От первоначальных своих намерений идти прямиком на Москву южане, слава Богу, отказались – Москва с первых же дней восстания оказалась занята полками Нарышкина, а потому южанам волей-неволей пришлось переключить свое внимание на войска монархистов, что двинулись от западных границ на восток.
2-я армия, состояла из двух пехотных корпусов (16 пехотных и 8 егерских полков в составе четырех пехотных дивизий), девяти казачьих полков, одной драгунской дивизии, нескольких артиллерийских бригад и пионерных батальонов. Всего во 2-й армии числилось около 100 000 человек. 2-я армия была сравнительно небольшой на фоне размещенной в западных российских губерниях 1-й армии из пяти пехотных корпусов, не считая кавалерии и артиллерии.
Разрозненные восставшие подразделения 2А в один кулак пытался собрать начальник штаба 2-й армии генерал-майор Киселев. Пару лет назад, на дуэли им был убит командир бригады 2-й армии генерал-майор Мордвинов. Причина дуэли была в следующем. Командира входившего в эту бригаду Одесского полка во время дивизионного смотра за грубое обращение с офицерами и солдатами избил его собственный офицер. Киселев узнал, что это было сделано с одобрения Мордвинова, и он снял его с должности командира бригады, а тот вызвал Киселева на дуэль, так как счел поступок Киселева оскорблением. В результате, Мордвинов был убит.
Сам же Киселев личностью был довольно скользкой, с одной стороны он придерживался либеральных взглядов, но с другой стороны всегда был ловким царедворцем, находя общий язык с правительством. Но сейчас, после захвата Тульчина, похоже, Киселев просто был вынужден сделать окончательный и бесповоротный выбор в пользу революции. Но разбрасываться даже такими нестойкими кадрами было бы грех, тем более штаб Киселева находился под «присмотром» Пестеля, Орлова, Пущина, Юшневского и других более стойких в своих убеждениях и проверенных временем товарищей.
- Все свободны, господа министры! – шумно задвигались отодвигаемые стулья. – А вас, генерал Волконский, я попрошу остаться …
С Петром Михайловичем мы проследовали к дальнему углу, где притулился круглый шахматный столик. С этим генералом мне требовалось поговорить тет-а-тет, чтобы окончательно принять одно важное для всех нас решение.
Временному правительству, да что там темнить, прямо скажем, лично мне, Петр Михайлович был интересен, прежде всего, как основатель русского генерального штаба. Ему русская армия обязана учреждением училища колонновожатых, из которого и стал комплектоваться генеральный штаб. При личном общении Волконский меня не разочаровал, довериться ему полностью, конечно же, было нельзя, но, тем не менее, как минимум специалист из него был стоящий. В связи с этим, генерал от инфантерии после консультаций с Военным министром Боком на следующем заседании Правительства был утвержден в своей прежней должности - начальника Главного штаба.
Кстати, насчет Бока Тимофея Георгиевича – царского генерала, семь лет проведшего в заключении, в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, что я могу сказать? Только одно – при нашем личном общении, он меня ничуть не разочаровал. Тимофей Георгиевич сознательно пожертвовал своей карьерой, всей своею жизнью ради спасения страны!
В 1818 году он представил Александру "Записку", в которой с самоубийственной откровенностью и яростным мужеством сказал ему все, что он думал о самом императоре и самодержавии вообще. Его пером водили ясное сознание нетерпимости сложившегося в стране положения дел и отчаяние от невозможности немедленно эту ситуацию исправить.
Вот, например, что он писал: "Благородное поведение, которое так выгодно отличает первые годы царствования его величества, заставило наших сограждан забыть, что они имели дело с деспотической формой правления. Самое жестокое разочарование последовало за этой недолговечной иллюзией. Его величество использует освобождение крестьян только в качестве повода, чтобы подавить единственный класс, который до сих пор сопротивлялся проявлениям тирании. Сами крестьяне разоряются огромными повинностями и жадностью чиновников. Деревни систематически опустошаются рекрутскими наборами, необходимыми в силу огромной численности армии. Домашний покой и преуспеяние крестьян принесены в жертву голоду и прихотям солдата и возмутительному произволу. Чтобы не обесчестить его величество перед лицом всей Европы, мы не хотим касаться того, что происходит во вновь созданных военных поселениях. Мы видим с великой скорбью, что, вместо того чтобы увеличивать благосостояние человечества, мы только дали деспотизму еще один кинжал… Дворянство вынуждено указать его величеству, что его обязанности по отношению к подданным не основаны ни на праве наследования, ибо оно уничтожено явочным порядком, ни на постыдной церемонии присяги, — не только потому, что религия не может иметь целью служить гарантией всякого рода преступлениям, но и потому, что существуют вынужденные обязательства, нарушать которые столь же почетно, как позорно соблюдать их… Мы требуем созвать съезд всего русского дворянства как нераздельного целого, чтобы принять меры, которые поставили бы предел правительственным злоупотреблениям и обеспечили бы 40 миллионам людей такое положение, при котором им не угрожали бы всевозможные несчастья, коль скоро одному человеку не хватает благоразумия или добродетели".
"Записка" полковника Бока – умного, смелого и прозорливого человека была попыткой указать царю на установившиеся в стране торжества глупости и подлости. Тимофей Георгиевич прекрасно понимал, что делает, когда последовательно и сознательно оскорблял Александра: "Император любит предписывать то, что красиво звучит, то, благодаря чему он хочет быть хвалимым как христианин, законодатель, герой, освободитель, покровитель искусств и наук, создатель благополучия нации, наконец, как великий государь. Но когда дело доходит до осуществления этих красивых слов, начинаются поиски мундиров, созываются комитеты, в которых его величество ведет себя как хитрец. Потом ведение дела поручается льстецам, сводникам и авантюристам, так как люди чести и таланта могут затмить его величество. Если министр подл и ограничен, он может быть уверен в милостях монарха, но достаточно иметь характер и талант, чтобы быть удаленным от двора навсегда. В результате – креатуры Александра только увеличивают нелепости Павла, мы же находимся в состоянии полной анархии…
Почему император так страстно любит парады? Почему тот же человек, которого мы знали во время пребывания в армии в качестве незадачливого дипломата, превращается во время мира в ярого солдата, бросающего все дела, едва он услышит барабанный бой? Потому что парад есть торжество ничтожества и всякий воин, перед которым пришлось потупить взор в день сражения, становится манекеном на параде, в то время как император кажется божеством, которое одно только думает и управляет. Мы все видели влияние этой системы при Аустерлице…
С оружием в руках мы завоевали воздух, которым дышим. Он достался нам ценой нашей крови, наших принесенных в жертву братьев, наших сожженных городов и деревень. Мы не потерпим, однако, чтобы его величество, который всем вплоть до насущного хлеба обязан щедрости нации, обращался с этой нацией в целом так, как его отец пытался обращаться с отдельными лицами".
Чего же добивался гусарский полковник фон Бок – аристократ, богатый помещик, герой всех войн, которые вела Россия с 1806 по 1814-й, награжденный многими орденами и золотым оружием за храбрость, полковник в 25 лет, удостоившийся благоволения царя и глубокого уважения Барклая де Толли, своим отчаянным посланием? В первую нашу встречу, я прямо спросил у теперь уже генерала, на что получил от него такой же прямой и честный ответ. От человека, семь лет проведшего в одиночной камере, прожившему там, казалось, целую вторую жизнь, совершенно непохожую на его первую, прошлую, этот ответ для меня прозвучал как-то неожиданно. Он мне сказал « - Нет, Иван Михайлович, я вовсе не желал вызвать революцию, напротив, я хотел предотвратить ее».
