Мне бы, так по здешним правилам приличий полагается, ей помочь встать надо, а я…
Ну, решил скрыться с места преступления. Псина за мной, а на её поводке и дамочка вслед собаке волочится.
Мля…
Что, делать-то?
Народ на такое событие оборачиваться начал.
— Опять курсанты собак приманивают! — заорал кто-то из осведомленных.
Публика заволновалась, в мой адрес даже пара не совсем ласковых слов была сказана.
Я наддал. Очень уж мне в участок не хотелось…
Глава 4
Глава 4 Что можно, а что нельзя
Завтра — почти самый настоящий выходной.
Нас, курсантов первого года обучения, поведут на осмотр краниологической коллекции академии. Нигде больше такой нет. По всему миру её собирали. Причем, не одно десятилетие.
Поэтому, вечер нынешний у меня выдался свободный. Ничего к завтрашнему дню учить не надо. Не нас будут на занятиях спрашивать, а самим нам только рассказывать.
Лафа… Редко подобное счастье приваливает.
Кстати, об этой коллекции я ещё дома слышал. Так уж получилось.
Вернее, не о всей коллекции черепов, а о пополнении, что уже после революции случилось.
Дед тогда ко мне в гости приехал. Решил внука-студента навестить. Ну, и конечно — своего фронтового друга. Дело как раз перед 9 Мая было.
Вот мы с ним к Соломону Соломоновичу и отправились. Тот заранее был предупрежден, стол накрыл, парадный мундир из шкафа на белый свет извлёк.
— Проходи, Василий Иванович, проходи! Ты, Иван, тоже в дверях не стой…
Сразу видно — рад профессор гостям. Особенно тому, который постарше.
— Соломон, а у тебя что-то наград больше стало? — Василий Иванович кивнул на грудь профессора.
— Есть такое дело… Приглашали тут в одну жаркую страну…
— Всё, всё — больше ничего не спрашиваю…
Василий Иванович дурашливо ладонью рот свой прикрыл, другой, свободной рукой на розетку указал.
— Товарищ майор, это у меня так, к слову пришлось…
— Проходи в зал, шутник…
Соломон Соломонович сам тот старый анекдот про кгбешника Василию Ивановичу в своё время рассказал. Сколько лет уж прошло, а помнит его старый фронтовой друг…
За столом тогда два заслуженных врача и студент медицинского вуза посидели крепко. Было там, что выпить и чем закусить.
Кого уже нет вспомнили, за победу бокалы не раз подняли.
За горячим разговор о краниологической коллекции ВМА и зашел. Соломон Соломонович и дед Ивана в послевоенные годы оба там профессию врача получали. Пусть сейчас тот и другой в других городах проживали, но про alma mater не забывали.
— А, помнишь, Соломон, коллекцию черепов?
Василий Иванович вдруг на ровном месте погрустнел, в скатерть на столе глазами упёрся.
— Как, Вася, не помнить…
Настроение и у профессора тоже на глазах в минус пошло.
— Может и Колька там…
Василий Иванович наполнил рюмки водкой.
— Может…
Находящиеся за столом не чокаясь выпили.
Тут дед Ивана, видя непонимание внука, такое рассказал, что у него глаза на лоб полезли.
— С сорок второго по сорок четвёртый Военно-морская медицинская академия в эвакуации в Кирове была. Потом, в пятьдесят шестом её к ВМА присоединили. Так вот, пока они в Кирове были, на их кафедре нормальной анатомии человека за два с половиной года была создана коллекция черепов в количестве более чем четырёх тысяч препаратов…
Василий Иванович наполнил свою рюмку и выпил сорокоградусную словно водичку из-под крана.
— Из-за нехватки реактивов мацерация черепов проводилась с помощью факторов внешней среды. В нескольких сараях складировали человеческие головы с мягкими тканями, пересыпали их соломой и всё это дело заливали мочой. Так запускались и потенцировались естественные процессы гниения. Затем головы перемещали в другое помещение, где кроме соломы, были ещё и личинки-трупоеды. Понятно, для чего…
Тут и Соломон Соломонович последовал примеру деда Ивана.
