Но так было до того, как она впервые попробовала мой медовый хлеб. В тот день, когда я навязал детворе из Лисьего переулка дегустацию нарезного батона, Шиша вдруг осознала, что её мечта — не драки и не воровство кошелей. Знакомство с моей хлебобулочной продукцией перевернуло мировоззрение девчонки. Та поняла, что в жизни можно устроиться лучше, чем обычным бандитским атаманом. Например: продавцом замечательного, лучшего в мире хлеба в пекарне мастера Карпа Марева.
На лице Шиши я видел неподдельный восторг, когда слушал рассказы бывшей атаманши о том, как она дома угощала сестёр хлебом, полученным от меня в качестве премиальных за хорошую работу. И как соглашалась со всеми хвалебными одами, что звучали в адрес моей продукции. Девчонка призналась, что испытывала гордость, работая на меня там, в Персиле. И что она взглянула на труд продавца с другой, неведомой раньше стороны. Поняла, что можно ходить на работу не только ради денег.
Шиша заявила, что продавать мой хлеб — это её мечта. Протухшее мясо, что «впаривала» клиентам её бабка, и подгнившие овощи, с которыми возилась мать, вызывали у девчонки отвращение. Она бы «ни за что на свете» не согласилась дни напролёт проводить рядом с «такой гадостью». «Уж лучше у прохожих кошельки тырить!» А вот мой хлеб, по её словам — «это другое». «Его не стыдно продавать втридорога, — говорила Шиша. — Потому что он стоит ещё больше! Намного больше, мастер Карп!»
«Похоже, мэтр, наша атаманша почувствовала настоящую цену моей продукции, — мысленно отметил я. — Учла стоимость кулинарной магии».
«Только не вздумай взять её на работу, парень, — сказал мастер Потус. — Тебе нужен нормальный, опытный продавец!»
«Ага, — ответил я. — Опытный. Который в первый же день работы настучит на меня лысым».
«С ребёнком, етить его, за прилавком мы по миру пойдём!»
— Мне десять лет… скоро будет, — ответила на мой вопрос Шиша.
Она заявила, что с пяти лет уже умела считать и писать — как и положено настоящему продавцу. Родственники и подумать не могли, что девочка не вступит со временем в торговую гильдию. Занимались обучением Шиши навыкам профессии едва ли не с рождения девочки. Ей предстояла прямая дорога в торговую гильдию: для потомственных продавцов вступить туда не составляло труда.
Малолетней атаманше следовало лишь сдать простенький экзамен на профпригодность, чтобы получить заветный жетон. Да ещё уплатить вступительный взнос. Начинали работу по профессии в семье Шиши с двенадцати лет. К этому времени и готовили полную сумму вступительного взноса. Скидывались на него всей семьёй. Для провинциальных продавцов та сумма считалась немаленькой.
Раньше предводительница малышни из Лисьего переулка о подобной «глупой» трате денег не помышляла. Но когда её жизненные ориентиры сменились, заявила дома, что будет идти в гильдию за жетоном. Родные обрадовались её решению. Вот только с деньгами помочь не смогли. Пообещали, что соберут нужную сумму — через два года. Шиша согласилась подождать. Потому что мастеру Карпу продавцы пока не требовались.
Всё изменил пожар. Пекарня в Лисьем переулке неожиданно для всех превратилась в угли. А я собрался уезжать из города. Шиша узнала об этом от бабки, что торговала мясом: продавцы на рынке с удовольствием обсуждали мои планы. У детворы внезапно закончилась подработка в качестве рекламщиков. Но у юной атаманши появилась надежда на то, что она сможет трудиться в моей новой пекарне уже в другом качестве. Пусть и не в Персиле.
Шише хватило денег на оплату вступительного взноса — с учётом причитавшейся ей доли в той куче меди, которую я презентовал ватаге детишек. Девчонка рванула с деньгами в гильдию за заветным жетоном. Но вот там случилась заминка. Гильдейские провозились с оформлением нового продавца почти двое суток. И когда счастливая обладательница жетона явилась в трактир, где проживал мастер Карп… то узнала, что я уехал.
Шиша пожала плечами.
И сообщила:
— Мамка сказала: «Мастер Карп добрый. И не жадюга. Езжай, доча, следом за ним в Норвич». Я и поехала. А чо такова? Да я бы и без её разрешения обошлась. Немаленькая ужо. Боялась токо, что вы ужо нашли себе кого — ну, работницу. Страшно было опоздать. Но я успела.
