Ознакомительная версия.
– Погоди, – Шмелёв налил себе водки и выпил, не закусывая, отмахнувшись от заботливо поднесенного русалкой огурчика. – Теперь то же самое, но по буквам. Можно на пальцах, как самому тупому.
– Хм, – ангел стряхнул с сигары длинный столбик пепла. – Ты создал параллельный мир, понятно? Не беспокойся, он отнюдь не первый и не последний, так что основы мироздания, так сказать, не потрясены. Хотя начальство и было несколько недовольно. Вулканы не взрывались? А какие-нибыдь астероиды не падали?
– Вроде нет.
– Тогда все в порядке – учтено, взвешено и далее по тексту… Работай, Николай Васильевич, в твои дела никто не будет вмешиваться. Но и ответственность, сам понимаешь… Кто заварил кашу, тому и расхлебывать. Могу только обрадовать – основной противник тоже лишен возможности воздействовать на ситуацию непосредственно.
– Какой еще противник? – удивился Шмелёв.
– Говорю же – основной.
– Черти?
– Ай, не смеши. И не смешивай порядочного росского черта, который и к нечисти-то не относится, с врагом главным. А враг силен, коварен и опасен. Сам еще увидишь. И не радуйся – он найдет много способов навредить косвенно, чужими руками. Доказательства нужны? – Ангел вытащил из-за пазухи сложенную в несколько раз карту и расстелил на столе. – Вот, смотри.
Синие стрелки, нацеленные на Татинец и Славель, смотрелись зловеще и неотвратимо. Даже ничего не понимающая в географии с топографией русалка охнула и крепко сжала руку князя – зловещие символы подействовали и на нее. У кота, к которому во время процедуры инициации речи перешло большинство знаний Змея Горыныча, шерсть встала дыбом и округлились глаза.
– Это пипец, – пробормотал Базека и машинально схватился за бутылку. – И все на наш редут.
– А кто говорил, что будет легко? – Израил Родионович достал откуда-то из бездонных карманов красный карандаш и ткнул в карту немного южнее города. – Летом Орда будет здесь.
– Когда точно, неизвестно? – Голос Шмелёва был сух и деловит.
– Тебе по полочкам разложить? Дебил, что ли? – удивился ангел. – Самому головой подумать не судьба?
– Не груби князю! – Русалка подскочила, красивая и рассерженная одновременно. – Ой, извини, Израил Родионович.
– Да чего там, – усмехнулся Изя, – дело житейское. Вот смотри, Василич, кочевники будут наступать двумя малыми ордами. Одна прямо на тебя через Булгарское ханство, а вторая пройдет южнее, отрезая Татинец и Славель от низовских княжеств. После твоего падения, да не зыркай так, я теоретически, да… После твоего падения планируют встретиться у Владиславля, чтобы потом опять разойтись. Глорхи-багатур, командующий северной ордынкой, вернется назад, на зачистку местности, а сам Пету-хан возглавит поход на запад, к последнему морю.
– Я и говорю – пипец, – повторил Базека.
– Как бы не хрен, – возразил князь, к которому, воспользовавшись трагичностью момента, забралась на колени русалка. Николай неосознанно поглаживал Яну по спине, но мысль не потерял. – У нас есть чем встретить незваных гостей.
– Мало, – упорствовал кот. – Огнестрельное оружие против Орды? Не смеши – тысяч пять завалишь в первые полчаса, а остальные из тебя бефстроганов сделают.
– Я бессмертен, не забывай.
– Не стал бы на это сильно рассчитывать, – хмыкнул ангел. – Убить не убьют, но разве мало других способов избавиться от бессмертного? Могут в бетон целиком закатать или стаю вампиров приставить на веки вечные, служил бы им бесплатной столовой.
У русалки недобро блеснули зеленые глаза, а зрачки в них вдруг стали вертикальными:
– Я сама любого кровососа живьем сожру вместе с потрохами.
– Яна, не груби гостю, – Шмелёв приобнял боевую подругу за плечи и пересадил на лавку. – Я верю в твои чувства. Но не стоит проявлять их слишком бурно. Не здесь и не сейчас.
– Ночью?
– Тьфу ты…
– Не беспокойтесь, Яночка, – заверил Израил Родионович. – У вас еще будет с кем повоевать. Ведь после разделения наших миров большая часть всякой гадости досталась вам. Нечисти, я имею в виду. И сдаваться без боя она не собирается.
– Я заметил, – согласился Шмелёв. – А наступающие на нас кочевники, кто они?
– Пока еще люди, но направляет их именно нечисть. Да так бывает везде и всегда.
– Понятно… А вот скажи мне, Израил Родионович, смогу ли я теперь в свой мир вернуться?
Ангел ненадолго задумался, а русалка затаила дыхание, со страхом ожидая ответ.
– Домой? Да, пожалуй… Пошли!
