— Присаживайтесь, — вернул я его на место. — У Империи очень мало таких врагов, с которыми я не могу разобраться сам. Не могу сейчас, пока жив Его Императорское Величество.
Зиновий Петрович обильно пропотел и шумно сглотнул. Не боись, это не та цель.
— Я очень надеюсь, что мой любимый батюшка проживет еще много, много лет, — продолжил я, сделав вид, что не заметил реакции — озвучивать все это мне в глазах Рожественского должно быть почти мучительно, чтобы он проникся и осознал серьезность ДЕЛА. — Он — блестящий Император, а я совсем не готов занять его место. Мне нужно учиться, и лучшего учителя, чем Его Величество, найти попросту невозможно. Отец достиг больших успехов в управлении нашей Империей, но у него есть одна черта, которую у меня не поворачивается язык называть изъяном — разве любовь к братьям может считаться таковым?
Потеющий, всеми силами старающийся не отводить глаза Зиновий Петрович завороженно покачал головой — нельзя.
— Алексей Александрович, мой дядя и брат Его Величества — враг России, Зиновий Петрович, — «выдавил я» признание. — Он трахает половину шлюх Петербурга, безудержно ворует, завышает сметы для подкормки своих ручных шакалов, а главное — он принимает на вооружение негодные корабли, тем самым ставя под угрозу само существование нашей страны — с такими морскими границами мощный флот для нас все равно что сердце для человека! — добавив в голос раздражения, я ткнул пальцем в грудь Рожественского и «обессиленно» опустился на стул, потерев лицо.
— Георгий Александрович, вы хотите, чтобы я вызвал Алексея Александровича на дуэль? — осторожно уточнил Рожественский.
Да, незаконно, но в свете того, что я поведал выше и с поправкой на нежно взращиваемую офицерскую честь вполне логично — социопат уровня дяди Леши от брошенной в лицо перчатки взбеленится и лично побежит к Александру за оформлением очень уникального в эти времена разрешения.
— Я — будущий Император, — придавил я его взглядом. — И не могу себе позволить слабости не заявлять свою волю прямо!
— Виноват, Георгий Александрович, — подскочил Рожественский.
— Ваш патриотический порыв и ваша честь достойны величайшего уважения, Зиновий Петрович, — опосредованно извинился я, продолжая программировать «биодрона». — Присаживайтесь. Я бы очень хотел избежать любых недопониманий, поэтому считаю нужным представить вашему взору полную картину. Подданный Российской Империи заслуживает права знать, во имя чего его просят пойти на беспрецедентную жертву.
Откуда эта довольная улыбка? Это что, верноподданнические слезы⁈ Пожалуйста, перестань, я же тебя на смерть отправляю, и эту встречу теперь буду видеть в кошмарах.
— Грядет большая война, Зиновий Петрович. Война, которая установит порядки на нашей планете на ближайшие поколения. Все, чем я занимаюсь последний год и стану заниматься далее, направлено на подготовку к ней. За десять лет нам придется полностью перелопатить армию и сделать флот по-настоящему могущественным. Однако наличие на должности командующего моего, да простит меня Господь, — перекрестился. — Родного дяди поставит крест на нашей подготовке к самой страшной мясорубке в истории человечества. Это, — я положил руку на папку. — Станет прекрасным предлогом для меня написать прошение о вашем переводе на Родину с повышением в звании. Я не стану унижать вас просьбой шпионить за Алексеем Александровичем — у меня есть множественные доказательства его порочной натуры. Так же я не стану унижать русского офицера, сделавшего своими дарованиями блестящую карьеру просьбами. Как Наследник русского престола, я приказываю вам принять новое назначение, за три месяца создать видимость недовольства действующим Командующим — непубличную, разумеется, а лишь среди высшего офицерского состава. После этого вам надлежит написать письмо Его Императорскому Величеству. В нем вы, как настоящий русский офицер, расскажете своему монарху чистую правду — найти следы расхищений и пренебрежений обязанностями будет легко. Отправив письмо, вы возьмете револьвер и направитесь на заранее назначенную встречу с Алексеем Александровичем. Там вы убьете его, и я знаю, что ваша рука не дрогнет, потому ее в этот момент будет орудовать сам Господь, тысячу лет оберегающий нашу Империю. После этого, Зиновий Петрович, я приказываю вам застрелиться — это сделает ситуацию невозможной к замалчиванию, и у меня будут развязаны руки. Как наследник Российского престола, я клянусь вам позаботиться о вашей посмертной репутации и о судьбах ваших потомков. Как будущий Помазанник, я лишаю вас сомнений — совершение подвига и сакральная жертва не имеют ничего общего с пошлым самоубийством. Как наследник Российского престола, я клянусь вам выиграть самую важную войну в истории России. Вы поняли мой приказ, Зиновий Петрович?
