Сон улетучился. Я мысленно чертыхнулся, наблюдая за тем, как Витька бесплодно шарится по полкам шкафа, по тумбочке, чертыхаясь и матюкаясь.
— Да где же он, зараза!.. Все вроде обыскал, нигде нету!
— Ты рассуждай здраво, — посоветовал я. — А ты одно и то же без толку ворочаешь. Найди точку опоры. Вспомни, где и когда ты его в последний раз видел?
— Ну где?.. Да здесь же, вот, — он хлопнул ладонью по тумбочке. — Я отлично помню! Я в этом плане вообще… педант.
— Ладно, педант. Где — это мы выяснили. А теперь вопрос: когда?
— Когда в последний раз видел?..
— Да.
Витек призадумался.
— Ну когда… Хм! Да уж давненько. С неделю тому назад примерно. Может, больше…
Меня осенило.
— Ха! Ну тогда все. Считай — нашли.
Витька воззрился на меня с надеждой. Тут меня осенило еще раз — озорной мыслью.
— Кстати! За ценную информацию предлагаю уменьшить долг. На пятерку. Теперь будем считать, что я тебе должен четвертной. Идет?
Витька потускнел.
— Э-э… ну, ты уж… как-то это неэтично…
— Ладно, ладно, шучу. А теперь, как говорится, следите за мыслью! Итак, ты видел здесь билет примерно неделю назад. И в те же дни поехал домой…
Витек с размаху звонко хлопнул себя ладонью по лбу:
— Точно! Точно! Как же я, дурак, забыл!.. Ну конечно, я его с собой взял! Я ведь еще в райком собрался зайти. С учета сняться. Правда, так и не зашел, но это другая история…
Дальше он вспомнил, как дома положил билет на этажерку, да там и оставил. Все это внезапно озарилось ясным светом, и Витек стал нецензурно поражаться тому, как такое можно было позабыть.
— Ничего странного, — я решительно отбросил покрывало и встал. — Голова предмет темный и странный… Ну что, собираемся?
— Ага. Чайку попьем?
— Ну, чай не пьешь — какая сила…
Пока завтракали, я постарался ненавязчиво выведать, где находится барахолка. Немного хитрости и включения памяти — и все стало ясно. Это за Дворцом культуры какого-то предприятия; Витек толком не смог объяснить, какого, но я понял. Я проезжал его на троллейбусе неделю назад. Явно современное сооружение, украшенное мозаичными панно абстрактно-наукообразного содержания: планетарная модель атома по Резерфорду (советское изобразительное искусство ужасно любило эту схему!) и некие вихри стихий. Само же здание вполне шаблонное — вообще мода тех лет на огромные цветные фрески была, как мне кажется, недорогим средством компенсировать архитектурный примитив. А тот, в свою очередь, был вынужденно порожден необходимостью вводить в строй гигантские объемы жилья, точнее, гражданских объектов в целом. Какие уж тут изыски при таких темпах и затратах…
— Ну, готов? — торопил меня Витька. — Пошли! Что-то мне интуиция хорошие сигналы посылает.
— Рыбалка будет удачной?
— Есть такое предчувствие!..
Он уже успел отобрать на реализацию часть товара: прихватил на всякий случай все три «Сейко» и остатки жвачки, сигарет, да еще не знакомые мне прежде штучки: два японских микрокалькулятора и несколько красивых фирменных шариковых ручек. Все это добро вполне поместилось в пластиковый пакет.
— У тебя прямо элитный товар, — заметил я. — Для снобов.
— Ну, а то! — заскромничал Витек. — Конъюнктуру сечем!..
И мы отправились навстречу прибыли.
Плановая советская экономика имела ряд несомненных преимуществ. И ряд не менее очевидных минусов. Прекрасно умея производить сложнейшие космические корабли, боевые ракеты, подводные лодки, она спотыкалась на бытовых мелочах, особенно на одежде. То есть там, где требовалась быстрая реакция на стремительно меняющуюся моду. Ведь та капризно указывала носить то брюки клеш, то «дудочки», то обувь тупоносую, то остроносую… И уж конечно, быстро крутиться в этой сфере могло только мелкое частное предпринимательство, а громоздкие советские швейные и обувные фабрики годами клепали по утвержденным лекалам кошмарные пальто, штаны и сапоги, которым, возможно, позавидовал бы Фредди Крюгер, но которые у нас, естественно, никто не покупал. И естественно, предприятия легкой промышленности годами же работали в убыток, гирями повисая на государственном бюджете. Зарплату ведь работникам платили исправно — по сути, ни за что. Ну и всякая бытовая мелочевка тоже была в хроническом дефиците. Повторюсь, советская экономика была колоссальной пушкой, не умевшей стрелять по этим воробьям.
