На отмели, на якорной стоянке качалось на волнах несколько кораблей, больших и маленьких. Как они назывались на самом деле, я не знал, но три из них размерами напоминали наш «Орион», хотя количество мачт порой отличалось, а все остальные были на порядок больше нашей шхуны. Между ними сновали туда-сюда шлюпки и каноэ, местные без всякого стеснения подплывали к кораблям, протягивая оставшимся на вахте морякам свои товары, в основном, различного рода фрукты.
Проход между банками был отмечен вешками, и Шон смело направил нашу шхуну к берегу, на рейд Бастера. Я же вглядывался в довольно убогие хижины и постройки. Несколько капитальных зданий всё-таки было, богатые дома стояли чуть выше, подальше от берега. В моём времени было бы наоборот, всю нищету вытеснили бы назад, подальше от великолепного морского пейзажа. Народа на берегу было не так много, как я ожидал увидеть, но и праздно шатающихся пиратов хватало.
— Итак, парни, первым делом — сдать груз, — объявил я. — Всё остальное потом.
Глаза пиратов чуть потускнели, лица приуныли. Каждый уже предвкушал, как он отправится по кабакам, едва сойдёт на берег, а тут негодяй-капитан снова про работу.
Один только Эмильен и бровью не повёл, пристально глядя на унылые лачуги Бастера. Лицо его оставалось равнодушно-мрачным, сосредоточенным. Что-то явно было не так. Я подошёл к нему.
— Эй, Эмильен, как ты? — спросил я.
Буканьер даже на голос отреагировал с неким запозданием, будто я вырвал его из каких-то своих мыслей и грёз.
— Нормально, — бесцветным голосом ответил он.
— Как рука? — спросил я.
После того побоища его рана могла запросто открыться, а швы разойтись и загноиться. Он хоть и старался лишний раз не тревожить рану, но в бою, под адреналином, бывает всякое.
— Нормально. Почти не болит, — кивнул Эмильен.
— Вот и славно, — сказал я. — Надо потом заново перевязать.
— Что, опять? — хмыкнул он.
— Конечно, — сказал я. — А ты как думал?
Эмильен пожал плечами, поморщился от этого движения, и снова уставился на приближающийся берег. Я проследил за направлением его взгляда. Тоскливого и сосредоточенного.
— Подруга тут у тебя? — я смутно припоминал что-то про Тортугу и португальца.
— Давай не будем, а? — попросил он.
— Ладно. Если помощь какая потребуется — зови. Прибить кого-нибудь, например, — сказал я и отошёл.
Буканьер так и продолжил неподвижно стоять, держась за фальшборт, но я видел, как он колеблется в каком-то решении. Я чувствовал, что навязываться ему сейчас не стоит, будет только хуже, и отошёл к корме, где за штурвалом стоял Клешня.
Пират покосился на меня, приветственным жестом приложил уродливую клешню к голове и снова взялся за вытертый блестящий штурвал. Я кивнул в ответ. Матросы потихоньку убирали паруса, ловко перелезая по вантам. Ветер тащил шхуну к берегу, а нам нужно было остановиться аккурат на якорной стоянке.
«Орион» шёл теперь с одним только кливером, но его хватало, чтобы уверенно идти к нужному месту. Чуть заранее Шон отдал приказ убирать и его, и матросы с помощью негров начали убирать последний парус. По инерции шхуна прошла ещё немного вовсе без парусов, а потом остановилась аккурат между двумя другими кораблями.
— Отдать якорь! — приказал Шон.
Цепь громко прошелестела, шхуну дёрнуло и качнуло, когда якорь достиг морского дна. Здесь, на отмели, было неглубоко, и его можно было даже разглядеть в прозрачной воде. Лодки и каноэ местных торгашей, качающиеся на волнах в ожидании, тут же устремились к нам, словно поросята к свиноматке.
— Шлюпку на воду, — скомандовал я. — Пока ждём тут, Эмильен, Робер, Муванга, со мной. Шон, за старшего. Разведаем, кому тут барахлишко сбагрить.
— Йесть, сэр! — с нарочитой дурашливой ретивостью воскликнул ирландец.
Остальные пираты разочарованно повздыхали, но прямого неповиновения не выказывали. Да и я мог их понять, кому охота торчать на корабле, когда берег, полный развлечений, выпивки и доступных женщин, вот он, рядом.