Она шмыгнула носом.
— Ведь успела же, мастер Карп?
«Отправь её обратно к мамке, парень!» — потребовал призрак.
Клифы продолжали принюхиваться к запаху девочки — пахло от той… не очень хорошо. Мне сразу вспомнились ароматы, что витали в московском метро во времена моей прошлой юности. Волкодавы фыркали, заставляли бывшую атаманшу вздрагивать. Та упрямо сжимала зубы, старалась не смотреть на собак. Дожидалась моего ответа, спрятав большие пальцы внутри кулаков и заглядывая мне в глаза.
Я осмотрел Шишу с ног до головы. Взглянул на прикрытые грязными локонами уши, на большие глаза, на потрескавшиеся губы. Отметил её прямую осанку, расправленные плечи, открытый, уверенный взгляд. Заценил запылённую одежду девчонки, похожую на наряд огородного пугала — та просто умоляла сжечь её вместе со всеми поселившимися в ней насекомыми.
Почесал переносицу. Представил девчонку за прилавком, на фоне стеллажей с хлебом. В кружевном платье и с большим ярким бантом на голове.
— Успела, — сказал я.
«Дурак, етить тебя!»
Я ухмыльнулся.
«Ты ещё извинишься за свои слова, старый».
* * *
— А здеся хорошо, — сказала Шиша. — Светло.
Она хмурила брови, явно недовольная той грязью, что мы увидели в доме. Хотя в своем бомжеватом наряде, с засаленными волосами и чумазым лицом вписывалась в обстановку просто идеально. Да и пахло от девчонки вовсе не свежей выпечкой. Волкодавы брезгливо фыркали всякий раз, как проходили мимо Шиши. Да и я боролся с желанием отодвинуться от неё подальше.
— Здесь, а не здеся, — поправил я.
Девочка пожала плечами.
Но покорно произнесла:
— Здесь.
«Ты б её ещё придворному энтикету, етить его, обучил, — подал голос призрак. — Понятно говорит — и ладно. Клиенты сообразят, что она от них хочет. Лучше б ты, парень, проверил, как энта мелкая деньги умеет считать».
«С подсчётом денег она нормально справляется. Это я ещё в Персиле заметил. Не лезь не в свои дела, старый. Как правильно обучать персонал я знаю получше тебя. Понадобится — и дворцовый этикет заставлю её вызубрить».
— Молодец, — похвалил я. — Мы с тобой теперь в столице, Шиша. Не в провинции. Покажем местным, что не лыком шиты. И тоже умеем правильно разговаривать.
Девочка кивнула.
— Покажем.
— А света здесь маловато, — сказал я.
Мы стояли посреди торгового зала моего будущего магазина. Осматривали облезлые стены (раньше те прятались за стеллажами). Клифы увлечённо обнюхивали углы, щёлкали зубами пытаясь поймать круживших в воздухе мух. Призрак старого пекаря прошёл сквозь стену в пекарню. Совал там свой нос во все щели. В моей голове без умолку звучали его возмущённые тирады о том, что строили дом безрукие и слепые недотёпы.
Но мне пока нравилось всё, что я видел в доме — и окна, и стены, и потолок. Потому что моя фантазия с лёгкостью рисовала картины того, какими те станут совсем скоро, после ремонта. Ещё при прошлом посещении пекарни я решил, что оставлю в магазине лишь несущие стены. Все эти перегородки снесу вплоть до помещения пекарни. Зал магазина увеличится втрое. Не станет никаких складов и кладовок.
А окна я увеличу в два раза — до самой земли. Чтобы с улицы люди разглядывали все те чудеса, что размещу в зале. Как раз для этого мне и понадобится в магазине много света. Намного больше, чем было его здесь сейчас. По собственному опыту знал: свет важен для хорошей торговли. Он не только позволял покупателям оценить внешний вид товара. Но и улучшал людям настроение, позволял легче расставаться с деньгами.
Вкратце я описал Шише, какие собирался сделать изменения в планировке первого этажа. Фантазия у девчонки оказалась хорошей. Бывшая атаманша завертела головой. Выдала восторженное «ух», представив, как вскоре преобразится зал магазина. Поинтересовалась, «не грохнется ли вниз потолок» после моих переделок. И «не слишком ли много места тута станет».
