— И это тебе тоже приснилось? — спросил Граф.
— И это, — ответил я. — Странные какие-то сны я вижу в последнее время.
— Ну об этом мы после поговорим… Если ты знаешь про драку, то о том, что было после, вряд ли… Прибывает милиция и все участники драки спешат убраться по добру по здорову. Тельма хватает Философа за руку, выводит из ресторана и усаживает в старенькую «Победу». Через минуту они уже мчатся по кривым улочкам старого города. Причем девушка не соблюдает правила движения, игнорирует светофоры, но улицы пусты. Минуя окраины, они выезжают на загородное шоссе. Асфальт мокрый, но Тельма гонит на предельной скорости, словно за ними гонятся. Потом на полном ходу сворачивает на второстепенную дорогу, чтобы через полчаса и несколько километров, въехать в ворота большого дома, мрачное, обветшавшее двухэтажное строение которого высится в глубине запущенного сада.
Тельма выскакивает из машины, а когда следом из салона выбирается Философ, вновь хватает его за руку и буквально втаскивает на крыльцо. Отворив дверь ключом, девушка тащит гостя в глубь дома. Света она не зажигает, поэтому Философ лишь ощущает запах плесени, старого дерева и слышит скрип досок пола. Вслед за странно возбужденной незнакомкой, он поднимается на второй этаж. Распахивается дверь. Тельма поворачивается к невольному гостю лицом и начинает расстегивать на нем одежду… — Граф умолк, видимо, погрузившись в приятные воспоминания, потом трясет головой и продолжает: — Они лежат в темноте, прислушиваются к шуму дождя за окном. Философу кажется, что его неожиданная любовница спит, лежа ничком и положив голую руку ему на грудь, но едва он пытается встать, как она спрашивает совершенно не сонным голосом:
— Ты куда?
— Где тут у тебя удобства?
— На первом этаже, как спустишься, направо.
Через десять минут Философ возвращается. В спальне уже горит свет, постель разорена, а хозяйка дома ходит нагишом, подбирая разбросанную одежду. Никакой мужчины не смог бы оставаться равнодушным к такому зрелищу. Философ и не остается. Проходит еще немного времени и они встают, чтобы одеться и спуститься вниз. Проходят на кухню. Тельма варит кофе. Потом исчезает на десяток минут, чтобы вернуться уже вымытой, в банном халате. Философ наливает кофе и ей. И они пьют, ни о чем не говоря. Гость начинает опасаться, что так ничего не узнает об этой девушке, кроме имени. Теперь он видит, что лет ей около тридцати. Судя по акценту — эстонка, кожа белая, почти прозрачная, серые глаза, длинные белые волосы.
— Ты хоть понимаешь, с кем связался? — спрашивает Тельма.
— Ты о ком?
— Да вот об этом, губастом! Это же Генрих Соммер!
— Сынок инструктора горкома?
— Да.
— У Пауля Генриховича сын эстонский националист?
— А папаша, думаешь, лучше?
— Что ты имеешь в виду?
— Он же по молодости лесным братом был.
— Вот это новость… И что, все об этом знают?
— Не все. Я знаю. И отец мой знал, только доказать не смог.
— Умер?
— Его убили, а милиция убийц не нашла.
— Почему ты мне об этом рассказываешь? Я ведь завтра должен встретиться с Соммером-старшим.
— Ты не испугался его сынка.
— По незнанию.
— А если бы знал — испугался бы?
— Не знаю. Не всегда, когда меня били, я имел возможность бить в ответ, но когда случается такая оказия, своего не упускаю.
— Этим ты мне и понравился, Евграф.
— И поэтому ты привезла меня в свой дом?
— Считаешь, что я — шлюха?
— Да Господь с тобой!
— Тебе ли поминать Бога, философ!
Глава 16
— Что ты хочешь этим сказать?
Она бросает на столешницу брошюрку.
— Вот. Выпала из твоего кармана.
— Ну так мне ее инструктор дал для ознакомления перед моим завтрашним выступлением перед школьниками.
— Сволочь он! — презрительно цедит Тельма. — Сначала всучил тебе эту книжонку, а потом натравил на тебя своего сынка-фашиста с его бандой. Милиция забрала бы всех участников драки в отделение, там у тебя изъяли бы нелегальную литературу, а потом передали бы вместе с ней в КГБ.
— Мне бывать там не привыкать, — отвечает Философ. — Дважды срок мотал.
