— Где у вас болит?
— В грудине… и голова немного кружится.
Я прилег на диванчик и расстегнул рубашку. Фельдшер тревожно покачал головой, слегка надавил на грудь.
— Юшка была из носа?
— Что?
— Кровь текла?
— Нет вроде. Меня как ударила лошадь, я сразу сознание потерял. Очнулся уже в доме Матвея.
— Не больно, когда я давлю вот так?
— Нет. Только голова еще сильнее разболелась.
— Перелома ребер нет. Только сильный ушиб. И наверняка сотрясение мозга… — он внимательно заглянул в мои зрачки и выглянул в коридор:
— Аглашка, воды! И мой саквояж!
Через минуту в комнату вошла худенькая большеглазая девушка с кружкой и саквояжем. Фельдшер вытащил из саквояжа небольшой пакетик с порошком и размешал в кружке.
— Выпейте. И поспите немного, должно помочь. А если после сна голова так и будет болеть — тогда кровь пустим.
Он грозно посмотрел на девушку:
— Что стоишь, дура? Неси тазик с теплой водой, да хорошенько оботри барина!
Я выпил терпкое кисловатое содержимое. Несмотря на то, что фельдшер пьяненький, он почему-то внушал доверие.
— Мне, наверное, МРТ нужно сделать…– пробормотал я.
— Что, извините?
— Магнитно-резонансную томографию…
— Голова кружится? Провалы в памяти есть? Может галлюцинации?
— Доктор, я совершенно не понимаю куда попал…
— Завтра же напишу в участок на этого разбойника Кочубея. Давно уже по нему кандалы плачут… Надо же, какого интеллигента нам чуть не испортил… Рвать не тянет?
— Я у Матвея пол стакан сливовки выпил, чуть обратно не вышло.
— А вот это, батенька, очень зря. Крепче чаю пока ничего не рекомендую. Хотя бы неделю…
В комнату вошла девушка с тазиком.
— Что так долго ходишь, дура? — набросился фельдшер.– Раздень барина до пояса. Оботри лицо, грудь… как уснет — следи, глаз не спускай…
Девушка поставила тазик на табурете возле диванчика и помогла мне снять рубашку.
— Да ладно, не тяжелораненый…– пробормотал я.
Фельдшер кивнул и вышел.
Девушка старательно промокнула тряпицу, нежно обтерла мне щеки, шею и грудь.
— Тебя как зовут, красавица?
— Аглая. Из Березкина я, племянница Прохора Петровича. Барин, кто же вас так…
— Пустяки, до свадьбы заживет…
Девушка улыбнулась.
— Послушай, Аглая, а что тут вообще происходит?
Девушка насторожилась.
— А что не так-то, батюшка?
— Прямо девятнадцатый век какой-то…
— А какой же еще, барин…
Аглая нежно обтерла мои руки влажной тряпкой, а я и сам не заметил, как провалился в глубокий сон…
Глава 2
Коля Зима окликнул меня. Я вышел из гудящего швейного цеха в холодный коридор.
— Андрей, там тебя спрашивают.
— Кто спрашивает?
— По коридору до конца, крайняя дверь слева.
Я прошел мимо сидящего на стуле сержанта. Он покосился, но ни слова не сказал.
Насколько я знал, в дальней комнате лежали поломанные ящики и картонные коробки.
Дверь оказалась слегка приоткрыта. Я вошел и увидел незнакомого седого мужика в обычном пуховике. За его спиной стоял угрюмый малый с недоброй ухмылкой. Возле двери Груздь, верзила с длинными, почти до колен ручищами из третьего отряда.
Седой усмехнулся:
— Назовись.
— Андрей Никитин. Второй отряд. Статья двести двадцать восьмая. А кто спрашивает?
— Топаз. Так ты с нами или мужиками, первоход?
В отряде шептались про Топаза, он из воровских авторитетов. Только до этого дня я его не разу не видел, хотя на зоне уже месяц.
— С мужиками,– ответил я.
— Пятерку по полной хочешь размотать или пораньше свалить?
— Как получится. Может УДО…
— Чтобы УДО получить, нужно куму петь, ты разве не знал?
— Догадывался.
Груздь медленно заходил сзади.
