— О чем вы думаете, ваше величество? — прервал мои размышления напряженный Гюнтер. Которому не нравилось, что мы поперлись куда-то, и поперлись куда-то практически без сопровождения. Сорок гвардейцев, не считая Лопухина, назначенного командиром, по его мнению, было чертовски мало.
— Я думаю о том, что убрать Ганновер с карты мира можно лишь в одном случае, если исчезнет такое образование, как Священная Римская империя. Тогда он станет всего лишь одним из этих ста тысяч герцогств, которые мы уже проехали, — я посмотрел на него, отметив, насколько он напряжен. — Расслабься. Мы всего лишь путешествуем. И к его императорскому величеству не имеем никакого отношения.
— Почему вы решили назваться графом?
— Вообще-то, я хотел назваться князем, но ваши общие вопли, наверное, услышали в Париже, так что пришлось остановиться на графе, — я отодвинул штору с окна кареты, чтобы посмотреть, где мы вообще едем.
— Я имею в виду, почему вы не взяли себе другое имя? — Гюнтер сложил руки на груди. — Вы хоть понимаете, насколько это опасно?
— Для меня опаснее сейчас было бы в Петербурге, как это ни странно, — я вздохнул. — А имя... Гюнтер, для господ из Парижа, все русские имена — это производные от одного — варвар. Даже, если кто-то и заметит, что оно вроде бы похоже на то, что должно быть у русского царя, то всегда можно сказать, что мы однофамильцы. Но, уверяю тебя, таких будет немного. — Я снова посмотрел в окно. Мы уже подъезжаем к Парижу, и никто даже не почесался.
— Но зачем мы едем в Париж? — всегда сдержанный Гюнтер только за грудки меня не схватил и не начал трясти.
— Как это, зачем? Нам нужен союзник в борьбе в Англией, а у французов как раз какие-то непонятные шевеления насчет колоний, да и старая неприязнь должна о себе дать знать. Франция хорошо подойдет для такого союза. — Я с задумчивым видом задернул штору на окне и повернулся к Криббе. — Они ведь мне даже попрощаться не дали, сволочи. Я им того, что они сделали никогда не прощу.
— Почему-то мне кажется, что это еще не все, — Гюнтер покачал головой. — Вы не просто хотите союз с Францией заключить против англичан, иначе, зачем вы поехали туда лично?
— Я хочу прощупать почву... Неважно, это всего лишь предположение, — Робеспьер и иже с ним еще даже не родились, вот в чем дело. И могу пока действительно только посмотреть на родоначальников идей революции, чтобы потом решить, стоит ли подтолкнуть ее свершение, или наоборот задавить в зародыше, сконцентрировавшись на бесконечных мятежах в колониях. Ведь там есть кому устраивать мятежи: от местных жителей до колонистов. Можно же вообще пойти на социальный эксперимент и каким-то образом помирить аборигенов с колонистами, чтобы они конкретную бучу против метрополии развязали, хотя, такое даже чисто теоретически невозможно. Надо думать. Это все дело будущего, но прикинуть что к чему нужно именно сейчас. — Дело в том, что, когда все закончится, раздутая от самомнения Франция мне тоже не слишком нужна, потому что месье не упустят возможности попытаться диктовать нам, как жить дальше. А для того, чтобы они не отвлекались на Российскую империю, надо будет их делом занять, чтобы не до того им было, совсем не до того. — Криббе недоверчиво посмотрел на меня, но ничего не сказал, потому что после Голландии, он уже ни в чем не был уверен.
В Париже мы сняли дом, неподалеку от городского дома мадам де Помпадур. Этот особняк принадлежал принцу Конде, но тот не любил именно его, видимо с ним была связана какая-то неприятная принцу история, поэтому, чтобы снять особняк, особенно, когда у тебя есть деньги, не представляло проблемы. Деньги у нас были. Нам их любезно одолжил король Фридрих, когда мы выносили из его дворцов все самое ценное и отправляли в Петербург под хорошей охраной.
Дальше было самое сложное, нужно было столкнуться с очаровательной Жанной, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что это произошло случайно. Для этой цели я использовал сад Тюильри, где она любила прогуливаться. В посольство мы не обращались, потому что уж кого-кого, а посла сложновато было бы убедить в том, что я некий граф Романов.