Шлюпку спустили на воду, едва ли не на головы жадных торгашей, протягивающих своё барахло на борт «Ориона». Хотя пираты с лёгкостью меняли свои луидоры на фрукты и табак, даже не переживая, что на берегу это всё будет стоить раза в три дешевле.
— Подите прочь, — проворчал я, когда какие-то мулаты принялись нахваливать свои тряпки, протягивая их в нашу шлюпку.
Торгаши никогда не меняются. Ни в семнадцатом веке, ни в двадцать первом. В двадцать первом веке они бы завалили нас спамом и «эксклюзивными» предложениями. Здесь же они могли только галдеть и совать нам свои товары. Меня это здорово раздражало, и я бы с превеликим удовольствием сбросил бы их всех в воду, но нельзя.
Робер и Муванга сели на вёсла, мы с Эмильеном уселись на банки. Я с неудовольствием заметил, что в шлюпке остались следы крови. Палубу шхуны мы замыли, а вот про шлюпку я не подумал. Но сходу пятна крови в глаза не бросались, и я решил, что это можно отложить на потом.
Для первого, так сказать, выхода в люди, я оделся соответствующим образом. Нацепил свою шляпу с пером, от одного вида которой у меня сразу в голове представлялся улыбающийся Боярский на коне, подобрал из гардероба де Валя наименее пёструю и гомосексуальную рубаху — чёрную, единственную, которую я не выбросил. Через плечо набросил перевязь с пистолетами, так, на всякий случай, а с палашом на поясе я и вовсе не расставался. Здесь, в семнадцатом столетии, меч являлся неотъемлемой частью костюма, как в моём времени галстук или запонки.
Впрочем, я намеревался посетить портного, чтобы тот сшил мне костюм по фигуре, потому что носить одежду с чужого плеча мне уже поднадоело. В любом времени встречают всё-таки по одёжке, а здесь и подавно. Здесь не получится выходить к уважаемым людям в потёртых джинсах и водолазке, как Стив Джобс, здесь придётся соответствовать. Возможно, даже придётся носить парик, посыпанный пудрой, но в случае парика я бы хотел оттянуть этот момент как можно дальше. Хватит с меня и узких панталонов.
Шлюпка бодро скользила по лазурной отмели, Робер и Муванга, улыбаясь, скребли вёслами водную гладь. Настроение у всех (кроме Эмильена) было отличным, и у меня тоже. В моём времени Куба считалась островом свободы. На самом деле, нет. Остров свободы — это Тортуга.
Здесь хоть и находилось французское правительство, но его присутствие ощущалось чистой формальностью. Да и сами губернаторы и чиновники были совсем не прочь погреть руки на награбленном, предпочитая смотреть на бесчинства пиратов сквозь пальцы. Конечно, если кто-то попадётся в море с поличным, то такого неудачника, разумеется, повесят. А на берегу французы делали вид, будто не замечают пиратского гнезда у себя под носом. И даже если испанцы отправляли официальные запросы и претензии на происходящие в колониях грабежи, то французы вяло отнекивались, что это самодеятельность некоторых капитанов, а они вовсе не при делах.
На берегу нас уже поджидал какой-то мужичок в вытертом буро-коричневом камзоле и засаленном парике, которым он изредка утирал бегущий по вискам пот. Солнце припекало довольно сильно. Шлюпка толкнулась в берег, прошуршала по песку днищем. Все причалы и сходни были заняты другими лодками, и нам пришлось вставать к берегу. Предчувствие в целом у меня было неплохое. Я ступил на берег Тортуги, полный уверенности в том, что всё пройдёт легко и гладко.
Глава 4
— Муванга, остаёшься в шлюпке. Никого не подпускай, — приказал я. — Остальные, за мной.
— Да, вождь! — произнёс негр и с важным видом уселся на борт шлюпки.
Мы сошли на берег, и я почувствовал странное ощущение, которое даже не сразу понял, а когда понял — чуть не рассмеялся в голос. Землю не качало из стороны в сторону, и вестибулярка снова дала о себе знать. Ладно хоть на этот раз обошлось без тошноты.
— Добрый день, месье! — мужичок скользнул по нам липким взглядом и безошибочно определил во мне капитана. — Вы с «Ориона», да?