— Важные люди сказали, ты на свободе берега путал. Барыжил, а на общак не отчислял. Хороших людей обидел. Просили привет тебе передать, чтобы сидел всю пятерку и не рыпался…
Сзади на меня обрушился мощный удар по затылку. Ноги предательски подкосились и я рухнул лицом прямо на картонные коробки, проваливаясь в темноту…
… Я вздрогнул и проснулся. Этот сон-воспоминание снился уже в третий или четвертый раз. За окном ярко светило солнышко, весело пели птички.
Я лежал на мягкой взбитой перине в полутемной комнате. Огромный рыжий кот на комоде слегка приподнял голову, приоткрыл зеленый глаз, и тут же снова уснул.
В комнату торопливо вошла худенькая девушка в длинном платье и я тут же все вспомнил.
— Барин, уже проснулись? Как себя чувствуете?
Это уже переходило все границы.
— Что-то не пойму: здесь что, кино снимается? Или реалити-шоу?
Я резко приподнялся. Голова уже не болела. Я чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, только на груди еще остался большой синяк.
Я спал в штанах, а моя рубашка и ветровка аккуратно висели на плечиках.
— Барин, Андрей Иванович, может вам принести чистые панталоны и халат?
Тут я не выдержал:
— Что, нашли дурачка, Андрюшу Никитина, бывшего зека, и решили поиздеваться…
Девушка застыла, слегка приоткрыв рот. Мне даже стало ее немного жаль.
— Ладно, это не твоя вина. Зови режиссера вашего шоу…
Девчонка всплеснула руками и убежала.
Я внимательно осмотрел комнату. Мебель раритетная. Один комод из красного дерева чего стоит. В этом-то я разбираюсь, дедушка был краснодеревщиком.
Недовольный рыжий кот спрыгнул, наверняка потревоженный шумом, и быстро выскользнул в открытую дверь
В комнате появился Прохор, слегка отекший, с красными веками. Он пыхтел как самовар.
— Андрей Иванович, как себя чувствуете?
— Как космонавт. Мужики, мне бы домой. Надоела эта ваша комедия.
— Митрич строго наказал следить за вами. Он с утра отъехал, в селе Голубиха рожает… Предупредил, что вы, барин, после вчерашнего сотрясения возможно того… слегка умом тронулись. Уж не обессудьте…
Это я умом тронулся? Ничего, ни на того напали, сердечные, похоже вы сами тут все умом недалекие…
— Желаете кофию откушать? Пойдемте, Аглашка все в беседку принесет, погода сегодня изумительнейшая…
Мы вышли из особняка и направились к беседке. Денек и вправду по-летнему теплый.
Навстречу шла широкобедрая молодая женщина с ведром воды. Она тут же поставила ведро на землю и слегка поклонилась:
— С приездом, барин!
Я вежливо кивнул, отметив что молодуха довольно привлекательна и грудаста. Девка в самом соку.
— Прасковья, сегодня баню протопи. Барин попарится с дороги,– приказал Прохор.
— Конечно…– улыбнулась женщина.– Это мы зараз, Прохор Петрович…
Она легко подхватила ведро с водой и направилась дальше.
От Прохора снова за версту несло перегаром.
— Скажу как на духу, Андрей Иванович… изменились вы сильно. Оно и понятно, четырнадцать лет прошло. Даже тетка Ефросинья вас не сразу признала. Но я же насквозь вижу Никитинскую породу… Батюшка ваш покойный, какой строгий барин был… с ним не забалуешь. Если что — сразу сечь. Двести душ в имении держал…
Прохор тяжело вздохнул:
— В нашем хозяйстве дела нынче в упадке. Прошлый год неурожай, крепостные сдали мало… да и ваша покойная тетушка, Царствия ей Небесного, в последнее время много жертвовала на благотворительность, на городской лицей… Зачем-то вздумала французский учить на старости лет. К тому же сосед, помещик Гарин ее шибко надул… Тридцать душ купил почти задарма, хорошо без вывода. Но мужики, которых ваша тётушка продала, такие все работящие, толковые, да еще две девки-ткачихи… В нашем селе осталось около сотни людишек. Половина старики и детки. Мужиков крепких и трех десятков не наберется… В поместье две лошадки, коровка да птица… того гляди, придется прислугу распускать…
— Прохор, а какой нынче год?
Прохор удивленно взглянул на меня.