— Мотал?
— Отбывал наказание.
— И третий хочешь?
— Не хочу.
— Тогда откажись от завтрашнего выступления!
— Слушай, Тельма, а кто ты такая? — начинает злиться Философ. — Нет, девочка ты в высшей степени соблазнительная, но я никак не пойму, почему тебя так волнует моя судьба? Думаешь, что как честный человек я теперь обязан на тебе жениться?
— Я не собираюсь выходить замуж за старика.
— Откуда ты знаешь, что я — старик?
— Знаю. Я даже знаю, что эта книга тобой написана. А еще я видела у тебя на руке татуировку. Ты — кайман!
— Да, ты много обо мне знаешь и я теперь полностью в твоих руках.
— Я была студенткой, когда мне попалась в руки слепая копия твоего «Процесса» и читая его, я влюбилась в автора, ничего о нем, то есть, о тебе, не зная. А мне очень хотелось узнать. А так как мой покойный отец, Расмус Ильвес, был в войну полковником «СМЕРШ», то и я кое-чему от него научилась. Так что, когда ты в ресторане назвал себя, я уже знала, кто ты. А увидев татуировку, сумела завершить картину. Теперь я о тебе знаю все. Потому и не хочу, чтобы ты завтра выступал. Соммер приготовил для тебя ловушку. Двойную. Ее первая часть сегодня не сработала, значит, завтра сработает вторая.
— И что же мне делать? Бежать?
— Нет. У меня есть идея получше. Ты ведь в «Галактике» живешь?
— Да.
— Тогда поезжай сейчас туда. Поднимись в триста двадцатый номер. Постучись. Когда откроют, скажи, что ты от Тельмы Ильвес. Тебя пустят. Людям, которые там находятся скажешь следующее: «Инструктор горкома партии Пауль Генрихович Соммер — бывший солдат „Ваффен-СС“ из двадцатой эстонской войсковой дивизии. Участвовал в уничтожении узников трудового лагеря „Клоога“. А после войны, боролся с советской властью в бандитском подполье. Все материалы, изобличающие Соммера, собранные Расмусом Ильвесом, хранятся в надежном месте».
— Почему же ты сама не сделала этого?
— Не хотелось тратить донос попусту. Ждала случая употребить его на доброе дело.
— Соммер, конечно, мразь, я сразу это почувствовал, но никогда я не был стукачом.
— Стукачом? — снова переспрашивает Тельма.
— Доносчиком, — второй раз переводит с блатного на русский Философ. — Ты хочешь отомстить за отца, понимаю и поддерживаю, но мне не нравится, что ты пытаешься сделать это моими руками.
— Нет, это ты не понимаешь. Соммер не просто бывший эсэсовец! Фашисты бывшими не бывают. Он просто сменил окраску, но остался тем, кем был. В городе много подростков и молодых людей, для которых твой «Процесс» истина в последней инстанции. Они часто собираются вместе, устраивают закрытые фестивали и другие мероприятия. Так вот, Соммер затеял разгром этого движения, прикрываясь марксизмом-ленинизмом. Если его затея удастся, он сломает судьбы десятков ребят и девчат. В том числе — и твоей дочери. Остановить его — твой прямой долг. Я же даю тебе в руки самое надежное оружие.
— Я тебя понял, — смиренно произносит Философ. — Еду немедленно.
— Я с тобой!
— Хорошо. Поедем. Только, чур, за руль сяду я.
И вот они снова в машине. Философ ведет старую «Победу» куда аккуратнее. Они опять оказываются в городе, который глубокой ночью кажется совсем вымершим. Когда машина подъезжает к гостинице, его спутница говорит:
— Когда дверь приоткроется, покажи на всякий случай свою татуировку.
— Это еще — зачем?
— Думаешь, там совсем ничего про тебя не знают?
— Не думаю.
Покинув машину, Философ входит в вестибюль, кивает швейцару, поднимается на третий этаж. Двигается он нарочито неторопливо, поминутно останавливаясь и вглядываясь в свое отражение в зеркалах, что висят на каждой лестничной площадке. Наконец, он оказывается возле двери с табличкой «320».
«Люкс, значит, — думает он. — Две спальни и гостиная, телевизор, холодильник и бар. Неплохо устроились, товарищи чекисты… Или — может быть — кайманы, или — те и другие сразу?… Ну так я вам сейчас преподнесу сюрприз, товарищи крокодилы…»