Плачущий, жадно внимающий с восторженным выражением лица каждому слову Рожественский вскочил со стула в третий раз:
— Будет исполнено, Ваше Императорское Высочество!!!
Цинизм, пожалуйста, вернись, потому что я такими темпами рехнусь.
Глава 2
Процедура чтения завещаний была долгой и заставила мою Марго прослезиться подготовленным в честь нашей с ней помолвки подарком от Виктории — комплектом жемчужных драгоценностей. Единственное, что досталось немецкой части гостей, кстати.
— Её Величество Виктория, Божьей милостью королева Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, защитница Веры, императрица Индии, завещает Его Императорскому Высочеству Георгию из династии Романовых набор для письма из слоновьих бивней и десять бочонков лично одобренных Ее Величеством чернил с просьбою помнить о том, что по письмам порою можно узнать о человеке больше, чем прожив с ним всю жизнь под одной крышей.
Любила со мной переписываться старая королева. У нее было прекрасное, замешанное на иронии ко всему на свете чувство юмора, и мне остается только надеяться, что я не разочаровал ее своими юмористическими упражнениями. Посыл завещанного понятен — я же «запаска», и ей на меня до недавних пор было плевать. Либо Ее Величество просто пошутила надо мной в последний раз.
— Это так трогательно, — почти искренне вздохнул я и тепло улыбнулся висящему на стене за спиной стряпчего портрету Виктории. — Спасибо, бабушка.
Вилли едва слышно фыркнул, не поверив в мои чувства.
Кабинет огромен — нельзя нас на компактные скамейки упаковывать, нам положены соответствующие статусу индивидуальные кресла. Ну и много нас — вся родня со всей Европы слетелась. Подавляющее большинство уйдет только с чувством исполненного долга — на такую ораву никакого наследства не напасешься.
Последней, сразу за мной, в завещании королевы упоминалась Ксюша — ей досталось модное платье, в котором ходила Виктория в подростковом возрасте. Мода циклична, и, полагаю, когда-нибудь сестренка его «выгуляет», к большой радости аристократии.
Далее мы перешли к завещаниям остальных покойных.
— Лошадь породы…
— Носовой платок с вензелем…
— Личный прогулочный шлюп…
Это Эдуард, и мне от него вообще ничего не досталось. Завещание Александры — маминой сестры и жены Эдуарда — для нас оказалось приятнее:
— В связи с трагической гибелью дочерей, все имущество принцессы Александры Датской завещается ее сестре Марии Федоровне, Императрице Российской. Предмет первый — украшенный брильянтами золотой крест, подаренный покойной королем Дании.
Копия креста королевы Дагмар Богемской.
— Сто тысяч крон, собранных народом Дании в качестве приданного.
Полагаю, собирали не с крестьян и рабочих, а с Датских богачей — я бы именно так и делал, но, к счастью, не надо. «Соточка» теперь вернется в Данию — не оставит же Дагмара ее себе. Так-то может, особенно если я попрошу подкинуть на какой-нибудь проектик, но я же не попрошу. Дания, несмотря на кажущуюся (мне) бесполезность, страна полезная, причем не только и не столько тем, что у них есть промышленность и судоверфь, а контактами с несколько одряхлевшими за последний век финансовыми кланами северных соседей, с которыми я робко надеюсь поработать к обоюдной выгоде.
