– Приветствую тебя, великий Один, в нашем Староселье, – поклонился богу войны мужичок с ломаным носом и клочковатой рыжей бородой. – Староста я здешний, Сиронюх люди прозывают. Богуслав сказывает, ты за нас сражаться пришел?
Викентий кивнул и спросил:
– Как собираешься отбиваться?
– Вот, стадо пригнал, – кивнул на животных староста. – Лесовики, сказывают, во первую голову лосей режут. Без них славянину как без рук. Опосля посевы травят, ловы портят, тропы лесные перекрывают. Без припасов деревню обложенную норовят оставить. Голод – не тетка. Коли закрома пусты, хочешь не хочешь, ан все едино к родичам уйдешь, дабы с голоду не пухнуть да от холода не околеть. Тут-то дом ворогу в целости и достается. Однако же, пока лоси здоровы, дрова завсегда заготовить можно. Ну а в тепле да с ловами справными до весны дотянуть нетрудно, даже без огорода и грибов с ягодами.
– Выходит, главное – это стадо?
– Потому и увел, – кивнул староста. – За тыном спрячем, дозоры выставим. Глядишь, и отобьем.
– Не отобьете, – покачал головой Один. – Частокол оборотней не задержит, рыси и росомахи перемахнут и не заметят. Да и медведь залезет. И окажется ваше стадо во дворе, словно в западне. Бежать некуда. Тут лосей и зарежут. От дозорных толку в темноте мало, огня же яркого разводить нельзя, такая подсветка пожаром обернуться может.
– Что же тогда делать, великий?
– На юг лосей гони, к орешнику. Я там несколько берез видел. Повалим, пару костров разведем, стадо на свету окажется. Да и трава там высокая, пусть попасутся. Крепких ребят четверых направь да копий им дай с десяток. Наберешь столько?
– Найдется, великий.
– Отлично, – щелкнул пальцами Викентий. – Что до двора, то частокол оборотни, понятно, перемахнут, однако же стены бревенчатые им не по зубам. В дом им не попасть, там сварожичи будут в безопасности. Пока не стемнело, из веревок и ремней ловчих петель как можно больше наделайте и по двору, а также у дымовых окошек развесьте.
– Среди лесовиков не токмо звери на войну выходят, великий, среди них и людей много. Обычные воины ни в петлю не попадутся, ни дверь их не остановит. Выломают.
– От простых людей в темноте толку мало, Сиронюх. А к рассвету все так или иначе разрешится, – похлопал его по плечу бог войны. – И вот еще… Давай твой запас веревок напополам поделим. У меня на силки тоже большие планы.
– Ты полагаешь, великий, мне надобно здесь остаться и деревню оборонять, ты же стадо стеречь отправишься?
– Именно! – согласно кивнул Викентий. – И давай без колебаний. Время уходит, а до темноты нужно еще чертовски много успеть.
Бог войны умел расставлять приоритеты. И потому трое безусых юнцов, выделенных ему старостой, сперва развесили ловчие петли в просветах лещины, затем свалили старые, с гнилой уже сердцевиной, полутораохватные березы кронами в сторону реки, порубили несколько самых толстых сучьев, развели два костра – один неподалеку от воды, а второй на полпути к березам. Горел хворост, понятно, неохотно, отчаянно чадя. Но и это было неплохо. Ибо ни одна сырая древесина, кроме березовой, вообще никак не разгорается.
Уже в сумерках, в свете костров, Викентий и пастушата натыкали в землю веток, насторожив силки на дальних подступах, привязали сохатых за ноги – дабы не сбежали, коли страшно станет. И только после этого бог войны наконец-то позволил уставшим мальчишкам сесть у огня и достать из корзин копченых судаков и окуней. В качестве закуски к угощению были добавлены ягодные цукаты, но вот запивать поздний ужин пастухам пришлось речной водой. Похоже, не то что брага или квас, но даже обычное сыто было для здешних жителей слишком дорого.
– Вечером оборотни не нападут, – сказал бог войны, сполоснув липкие после копченостей ладони. – Выждут, пока мы расслабимся, притомимся и заснем. Начнут охоту перед рассветом. Посему первыми сторожите вы, меня толкните после полуночи. А чтобы не заснуть, березку потихоньку разделывайте и дрова в огонь кидайте. Ваша жизнь, юные отроки, зависит от света. В темноте оборотни найдут вас по запаху, определят горло по звуку дыхания и лишат жизни. А вы даже не поймете, кто вас убивает. Но пока есть свет, силы равны. И хвалите богов, что не позволили наслать на нас дождь! Не иначе могучая Макошь одарила вас своим покровительством.
– Говорят, смертный не в силах совладать с оборотнем… – неуверенно произнес вихрастый мальчишка с носом картошкой. – Они быстрее и сильнее.
