— А мои родители, они живы? — может хотя бы здесь…
Инесса Ивановна тяжело сглотнула и опустила голову.
— Сестрица моя, Сашенька, маменька твоя, вместе с отцом Алексеем Макарычем уже, почитай, пять лет не с нами. Как сейчас помню. Перед масленицей в столицу собрались. Туда и обратно. Старый знакомец батеньки твоего свадьбу играл. Тебя со мной оставили. А когда возвращались, наткнулись в лесу на душегубцев окаянных. Никого не пощадили. Эх! — она махнула рукой и вытерла покатившуюся по щеке слезу. — Одни мы с тобой остались, Сонечка. Сиротинушки. Так и живем.
— Простите, что заставила вас вспомнить, Инесса Ивановна, — я коснулась ее ладони и крепко ее сжала. — А что насчет этого дома? Денег? Я кем-то работаю?
— Это твой родной дом, дитя мое. По завещанию Лешеньки он перешел тебе, вместе с остальным наследством. Ты невеста у нас не бедная. Умница, раскрасавица. Даже его сиятельство не устоял.
Старушка взяла со стула вязаное покрывало и набросила мне на ноги.
— Кстати, насчет графа…
— Завтра! Все завтра, Сонечка, — улыбнулась она и коснулась поцелуем моего лба. — Модест Давидыч наказал отдыхать, а я тебя тут разговорами томлю. Поспи. Авось проснешься и все сама вспомнишь.
Я не была так в этом уверенна, да и устать толком не успела. Но спорить не решилась. Кивнула, дождалась, когда за старушкой закроется дверь, поднялась и подошла к висящему на стене зеркалу.
Долго не решалась взглянуть. А когда все же набралась храбрости, выдохнула с облегчением.
Я. Это была я.
Только волосы, которые обычно ношу обрезанными по шею, сейчас струились длинными локонами до самой талии. Бледность и болезненная худоба исчезли. Щечки розовые появились. Блеск в голубых глазах.
Похоже, здешняя Соня, в отличие от меня, вела здоровый образ жизни.
Взгляд опустился ниже, к лифу модного — века так два назад — голубого платья. Ладонь прошлась по висевшему на груди бантику. Указательный палец угодил в углубление. Дырочку… с обугленными краями.
Понимание обрушилось, как снежная лавина на голову. Тут же расставляя по полочкам все случившееся.
— Сонечка, Сонечка. И кому же вздумалось тебя… убить?
Глава 2
Где кашу салом не испортишь
— Софья Алексевна… барышня, — раздался над ухом чей-то назойливый голос. А после, меня охватило странное чувство дежа вю. Будто я уже просыпалась в похожих обстоятельствах. Вот совсем недавно. И произношение это деревенское… знакомым кажется.
Разлепив глаза, я уставилась на склонившуюся надо мной девушку.
Взгляд озабоченный. Морщинка между хмурых бровей. Круглое, белое лицо. Щеки слегка изъедены оспинами. Длинная светлая коса обхватывала голову, наподобие короны. Коричневое платье. И, поверх него, белый фартук.
Если память мне не изменяет — а это сейчас под большим вопросом — ее зовут Глаша. А полностью… Глафира или Аглая? И если спрошу, не будет ли это странно?
— Софья Алексевна, родненькая, живы! Ей-богу, живы! — отскочив от меня, она всплеснула руками и тут же прижала ладони к груди, будто пытаясь успокоить сбивчивое дыхание. — Вот тетушка ваша обрадуется. У ней чутка припадок нервический случился. Думали за дохтуром посылать.
— Что произошло?
— Дык вы все дремлите и дремлите. День прошел, ночь прошла… А у Инессы Иванны сердце. Ей пужаться неможно. Вот я и решилася до вас добудиться. Ежели вы, Софья Алексевна, отзавтракать изволите, то стол ужо накрыт. Токмо вас дожидаемся.
Что самое странное, я совершенно не помнила, как уснула. Лежала на кушетке, в нарядном платье. А сейчас огляделась — незнакомая спальная комната. Огромная кровать, вся в мелких розовых подушках. Трюмо, шкаф, сундук в углу. Откинула одеяло — на мне белые хлопчатобумажные шорты до колен — панталоны? — и короткая сорочка из той же ткани.
Не слабо я головой приложилась.
Кто перенес меня и успел раздеть? Лучше не уточнять. Пусть это будет Глаша.
