что-нибудь возразить, то пока не могли.
— Пойду ваты из аптечки принесу, ага? — сказал сержант Батоев и исчез.
— Так, — процедил лейтенант, — ты, Анджела Дэвис, пошли со мной.
Вова проводил нас внимательным взглядом и потянул к себе футляр с саксофоном.
— Итак, Анджела…
— Слушаю вас очень внимательно.
Лейтенант посмотрел на меня строго:
— Что ты можешь рассказать о произошедшей драке?
— Я вообще не поняла — что они вдруг бросились друг на друга.
С полминуты мы молча таращились глаза в глаза.
Из глубин участка внезапно раздались душераздирающие звуки, заставившие лейтенанта вздрогнуть. Если вам довелось когда-нибудь существовать рядом с начинающим духовиком, то вы понимаете, что первые упражнения — отнюдь не шедевры. Вовка, к примеру, чтобы нас не мучить, уходил репетировать в утеплённый сарай, неоспоримыми преимуществами которого были удалённость и звукоизоляция. Сейчас, как вы понимаете, он решил себя не сдерживать.
ПО СУЩЕСТВУ ДЕЛА
Тащ лейтенант символизировал собой борьбу долга и раздражения:
— Я имею в виду драку около музыкальной школы.
— По-моему, вы неверно квалифицируете это событие.
Он нахмурился:
— И как же я должен его квалифицировать?
— А вы дайте мне бумагу, я сама опишу.
Он хмыкнул и подвинул мне лист:
— Ну, давай.
— На имя кого?
Под его диктовку (и саксофонические экзерсисы) я переписала шапку, в которой, между прочим, значилось не только «Начальнику такого-то отдела» с именем и званием, но и от кого — конечно же, от Дэвис Анджелы Франковны. Я продолжала гнуть свою линию.
Дальше получился следующий текст:
«По существу событий 11 сентября 1985 года могу пояснить следующее.
Выйдя из музыкальной школы, я была остановлена двумя неизвестными мне мужчинами, один из которых грубо схватил меня за руку и потребовал, чтобы я села с ними в машину. Было ли целью упомянутых мужчин совершение действий сексуального или членовредительского характера, мне неизвестно, однако они имели ярко выраженное грубо принудительное свойство [27]. Мой товарищ, видя это, прибег к мерам необходимой обороны, после чего мы уехали. Записано мной лично. 11.09.1985».
И размашистая подпись:
А. Дэвис. Patria o muerte! [28]
Я подвинула ему листок:
— Так нормально?
Лейтенант пробежал глазами листок, потемнел лицом и как даст ладонью по столу (я аж подпрыгнула, честно):
— Да что ты мне голову морочишь!
Саксофон оборвал свои завывания, брякнул железный перекидной засов, и по коридору прозвучали лёгкие шаги. Вовка зашёл в кабинет и скучным голосом сказал:
— Ещё раз на неё крикнешь, рапорт будешь писать из больнички. Где там ваши придурки со своей машиной? Достал меня сегодня этот хор идиотский, и вы тут ещё со своим цирком…
— Это что за разговоры? Вы понимаете, где вы находитесь?
Вова поморщился:
— Слушай, лейтенант, вот чё ты меня бесишь? Вам надо было нас на беседу вытащить? Ну. Щас я начну снова девятилетку изображать, и хрен ты кому чё докажешь, что это всё тебе с пьяных глаз не приснилось.
— А тех дяденек другой дяденька избил, который мимо проходил. И мы его не знаем, — честно-честно сказала я специальным детским голосом и для верности несколько раз поморгала глазами.
В коридоре раздалось одинокое топанье, следом закричал и заругался сержант Батоев. Вестимо, тот пацан, об которого Вовка кровь вытер, побежал (но был остановлен бдительным сотрудником).
Лейтенант смотрел на нас, откинувшись на спинку стула:
— Есть же записи.
— Это подделки, — равнодушно сказал Вова. — С видеоматериалами, конечно, будет сложнее, но не думаю, что их у вас много, если вообще есть.
Несколько секунд висела пауза. Потом лейтенант встал и вышел.
— Что думаешь? — спросила я.
— Да ничего не думаю. Надоело мне притворяться.
Ещё бы. Достало прям до печёнок.
СПЕЦИАЛИСТ ПО ДЕТЯМ
Где мы были, я не могу вам сказать. Серое здание. Задний рабочий двор без каких-либо обозначений на двери. Во дворе довольно много по советским меркам машин — пять или даже шесть. Около крайней, с задранным капотом, возился мужичок в замасленной робе, ещё трое в форме курили и давали ценные советы. Все четверо лениво мазнули по нам взглядами. Внутри, однако, имелся охранник, сурово потребовавший документы или (за неимением оных) хотя бы имена.
— Так Анджела Дэвис, — отрекомендовалась я, — товарищ лейтенант не даст соврать.
Так и записали нас: Анджела Дэвис и Анри Валуа. По ходу дела, это теперь наши подпольные клички. Хотя…
— Нас теперь любой дурак найдёт, которому не лень, — проворчал Вова.
— А особенно не дурак, — согласилась я.
Нам показали всякие документы, удостоверения и прочие печати. Но дело было даже не в этом. Если бы какие-нибудь западные спецслужбы взялись представляться органами, они бы такой развесистой клюквы понавешали в стиле Шварценеггеровского милиционера и злых мужиков в ушанках с малиновыми околышами (хоть бы и летом), но никак не вот эту вахту, ремонт полудохлого бобика и рапорта́ в трёх экземплярах.
Кабинет был серенький. Человек был серенький, в сереньком костюмчике. Да и всё вокруг было серенькое, унылое и одинаковое. Но, справедливости ради, немного поновее, чем в ментовке.
Дядька, которого отправили к нам беседовать, был, видать, специалистом по работе с детьми. Лет тридцати пяти. Майор, наверное. Или по́дпол уже. Первым делом он попытался завязать с нами, тысызыть, контакт.
Зубодробительно.
Вова смотрел на него, сложив брови домиком.
— Простите, вы читали наше дело?
— Пусть эти вопросы вас не беспокоят…
Я попробовала зайти с другой стороны:
— А папку, которую предположительно ваши товарищи изъяли у меня из шкафа, вы хотя бы видели?
— Ребята, есть круг вопросов, которые я не должен…
— Послушайте, юноша… — начала я.
— Тогда позовите того, кто читал, — перебил меня Вова, — иначе это бессмысленный фарс.
Мужик помолчал.
— Хорошо, я читал…
— Тогда какого хрена? — Вовка навалился грудью на стол. — Ты мне во внуки годишься! «Дорогие ребята», бл***… Чё смотришь? На троллейбусе тебя пару кругов по городу провезти, чтоб ты уверился, что никто меня этому не учил?
— Погоди, Вов, не разоряйся. У вас есть конкретные вопросы? Без «давайте жить дружно» и прочей фигни?
Товарищ предположительно майор хмыкнул. Открыл папочку.
— Что такое бэлээм?
— Блэк лайф мэттер, — с ужасным немецким произношением выдал Вова.
— «Чёрные жизни важны», — перевела я. — Движение, которое из борьбы за равноправие сделалось расистским обратного толка и послужило одним из спусковых крючков гражданской войны в США.
— Как это — «обратного толка»? — не понял майор.
— То и значит. Не все жизни важны, как вы могли заметить, а только чёрных.
— А самыми ущербными членами общества становятся белые цисгендерные мрази, — добавил подробностей Вова.
— Кто?
Я постаралась сформулировать максимально чётко:
— Мужчины белой расы, которые отказались совершать