Так называемая «косыгинская» реформа с данными проблемами частично справилась, но все равно недостаток товаров массового спроса оставался. И компенсировался суррогатами частного предпринимательства: кооперативными, комиссионными магазинами… Таковых в каждом крупном городе было несколько. Так называемые потребительская и промысловая кооперации (последнюю, правда, прикрыл Никита Сергеевич Хрущев по непонятному скачку психики — у него таких чудес было много) довольно успешно закрывали потребности населения в продуктах питания, в том числе и даров природы типа лесных ягод, орехов, лекарственных трав… А вот комиссионки (в сущности, то, что сегодня называется «секонд-хенд») предлагали гражданам модную, хоть и подержанную одежду. Не только ее, конечно. Можно там было найти и антиквариат, и современные интересные штучки (в фильме «Берегись автомобиля» персонаж Андрея Миронова впаривал посетителям немецкий магнитофон «Грюндиг», причем левым ходом, мимо магазинной кассы)… Спрос на все это был, работать в «комках» считалось престижным. Собственно, упомянутый персонаж, имея высшее образование, предпочел трудиться рядовым продавцом, в результате чего разъезжал на личной «Волге»: знал, где рыбные места.
Однако, и кооперация и «комки» до конца не могли исчерпать спроса на товары широкого потребления. Итого — в крупных городах стихийно возникали базарчики, разнообразно именуемые толкучками, барахолками, блошиными рынками, где найти можно было купить практически все, и по договорным ценам. Торгуйся, рядись, хоть до посинения.
Я далек от юриспруденции, и не берусь судить, насколько законными-незаконными были эти толковища. Думаю, что не очень. Тем не менее, власти частенько смотрели сквозь пальцы, понимая, что данное теневое предпринимательство затыкает экономические прорехи. Тем не менее, рейды правоохранителей с привлечением дружинников (сегодня бы сказали — волонтеров) случались время от времени. Видимо, чтобы уж совсем жизнь медом не казалась. Но если в целом с вещевыми барахолками советская власть сквозь зубы, но мирилась, то куда большее беспокойство у нее вызывали такие же примерно ярмарки, где продавалась аудио- и видеопродукция. Ну, скажу так: по-настоящему видеомагнитофоны, соответственно и видеокассеты массово появились в СССР к середине 80-х. Да, технология была разработана куда раньше, но она долго являла собой научно-лабораторный феномен, без воплощения в объекты бытовой техники. В 1978 году советские граждане с этим еще не были знакомы.
Иное дело — аудиокассеты. Это уже было, и магнитофоны-кассетники, более продвинутые, чем «катушечники», уже вовсю существовали. Как импортные «Филипс», «Тандберг», «Акай», «Сони»… так и наши «Десна» производства Харьковского радиозавода. И аудиозаписи «Битлз», «Роллинг стоунз», многих прочих англоязычных исполнителей, конечно, расползались по стране, что вызывало у советских идеологов заметное беспокойство. Отсюда и повышенный интерес к местам полулегальной торговли культурпродукцией. Где, разумеется, маячили и виниловые диски, без них куда же!.. Те же «Роллинги», и «Дип Перпл», и «Лед Зеппелин» разными правдами и неправдами проникали в СССР. И вот сейчас, пока мы с Витькой тряслись в дребезжащем трамвае, он с увлечением рассказывал мне, что мечтает приобрести любой диск «роллингов», либо из «Дип Перпл» — «Горящих» или «Шаровую молнию». Почему-то в те времена у «темно-лиловых» наблюдалась такая странноватая тяга к огненным названиям.
На рельсовом транспорте настоял Витек. Разумеется, из рачительных соображений. Проезд на трамвае стоил три копейки. На троллейбусе — пять. На автобусе — аж шесть. Я попробовал было заявить, что от копеечной экономии толку немного, но Витек горячо меня оспорил:
