«Чем же питаются местные и для чего им тогда такая прорва магазинов?» — думал Гошка, устало перебирая ногами и стараясь не отставать от своего спутника. Гурий уверенно и целенаправленно дергал все двери подряд, пока на сто десятой не остановился и не признал поражение.
«Может, походим еще и по квартирам? — наудачу предложил он, — не может быть, что бы в целом городе не нашлось ни единой живой души!»
Его интонация говорила о полной несерьезности проекта, однако Гошка, повинуясь порыву, тут же направился к одному из подъездов и был схвачен за плечо сильной рукой господина Грошика.
«Не нужно, Гоша, — почти просительно проговорил он, — послушайтесь доброго совета, обойдемся обычными наблюдениями»
В предостережении прозаичный Волков увидел воззвание к элементарной вежливости и спорить не стал. До самой темноты они бесцельно бродили по пустым улицам, проводя те самые наблюдения, о которых говорил доктор. Наблюдать, собственно было нечего, аллейки казалось, были выполнены под копирку и сложно было сказать, шли они по следующей или все еще топтались на предыдущей.
Прогулки затянулись до темноты, которая обрушилась на город настолько стремительно и нежданно, что Гошка от внезапности момента присел на корточки и совершенно по-детски зажмурился. Гурий одним рывком привел попутчика в вертикальное положение и приказал немедленно убираться прочь. С виду тихий и скромный доктор сейчас выглядел откровенно озлобленным и не в меру требовательным, от чего Гошка, не допускающий к себе подобного отношения немало возмутился.
«Что это значит? — вызывающе произнес он, изо всех сил пытаясь быть резким, — что вы себе позволяете?»
«Сейчас вы все поймете сами, Гоша, — уже более сдержано отозвался Гурий, — уходим!»
Глава 3.
Они неслись по бессчетным тропинкам и подворотням, преследуя понятную одному лишь доктору невероятно важную цель. Возле одного из разноцветных домов Гурий притормозил, и совершенно спокойно, будто бы не он только что покорял пространства длиной в полгорода, глядя куда-то поверх Гошки, невнятно пробормотал непонятное: «Если не выйдет здесь, остается здание вокзала», после чего толкнул своего попутчика в какой-то подвал. Едва не скатившись по крутым ступенькам, Гошка пришел к выводу, что это не подвал в широком понимании, а просто обычная лестница, ведущая в полуподвальное помещение. От внешнего мира их отделял высокий бетонный бордюр и металлический навес. О том, в чем заключалась необходимость скрываться в этом неудобном месте, Гошка предпочел не спрашивать у серьезного доктора, пообещав себе выяснить обстоятельства эмпирическим путем. Некоторое время все вокруг было погружено в абсолютную непроглядную тьму, рожденную отсутствием привычных фонарей и освещенных окон, но очень скоро из вязкой темноты до Гошки донеслись непонятные звуки, природу которых он объяснить затруднялся. Больше всего звуки напоминали отрывистое шарканье босых ног. Почему именно босых, Волков для себя не определил, аналогия пришла спонтанно и доказательной базы не имела. Гошкино живое воображение мигом изобразило дикого чудовища, способного расправиться с любым за долю секунд. Однако вместо страшного монстра напротив подвала притормозил некто, имеющий пугающее сходство с обычным, среднестатистическим человеком. Фигура некоторое время топталась на одном месте, каждым своим жестом выражая напряженное ожидание, после чего, резко развернулась и зашагала прочь, исчезая из поля зрения. С виду это был обычный обыватель, вышедший покурить на ночь, и Гошка изо всех сил пытался понять, что опасного Гурий увидел в этом гражданине, и почему им приходиться прятаться столь глупым образом.