Приняв сидячее положение, я потянулась. Девушка, между тем, подошла к сундуку, открыла крышку, залезла чуть ли не с головой и начала там рыться.
— Вы, барышня, коли на променадь свой утренний соберетеся, в тепле себя держите. Погода нонеча ясная, да морозец зимний дюже кусучий. Я и платье вам поплотнее подберу.
— Не нужно, Глаша, — проследила я взглядом за ее спиной. — Я сама справлюсь. А вы ступайте.
— Сама? — резко выпрямившись, она повернулась ко мне и уставилась огромными, как два блюдца, глазами. — Да как же это можно то, Софья Алексевна? Аль чем не угодила вам? Вы токмо скажите…
Черт, чувство такое, будто ребенка наотмашь по щеке ударила. А ведь хотела как лучше.
— Всем угодили, — вымучила я улыбку. — Просто я не привыкла одеваться при посторонних.
— Да какая ж я вам посторонняя, барышня? Вчерась еще на смотрины вам платьице выбирать подсобляла. Его сиятельство глаз оторвать не мог.
— Вы, наверное, в курсе, что у меня амнезия?
— Чаво? — нахмурилась она.
— Память я потеряла, не помню ничего, — чуть ли не по слогам объяснила я.
Девушка тяжело вздохнула и посмотрела на меня с жалостью.
— Дырявая моя голова. Инесса Иванна еще вчерась предупредить изволила, да я позабыть успела. Простите, барышня, дуру грешную. Вы же знать не ведаете, кто я буду такая. Посторонняя, как есть.
— Вы ни в чем не виноваты, просто я немного смущаюсь. Покажите, пожалуйста, где у вас… у меня тут что лежит и ступайте. А если тетушка спросит, скажите — скоро приду.
На том и порешили.
Правда, рано я обрадовалась.
Приняв ванну — благо в этом времени они мало чем отличались от привычных двадцать первому веку — я стала разглядывать детали гардероба, которые Глаша, прежде чем уйти, заботливо разложила на кровати. И задумалась — а не позвать ли ее обратно?
Ну и что, что увидит голой, я же не чудище какое, в самом деле? А вполне себе симпатичная девушка. И стыдится мне нечего.
Нужно ли снимать сорочку? А панталоны? Куда крепятся чулки? А это что такое? Нажопник на юбке?
Половину из предложенного, чье предназначение я так и не расшифровала, я спрятала обратно в сундук. Первым примерила корсет. Смерть от удушья в мои планы не входила, а потому сильно затягивать не стала. Затем корсаж, к которому с помощью подтяжек крепились шерстяные чулки. И наконец нырнула в первое попавшееся в шкафу зеленое платье из шелка, с рукавами буфами. Закончила приготовление кожаными сапожками на шнуровке.
Пока кружилась перед зеркалом, волосы успели высохнуть. Расчесала, заколола по бокам хитро сделанными шпильками, которые нашла в верхнем ящичке трюмо, вышла из комнаты… и попала в сказку.
Картины на стенах, ковровая дорожка, старинная мебель, роскошное убранство — все это создавало атмосферу нереальности. Будто я все еще сплю и вижу сон. И поверила бы. Если бы не запах выпечки, который вывел меня в общую гостиную со стоящим в самом центре круглым столом.
— Сонечка, милая! Радость-то какая! — читавшая газету Инесса Ивановна подскочила со стула и бросилась ко мне. Схватила за руки, подвела к месту напротив, усадила и захлопала в ладоши. — Глаша, все в сборе, накрывай на стол.
Девушка будто все это время за дверью пряталась. Не успела старушка отдать приказ, как она ворвалась внутрь с подносом наперевес и начала расставлять пышущие жаром блюда. От обилия которых у меня аж глаза разбежались.
Фрукты от ананасов до яблок. Несколько видов пирожных и пирогов. Растопленный шоколад, сдоба, варенье. Блины, колеты, зеленый крем-суп.
И как при таком обильном завтраке мы с тетушкой умудрились сохранить фигуры и все еще пролезаем в двери? Или не обязательно есть всё? А повар не обидится?
— Откушайте, барышня, ваше любимое! — улыбаясь до ушей Глаша придвинула ко мне тарелку с тем, к чему бы я и голодная не прикоснулась.
Гречневая каша. Фу. С детства ее терпеть не могу.
— Если честно, я не то, чтобы сильно…
— Не по нраву? — испугано вскинулась Инесса Ивановна.
