня она была без своих подружек и обедала в моей компании. И должен сказать, что замечание ее было более, чем справедливо: уйдя с головой в Информатику, я все больше и больше начинал напоминать своего соседа по комнате. Пусть здоровье мое и телосложение пострадать не могли концептуально, но уделять своему внешнему виду, я стал заметно меньше внимания: волосы отросли и были в «творческом» беспорядке, легкие рубашки, расстегнутые на пару верхних пуговиц, сменил мешковатый свитер с горлом, так как работать приходилось часто с кластером, а там температура поддерживалась комфортная для кластера, а не для оператора, брюкам на смену пришли джинсы, у которых уже начали вытягиваться коленки, мокасины и туфли уступили место кроссовкам. До типичного «хики» не хватало только мешков под глазами и каких-нибудь очков в оправе понелепей, но уж тут, чего нет, того нет. Мешков под моими глазами быть просто не может, а очки в этом веке не носит никто.
— Ты права, — вздохнул я сокрушенно. — Все тлетворное влияние феменизма. Еще немного и я уже перестану открывать перед дамой дверь, пододвигать ей стул, потом начну трусливо прятаться за ее спину в случае нападения хулиганов, ну а после останется всего шаг до полной феминизации — ударить девушку, точнее позорно вцепиться ей в волосы и повизгивая от переполняющего восторга от полного равенства полов, начать выцарапывать ей глаза накрашенными ногтями… Ну и как апогей, отрезать себе член и начать писать сидя.
— А зачем он тебе, если ты им все равно не пользуешься? — хихикнула она. — За два с половиной месяца здесь, еще ни разу ни с кем не перепихнулся.
— Ну, куда уж мне до тебя: пол-общаги за первый же месяц. Это здоровье надо иметь железное. Как ты еще силы на учебу-то находишь? А, нет, стой! Тебе ведь это слово ни о чем не говорит, прости пожалуйста, нет-нет не напрягай напрасно свой мозг, от этого морщинки появляются!
— Эй! Попрошу без оскорблений! — возмутилась она. — Я не дура и не «блондинка»! Просто информатика эта вся мне совершенно не интересна. Напомню — меня сюда засунул папаша! Так пусть он и переживает за то, чтобы меня не выгнали!
— А самой-то тебе что интересно? — заинтересовался я.
— Я хочу заниматься семейным бизнесом, — вздохнула она. Я от удивления открыл рот и распахнул глаза.
— Вот это откровения! Ты хочешь быть мафиози?
— Я хочу быть Боссом! — заявила она. — Но этот сэксист ни за что не уступит мне свое место. Он, скорее тебя приемником назовет, чем хотя бы подумает о моей кандидатуре.
— Вот уж точно не предел моих мечтаний! — возмутился я. — Пять боев провел? Провел. Банк хакнул, обеспечив его быстрый рейдерский захват? Хакнул! И даже не один. Я ему целый канал поставки организовал, сбросив в его жадные ручки четыре транспортных компании на основной артерии грузопотока из Диких Территорий в Метрополию! За помощь, я сполна рассчитался! Больше ничего ему не должен!
— Так он и не требует С ТЕБЯ, он хочет ДАТЬ ТЕБЕ! Улавливаешь разницу?
— Напомнить тебе, кто я? — мой прищур стал неприятным.
— «Попаданец», Гениальный студент, — пожала плечами она.
— Вот именно: попаданец! И однажды я исчезну также внезапно, как появился. Мне не нужна его организация. Мне не нужна власть. Это лишняя обуза на моем бесконечном пути.
— Говоришь, как старик: путь, бесконечность, обуза…
— Ты даже не подозреваешь, насколько права, — улыбка моя стала хитрой. — И не права одновременно, — но следом за этими словами, она исчезла совсем. Я стал серьезен. — Власть не получают и не передают. Власть берут! Силой или хитростью, но берут собственной волей, а не ждут, чтобы кто-то отдал ее от щедрот или из милости. Если ты ее действительно хочешь, а не просто тешишь себя фантазиями, то возьмешь ее.
— А ты? Ты ведь уже ее взял. Люди отца слушают тебя, как его.
— Ты ошибаешься. Они слушаются, просто потому, что боятся. Они считают меня опасным психом. Во многом из-за того, что видели мои выступления на арене. Боятся, что я внезапно кинусь и покалечу их как своих противников. Быстро и жестоко. Нелогично и непонятно. Они считают, что я сижу на наркотиках. Точнее, что твой отец держит меня на наркотиках.
— Не понимаю, зачем вы устроили этот спектакль? Я видела записи нескольких твоих боев. Это же ужас просто! Ты там реально как слабоумный или обдолбанный!
— Это забавно, — улыбнулся я. — Ктому же… открывает путь к власти тебе. Во главе организации не должен стоять наркоман — это правило древнее, мудрое и незыблемое. Очень немногие в организации знают реальное положение вещей. Для большинства я выгляжу цепным псом. Злобным и безумным. Готовым рвать по слову «хозяина».
— А каково реальное положение вещей?
— Я использую твоего отца. Твой отец использует меня. Это продолжается только пока не наскучит мне. Когда это произойдет, я от него уйду. Такое вот положение вещей. И я ему совершенно честно и открыто об этом говорил и говорю. Не уверен, понимает ли он, что это не блеф и не шутки.
— Слишком серьезные речи. Не для такой прелестной головки, как моя! — жеманно улыбнулась Кларцена.
Я в недоумении оглянулся по сторонам. Но никого, приближающегося к нам не заметил. К чему тогда столь резкий обрыв разговора. — Приходи сегодня вечером на вечеринку в женское крыло? Надо ведь иногда и развеиваться, не только в учебе счастье.
— Ты ведь знаешь, Кларцена, что мне это не интересно, — вздохнул я. — Алкоголь, слишком громкая музыка, потасовки и разврат… Это не забавно, это противно.
— Опять говоришь, как старик, — надулась она. — Юность пролетает быстро, слишком быстро!
— Не для всех, Кларцена, — рассмеялся я. — Не для всех. Я не спешу никуда. У меня впереди Вечность. Мне не интересно заполнять Вечность пьяными вечеринками. Это не предел моих мечтаний.
— Ты второй раз за разговор упоминаешь этот предел. Каков он?
— Полюбить. Понастоящему. И быть только с той, кого полюблю. Я хочу быть верным ей полностью. И до встречи и после.
— Странные какие-то мечты. Как это быть верным до встречи? А как ты тогда сможешь ее встретить? Узнать, сблизиться?
— Узнаю. Достаточно будет взглянуть в глаза, — с железобетонной уверенностью в голосе