— В ещё одном сарае уже очищенные черепа отмывали и прогревали, а затем их раскладывали на крышах, где уже солнышко косточки отбеливало. Каждый череп маркировали инвентарным номером. Красные номера — сорок второй год, синие — сорок третий, оранжевые — сорок четвертый…
— Сорок четвертый… — вслед за Василием Ивановичем повторил Соломон Соломонович.
— Головы эти были наших солдат, что в кировских госпиталях от ран и болезней умирали, — закончил свой рассказ Василий Иванович.
— Друг наш, Коля, в сорок четвертом там скончался, — добавил Соломон Соломонович.
— Можно, Соломон, так с мужиками было делать? С ранеными героями?
Рука Василия Ивановича дрогнула и он опрокинул свою рюмку.
— Нельзя, Вася…
Ордена и медали на мундире профессора печально как-то звякнули.
— Вот и я думаю — нельзя. Не правильно это, Соломон, не правильно…
Глава 5
Глава 5 Краниологическая коллекция
— Коллекция уникальных раритетных препаратов представлена прежде всего черепами из «Анатомического кабинета профессора Буяльского», подаренных кафедре описательной анатомии ещё в 1864 году…
Да, есть тут на что посмотреть. Это уж точно. Раньше бы только нас сюда привели, когда мы кости изучали. Сейчас-то уже на занятиях до мочеполовой системы добрались…
Тут я улыбаться начал, ну — как дурак какой. Позавчерашний случай вспомнил. Лаборант с кафедры по неизвестной никому причине не все необходимые препараты для проведения занятия приготовил, вот и послал наш преподаватель Васю Васильчикова за недостающим. Вася, непонятно, как и в ряды курсантов попал. Туповат он, если уж, по правде. Вместо лаборантской, он за каким-то лешим в кабинет доцента попёрся. Ещё и рассказал потом нам обо всём там с ним случившемся. По своей простоте душевной.
— Захожу, а он за столом сидит. Пишет что-то.
Тут Василий изобразил в деталях увиденный им процесс трудовой деятельности доцента.
— Захожу, значит, и говорю ему — у Вас член есть? Ну, за чем меня послали.
Рассказывает Василий обстоятельно, ничего не упускает.
— Он на меня глаза от бумаг поднимает и говорит — есть, как не быть…
На этом месте Васильчиков на момент замолкает, а затем продолжает дальше.
— Дайте, говорю, мне этот член. Он в ответ — мне он самому нужен.
Василий разводит руками. Вот де — жадина.
— Я тогда говорю, что меня за членом послали, он для изучения сегодняшней темы необходим. Тут он засмеялся и к лаборантам меня отправил… Сказал, что препараты членов там выдают.
Между тем наша экскурсия продолжалась.
—…каждый из них представляет несомненный unicum — шедевр анатомического искусства того времени. Как вы видите, первый череп разобран на отдельные кости, соединенные между собой в раздвинутом положении бронзовыми пластинами, и фиксирован на штативе. Особенностью данного препарата является искусная гравировка пирамиды височной кости с целью демонстрации костных структур внутреннего уха человека…
Точно, уникум… Кто бы с этим спорил…
— Второй череп расчерчен по френологическому способу Галля. Это, по всей видимости, череп ещё молодого человека, на котором сусальным золотом отмечены определенные зоны согласно черепословию. В данной коллекции имеются еще два черепа, сделанных самим Буяльским, — это черепа взрослых людей, покрытые золотистой бронзой. При этом один из них также расчерчен на зоны согласно черепословию Галля…
Золотистой бронзой… Во как, а могли бы и настоящего золота не пожалеть. Бронза-то на воздухе окисляется из-за содержащейся в ней меди. Сначала на ней появляется пятнистая патина, а потом и вообще беда может случиться. Пойдёт это на пользу костному экспонату? Да, ни разу…
Ведущий экскурсию между тем продолжал.
— Данный экспонат из Германии, изготовленный Хайгеманном из Брауншвайга, представляет собой черный планшет, на котором укреплен горизонтальный распил черепа, покрытый тонким-тонким слоем воска. На нем, как вы видите, смоделированы черепные нервы для демонстрации мест их выхода, отмечены синусы твердой мозговой оболочки и борозды средней менингеальной артерии и ее ветви. К этому основанию прилагается восковой муляж большого мозга со стволом и всеми двенадцатью парами черепных нервов…