Зачем нужны были такие сложности? Да все просто: мне нужно было увидеть почти искренние реакции Людовика, Жанны, которая прекрасно может на него давить, да и всех ближайших придворных и советников. Эта самая реакция в обстановке обычного вечера у фаворитки Людовика скажет гораздо больше, чем тонна писем, которыми мы обменяемся. Ведь вполне может так случиться, что я, потеряв несколько недель не совершу самую большую ошибку в своей жизни, подставив под удар всю страну. И это знание сторицей компенсирует потерянное время.
Так что я весьма скоро напросился к Жанне в гости — это стоило мне букета цветов, ожерелья, опять же из дворца Фридриха, и взглядов страдающего бассета, который влюблен до конца жизни. Ну, и после того как я получил приглашение посетить мадам, разузнав адрес Монтескьё, я отправился к нему. Времени на посещение Парижа я отвел себе немного, поэтому не хотел терять ни минуты.
Глава 2
Великая княгиня Мария Алексеевна с остервенением вырвала сорняк и бросила его в стоящую рядом корзину. В последнее время она много времени проводила в оранжерее, ухаживая за растениями, замечая, что ей становится лучше, когда она не сидит в душной комнате, а гуляет на улице или приводит в порядок оранжерею, которую в ее отсутствие слегка запустили.
— Это просто невыносимо! Вокруг что-то происходит, но мне ничего никто не говорит! Теперь и вовсе заперли в Ораниенбауме, по приказу Петра, но, Аня, я не видела даже огрызка бумаги, на котором было бы написано повеление, — очередной сорняк полетел в корзину. — Ломов сбежал, как только мы его немного приперли к стенке, да так быстро, будто я воплощение самого дьявола, а ты его ближайший слуга. Это заговор? Но почему мне не известны подробности? Я не могу помочь Петру, сидя здесь! — Мария резко поднялась, и у нее на мгновение закружилась голова. Проклятая болезнь все еще давала о себе знать. Анна Татищева бросилась было, чтобы поддержать ее, но Мария самостоятельно справилась с головокружением и встала прямо, глядя на своего секретаря. — Нам нужно выяснить, что происходит. Я вовсе не бесполезное создание, предназначение которого рожать детей и сидеть улыбаясь, как кукла. Во мне течет кровь германских воинов, и я совсем не хуже этой банной мочалки Луизы Ульрики! — Анна молчала, про себя лишь отмечая, что между Луизой Шведской и практически императрицей Российской империи никогда не будет мирных и дружеских отношений. Но так оно всегда бывает, когда две женщины неравнодушны к одному мужчине. А Мария тем временем продолжала выговариваться, чтобы хоть маленько сбросить всю ту меланхолию, которая напала на нее после долгой и тяжелой болезни. — Ладно, вы хотите, чтобы я рожала детей. Но вот вопрос, от кого я должна рожать детей, если моего законного супруга где-то черти вот уже какой месяц носят? Почему-то женщины еще не научились в отсутствии мужчины беременеть. Аня, я знаю, что у тебя нежные чувства к Ломову. Может быть, он тебе что-то говорил?
— Нет, ваше величество, Андрей ничего мне не говорил, — покачала головой Анна. — Он только сказал, чтобы мы все время находились здесь, потому что это безопасно.
— У меня голова скоро лопнет, — пожаловалась Мария. — Ушаков, да тот же Ломов постоянно говорят про какую-то опасность, но никто не объясняет, что именно они имеют в виду. Как я могу чего-то опасаться, если не знаю, чего именно мне опасаться?
— Думаю, что дело в лорде Кармайкле, — задумчиво произнесла Анна.
— А мне кажется, что не только в нем. — Мария задумчиво осмотрела оранжерею. — Вот что. Я так давно не получала писем от своих дорогих сестер, наверное, пора бы мне уже им написать.
— И кому же именно вы хотите написать, ваше величество? — Анна сняла перчатки, в которых она помогала Марии в её непростой борьбе с сорняками.
— Марии Амалии, королеве Неаполя и Сицилии. А также Марии Жозефине. В последнем письме от моей матери проскользнули интересные намеки на то, что Марию Жозефину хотят выдать замуж за дофина, якобы в этом случае Франция станет претендовать на Саксонию. Но ведь это невозможно! Потому что Российская империя претендует на Саксонию. В конце концов, я старше Марии Жозефины. С другой стороны, зная своего отца, я могу предположить все, что угодно, — добавила Мария мрачно. — Он вполне мог обещать уже проигранные земли хоть двум претендентам, хоть трем.