– Что, прямо сейчас?
– Ага.
– А как же… – Николай не договорил. – Но летом же…
– Вот именно! Так что неси свою ношу и не пищи. Ну что, выпьем на посошок? – Повинуясь взгляду ангела, со стола поднялись стаканы и застыли в воздухе. – За нас, за попаданцев! И пусть Спящие проснутся!
– Кто? – не понял Шмелёв.
– Да ты и сам знаешь, – туманно пояснил Израил. Потом чокнулся со всеми, включая ученого кота, выпил одним глотком и, превратившись в луч света, исчез в синем небе прямо сквозь оконное стекло.
Коля долго смотрел ему вслед. Но вот, наконец, повернулся к Яне и тихо прошептал:
– Странный тост. Но знакомый.
В начале лета в Татинец стали стягиваться войска. Он так и остался столицей объединенного княжества, хотя Юрий Всеволодович и приглашал Шмелёва переехать в Славель, располагавшийся совсем чуть-чуть, но подальше от границы. Николай отказался – в новом городе вольготнее дышится. А старому-то на тридцать лет больше.
Народ на стенах и у ворот, одетый нарядно по случаю внеурочного праздника, встречал прибывающих воинов цветами, хлебом-солью да едкими, порой переходящими всякие приличия комментариями. Время еще не сгладило не самые приятные воспоминания о житье-бытье до переселения в Татинец, и то, что сопредельные княжества присылали малые дружины в общее войско, не делало их правителей лучше или добрее. Пополнение принимали деловитые домовые и без лишней суеты определяли на постой. Город впитывал людей, как губка.
Все это столпотворение не могло не радовать главного хлебного поставщика армии – бывшего франконского купца, бывшего Бертрана Куртуазье. Два раза бывшего потому, что ушлый негоциант еще пару лет назад принес присягу Николаю Шмелёву, предварительно перевезя из провинциальной Лютеции семью и немалый капитал. И вот новый русс Борис Кутузов, сверкая толстой золотой цепью поверх малинового кафтана, поучал старого компаньона с тех еще, франконских времен:
– И в первую голову, Рене, никому не говори своего имени.
– Это почему же? Разве здесь настолько не любят иноземцев?
– А за что их любить, скажи мне на милость? Знаешь, в мире существует весьма ограниченное количество любви, впрочем, и добра тоже. И растрачивая их на подозрительных чужих, что же оставишь своим?
– Но мое имя, что в нем не так?
– Дурак ты, Рене, и имя у тебя дурацкое. Обязательно смени, иначе никогда не станешь… хе-хе… будешь торговать объедками с нашего стола. И ради этого стоило покидать Лютецию?
– Ты говоришь, как настоящий русс, Бертран.
– Я он и есть. И зовут меня – Борис Кутузов, запомни это, друг Рене.
– Хорошо, но если становиться русским, то почему стесняться франконской фамилии? Ведь она уже будет не моя…
– Как хочешь… Только как будет звучать по-новому Рене Савиньяк? Вот, то-то и оно! Кто со Свиняком связываться станет?
– А если… а если взять девичью фамилию матери, а?
– Каюзак? Вроде бы ничего… Даже что-то героическое чувствуется. – Купец задумался, и на румяной физиономии появилась мечтательная улыбка. – Вот представь – входят наши войска как-нибудь в Лютецию…
– И в Авиньон.
– Да, и туда обязательно.
– А почему как-нибудь, Боря? Очень даже хорошо и красиво войдут.
– Точно! И мы с победоносным войском входим.
– Въезжаем.
– Согласен. На белых конях… все из себя героические… Кутузов и Казак на улицах поверженных городов… и поплевываем на скаку на всех графов.
– Даже на графов?
– На них в первую очередь. Заметил, Рома, что в Татинце нет ни одного графа? Да их тут и за людей не считают.
– Как, совсем?
– Отож!
– А бояре?
– Сравнил, – рассмеялся купец. – Боярское звание потом и кровью дается… Или великой ученостью, как моему другу коту Базилевсу.
– А мы…
– Ну, чисто теоретически… Но сначала нужно в Авиньон на белых конях.
– Понятно. А ты меня своему другу представишь?
– И в качестве кого? Чем думаешь заняться?
Рома Казак задумчиво почесал переносицу:
– Может, рыбным товаром?
Случайно услышавшие кусочек разговора прохожие вдруг оглянулись с невыразимой грустью и жалостью в глазах. Пробегающая мимо старушка даже остановилась, чтобы перекрестить говоривших, трижды сплюнула через левое плечо и засеменила дальше, охая на каждом шагу и качая головой.
– Чего это они, Боря?
– Жалеют. Раков захотел покормить? Ну-ну, в путь-дорожку… Только у местных водяных на рыбу монополия, если знаешь такое слово. Утопят конкурента к чертям собачьим, и поминай как звали.
Ознакомительная версия.
