— Вы ложечку токмо спробуйте, барышня, — взмолилась девушка. — Я ж старалася…
Черт, ну и как ей откажешь? Может, если задержу дыхание, получится проглотить?
Шумно выдохнув, я куснула содержимое ложки и удивленно охнула. Как же вкусно! Кажется, в жизни ничего лучше не пробовала. Гречка просто таяла во рту.
За первой, пошла вторая, третья, четвертая. Аж за ушами трещит. И чем больше я ела, тем шире становилась улыбка на лицах обеих женщин.
Может я сильно голодная? Да не сказать чтобы очень.
— Это просто объедение! Как вы ее готовите?
— Дык на свежем сальце, Софья Алексевна. В горшочке, с грибочками, жареным лучком. Потомить ночку и с пылу с жару, родимую, прямо на стол.
Каждое блюдо Глаша презентовала так, что и у мертвеца бы слюнки потекли. Что уж говорить о моем, вполне себе живом и растущем организме?
Каша, блины, суп. Уплетая за обе щеки, я едва не била себя по рукам, чтобы не тянуться за добавкой. И только когда пришел черед ароматного чая, из душицы, зверобоя и мяты, смогла перевести дух.
Приятное разнообразие, учитывая, что мой обычный завтрак проходил куда как скромнее, и состоял из чашки растворимого кофе и куска пережаренного тоста.
В голове наконец-то прояснилось. Мысли выстроились в слаженную цепочку. Созрели важные вопросы. Да и у тетушки, раздобревшей от свежеиспечённых булок, появилось явное желание поболтать.
— Сонечка, как твое здоровьице? Не послать ли за Модестом Давидовичем? — заботливо поинтересовалась она, и склонила голову к правому плечу.
Такая одинокая, хрупкая, но не сломленная. Мне хотелось ее утешить. Обнять. Убрать печаль из вопросительного взгляда. Но и врать я не могла.
Проглотив застрявший в горле кусок черничного пирога, я запила его чаем.
— Не нужно никого никуда посылать, Инесса Ивановна. Память не вернулась, но чувствую я себя намного лучше. Если вы не возражаете, я бы хотела задать вам несколько вопросов.
Тетушка — по-другому я ее почему-то уже не воспринимала — улыбнулась и кивнула.
— Да чего ж мне возражать? Спрашивай, коли надо.
Эх, если бы вы знали как сильно надо. Вопрос буквально жизни и смерти.
— Скажите, может вы знаете, кто-нибудь из ваших… наших общих знакомых желал мне… зла?
Зря я, наверное, вот так, без подготовки. Старушка, не ожидая подобного поворота, вдруг подавилась и закашлялась. Пришлось потянуться вперед и хлопнуть ее по узкой спине. Полегчало.
Глаша поднесла стакан воды, глотнув которую, Инесса Ивановна подняла на меня полный ужаса взгляд.
— Сонечка, милая моя деточка, да что ж это такое? С чего кому-то желать тебе зла?
Хороший вопрос.
— Я же не святая, Инесса Ивановна. Может кому не угодила? Дорогу перешла? Мне не угрожали? Может, записки, странные телефон… кхм… разговоры не слышали?
— Бог с тобой, милая. Скажешь тоже! — махнула рукой старушка. — Да добрее тебя в целом мире никого нет. Комара ни в коем разе не прихлопнешь. Муху не смахнешь. Уличных кутят и котят привечаешь, подкармливаешь. Каждому помочь спешишь. А тихоня, каких свет не видывал. Дай волю, забьешься в уголок, с пяльцами, иль пряжу мотая, и не услышишь, не найдешь. Да и знакомцев, с кем разговоры заводить у тебя не имеется. Подружек из гимназии по городам и весям раскидало. Знаю, что с дочкой Синекишкинских списываешься. О чем — не читала. Но будь там что худое, ты бы скрываться не стала.
Слушая описание моего двойника, я все отчетливее понимала, что мы разнились как небо и земля. И списать эти отличия на амнезию будет ой как не просто.
— А что насчет моего жениха? Он же вон, целый граф. Молодой. Не бедный. Может я его отбила у кого? Ревнивые невесты к нам в дом, случайно, не приходили?
Лицо Инессы Ивановны вытянулось до невероятности.
— Сергей Данилович — честнейший человек. Он наш ближайший сосед и вырос на моих глазах. Да, миллионщик. При титуле. Ну так и ты у меня знатного роду. Слава богу, не бедствуешь. Будь у него невеста, неужто я б не знала, и помолвке бы вашей способствовала?