«Я сказал вам, что город необитаем, — снова заговорил Гурий, словно расслышал Гошкины сомнения, — однако это не совсем так. Днем город действительно большей частью пуст и ничего не говорит о его населенности и бурной общественной жизни, однако с наступлением темноты… Первую ночь пребывания здесь я решил провести в парке, тем более, что этот город имеет очень богатый выбор таких архитектурно-интерьерных сооружений. Я присел на одну из скамеек, но неожиданно за моей спиной послышались шаркающие шаги, немного напоминающие те, что слышали мы с вами совсем недавно. Я обернулся, приготовившись к новому знакомству и готовя приветственную фразу, однако вскоре передумал вообще открывать рот. В шаге от меня стояло нечто, не располагающее к беседам. Я смутно разглядел его чарующие черты, но одно мог сказать с уверенностью — это не было представителем человеческого вида. Я врач, Гоша, поэтому кое-что понимаю в человеческой анатомии и хорошо знаю, что для того, чтобы считаться представителем данной категории, необходимо как минимум иметь глаза, рот, нос, и другие приспособления, без которых не обойтись. Существо, стоящее рядом со мной ничего такого не имело, обходясь абсолютно ровным, монолитным, я бы сказал, «лицом». В самую первую минуту я подумал о некоем розыгрыше с использованием смешных масок или нечто подобного, однако, присмотревшись, я понял, что ни о каком розыгрыше речь не идет. Существо, не испытывая никакого дискомфорта от явного некомплекта, уверенно двинулось мимо, обходя скамейки и перепрыгивая невысокие насаждения. На меня оно не обратило внимания, чему я только порадовался. Проводив взглядом загадочную личность до самого переулка, в котором она скрылось с глаз, я стал убеждать себя в том, что просто ошибся в сумерках, что существо имеет неизвестный мне диагноз, и что опасаться нечего. Мои убеждения работали ровно до того момента, пока на аллейках не показались другие обладатели загадочного диагноза. В этот раз их было немного побольше, и они представляли собой некую группу праздных гуляк. О том, что они именно гуляют, я догадался по их неторопливой походке и негромким звукам, доносившимся неизвестно откуда, но отчетливо напомнившим мне дружескую беседу. Да, Гоша, они разговаривали, при чем даже вели друг с другом диалоги. Звуки, которые они использовали для общения, я бы сравнил с вывернутыми наизнанку словами.»
Гурий задумался над своей последней фразой, собираясь, видимо, продемонстрировать это неясное звучание своему собеседнику, пока Гошка приходил в себя от обилия информации, обрушившийся на его неокрепшие мозги. Гурий казался Гошке странным типом, таких в его интернате называли чокнутыми, правда, озвучивали при этом совсем другое слово. Волков готов был согласиться сейчас с очевидным определением, поскольку в сказки не верил, а к врачам относился настороженно во все времена. Тем временем Грошик наконец-то отыскал подходящие звуки для демонстрации и негромко пробормотал какую-то соловьиную трель, исполненную басом.
Гошка попятился от собеседника и, не удержавшись, тяжело грохнулся с лестницы, скатившись к самому низу. Больно ударившись о закрытую железную дверь подвала, везунчик поморщился и из вежливости отозвался на услышанную руладу.
«Вы ненормальный?» — прозвучала Гошкина реплика, заботливо очищенная от всякого рода нелитературных вкраплений.
«Увы, я совершенно нормальный, Гоша, — нисколько не обидевшись, тут же отреагировал Гурий, — знаете, на вторую ночь в этом городе я охотно принял бы на себя это почетное звание, насколько жутким мне стало казаться все, что я видел. Несмотря на то, что с наступлением дня все эти жуткие уродцы растворились, меня продолжало преследовать ощущение, что вот прямо за ближайшим углом я обнаружу гладкую яйцевидную маску, издающие непонятные звуки. Впрочем, непонятными они были для меня в первые несколько часов. Как только на землю рухнула очередная ночь, отвратительные животные стали вылезать на улицы, все еще игнорируя мое присутствие. Я вынужденно бродил среди них и с почти научным интересом присматривался к их внешности. В ней не было ничего особенного, все они были одеты так, как одеваются обычные люди — джинсы, куртки, футболки, большинство из местных имели довольно густые волосы, и со стороны они все действительно выглядели людьми. Но так казалось только со стороны. Из сотни встреченных мной обывателей не нашлось ни одного, кто имел бы стандартную внешность, включающую привычные детали. Те, кто шел мне навстречу или же обгонял меня в компании себе подобных, в большинстве случаев поддерживали негромкую беседу, состоящую все из тех же вывернутых звуков. Пристроившись за одной такой парочкой, я с суеверным ужасом слушал их диалоги и неожиданно понял, что один из собеседников требует от некоего господина вернуть ему причитающуюся сумму, вложенную собеседником в раскрутку частного бизнеса. Тот, кому сообщались эти старые как мир подробности, предлагал приятелю прибегнуть к насилию и выбить сумму ногами. При этом звуки, которыми обменивались собеседники, оставались все такими же исковерканными и лишенными смысла. Я даже на секунду поверил, что наконец-то нашел обычных людей, однако простая проверка доказала мне, что я снова ошибся. Среди этой толпы не было никого, кого бы можно было бы назвать человеком в привычном понимании.»