— А как давно мы с ним знакомы?
— Почитай, всю жизнь, да не виделись долго. Он в столице бобылем долго крутился, при министерстве служил, а нынешней весной вернулся, увидел тебя и прислал матушку, благословения просить. Тебе он по сердцу пришелся, так чего мне препоны чинить?
Любовь с первого — после длительного расставания — взгляда? Что-то не верю я в такие чудеса.
— А вчерашние гости, это родственники с его стороны?
— Не все. Лишь ее сиятельство Акулина Никитишна Бабишева-Бортникова, матушка Сергея Даниловича, да Ефим Ефимыч Бортников, ее нынешний муж.
— А остальные?
Тетушка задумалась и принялась загибать пальцы.
— Еще была Градислава Богдановна Соловицкая, крестная твоя. И мои давние приятельницы — Амалия Генриховна Режицкая и Наталья Андревна Задашная. Еще малюткой тебя на руках качали.
Мечтательно улыбнувшись, она наклонилась ко мне и погладила по предплечью.
— Полно тебе, Сонечка, о худом думать. Любят тебя все. И я, и Сергей Данилович, и соседи наши, и Глаша с Тишкой.
— Инесса Ивановна, еще один последний вопрос и я оставлю эту тему, клянусь! Скажите, пожалуйста, а в случае моей… смерти, кому перейдет все наследство?
Старушка резко побледнела и схватилась сердце.
— Глаша, настой мне пустырниковый неси! Не сдюжу я! — вездесущая Глаша прибежала с подносом, на котором стояла одна единственная рюмка с желтой жидкостью. Поставила ее перед тетушкой и не ушла, пока та не опрокинула ее в себя.
Резко выдохнув, Инесса Ивановна окинула меня укоризненным взглядом.
— Совсем не щадишь ты меня Сонечка.
— Тетушка, ну ответьте, пожалуйста, кому?
— Братцу твоему четвероюродному по батюшке, Ивану Никитичу Полозову. О нем не спрашивай. Не ведаю ничего. Вродесь, с женой и детишками в столице живет. Не бедствует.
Первое правило криминалистики — ищи кому выгодно, а значит придется хорошенько потряси нового родственничка. Позже.
Пока я переваривала новую информацию, раздался стук.
Глаша ворвалась в гостиную с таким лицом, будто в доме начался пожар. Я даже принюхалась, вдруг и вправду где полыхнуло? Ее собранные на макушке косы растрепались. Щеки покраснели. А в глазах горел безумный огонь.
— Барыня, его сиятельство пожаловали. Принять просють.
— Сергей Данилович? — удивленно воскликнула Инесса Ивановна. — Тебе же сказанно было передать гостям, мы эти дни не принимаем. Сонечке нездоровится.
— Вот вам крест, барыня, — Глаша осенила себя крестным знамением. — Слово в слово казала. Графьям дюже волнительно было. Пообещались с визитами повременить.
— Да верю, верю, — махнула на нее старушка и тяжело вздохнула. — Что уж теперь? Зови…
— Агась.
Жених… мало чем отличался от себя вчерашнего. Такой же красавец. При параде. Только пиджак вместо черного темно-зеленый надел. Тот оттенял его белые кудри и светло-карие глаза, выгодно подчеркивая ширину плеч и подтянутую фигуру.
Не входи он в мой список подозреваемых, любовалась бы и любовалась. А так… Интересно, для чего ему трость? Хромать, не хромал. Опираться не торопился. А может и не трость это вовсе? Не мешало бы проверить.
— Инесса Ивановна, Софья Алексевна, — он учтиво кивнул и выпрямился, как струна. — Вы прекрасны как день.
— Ваше сиятельство, — старушка тепло улыбнулась и протянула ему ручку для поцелуя. А за ней пришел и мой черед. И если тетушку он долго не мучил, меня из плена своей хватки выпускать не спешил. — Признаться, мы не ждали гостей. Софья все еще…
— Покорнейше прошу простить за столь ранний визит, Инесса Ивановна, но сердцу было неспокойно. Решился заглянуть. Так сказать, по-соседски. Узнать, как здоровье, не требуется ли помощь?
Какой учтивый. И язык подвешен, будь здоров. Политесы вон какие разводит. Даже тетушка покраснела. Только мне в эту заботу с трудом верилось. То ли чутье проснулось, о котором еще на первом курсе Глеб Севастьянович, наш преподаватель теории криминалистики, рассказывал? То ли я просто не выспалась и капризничаю?