– Как тебя зовут, малой? – Великий Один пристроил свой щит ближе к огню и присел на краю деревянного диска.
– Весар, сварожич.
– Скажи мне, Весар, – прищурился на него Викентий, – зачем ты создан матушкой землей? Детей ты рожать не умеешь, выкармливать тоже. Чтобы женщины продлили род сварожичей, таких, как ты, хватит одного на сотню женщин. Огород тоже вскапывают они, рыболовные верши бабы не хуже тебя проверить способны. Так зачем народу славян нужен ты, мальчик Весар?
– Я… Я могу рубить дрова, слоить тес, колоть дранку… – Вихрастый паренек смущенно облизнул губы.
– Нет, Весар, все это пустая суета. – Наклонившись вперед, бог войны выдохнул: – Ты рожден для того, чтобы умереть. Чтобы в день опасности в вашей деревне было кому погибнуть. Когда в твой дом приходит беда, ты должен вспомнить, что ты – мужчина, что ты – воин, ты должен распрямиться и убить врага! Сдохнуть, но уничтожить его! Запомни раз и навсегда, Весар: ты создан для смерти! Твой долг умереть ради того, чтобы славянские бабы рожали новых детей, чтобы детишки сварожичей кувыркались в траве, а старики скучали у речного причала. Ты не должен выжить, ты должен убить! Воткнуть, издыхая, свой нож чужаку в ребра, выколоть сломанными пальцами его глаза, вогнать пустой кулак в его глотку. – Великий Один, резко распрямившись, схватил паренька за горло и крепко сжал, оторвав от земли и глядя в самые глаза. – Ты рожден, чтобы стать воплощением смерти, мальчик Весар из рода Сварога! Скажи, разве кто-то может быть быстрее или сильнее смерти?
Викентий разжал пальцы и снова опустился на щит. А паренек упал на пятую точку и попятился, округлив глаза.
– Что тебе за разница, на что способен оборотень, Весар? – опять тихо спросил бог войны. – Он придет сам, и когда он тебя поймает, ты его убьешь. Ведь это ты воплощение смерти, и это твоя охота. Возможно, последняя в твоей жизни, но она твоя! Постарайся получить от нее удовольствие.
Паренек сглотнул и поежился.
– Бери топорик и иди щепать дрова, – дружески улыбнулся ему великий Один, вытягиваясь возле огня. – Для твоей охоты нужен свет.
Он зевнул и закрыл глаза. Пред богом тут же закружилась прелестная Уряда, одетая в короткое облегающее платье с синими блестками, в красные туфельки и с алым шелковым шарфом на шее. Она порхала между облаками и с каждым оборотом возносилась все выше и выше, пока не захрапела от усталости. Этот храп показался столь неуклюжим и лишним, что молодой человек открыл глаза и…
Лоси хрипели от ужаса, скача на привязи, вдалеке катился мохнатый комок с человеческими руками и ногами, костры трещали, рассыпая искры, тряслась и хрустела гибкими ветками лещина. В воздухе мелькнула серая тень с оскаленной пастью, опустилась на Викентия и… В последний миг послышался упругий щелчок, натянувшийся ремень рванул зверя за переднюю лапу, и тот развернулся брюхом вперед. Один что есть силы ударил в это брюхо кулаком, подхватил с земли копье, метнул в росомаху, что вцепилась в ногу сохатого аккурат в месте привязи, кинул второе в другую стремительную тень, подхватил щит. Слева надвигалось что-то безумно огромное, мохнатое и рычащее. Закрывшись окованным диском, Один сдернул палицу и швырнул в катающийся ком, надеясь, что попадет в зверя, а не в человека, и в этот миг щит резко дернулся вверх и в сторону, вырываясь из кулака. По его краям торчали черные медвежьи когти.
– Ни хрена себе! – выдохнул бог войны, дернул из петли топорик, припал вниз и почти без замаха рубанул понизу по лапам, тут же откатился, прыгнул сверху на падающую тушу, несколько раз рубанул, ощущая, как железо погружается в горячую живую плоть, резко отпрянул, пока могучий зверь не дал сдачи. Услышал истошный визг – это росомаха драла и грызла спину одного из пастушков. Бросок топора сбил оборотня с добычи, и тут… В свете костров Викентий увидел крупного медведя, прыгнувшего на ребра самого крупного из сохатых, вогнавшего когти глубоко в мясо, подбирающегося к лосиной шее. И как назло, в этот миг в руках бога войны не было ни щита, ни палицы, ни копья – ничего.
– Топор!!! – отчаянно взмолился великий Один, вложив в этот призыв всю свою страсть, все желание, всю силу. И вдруг… Боевой топорик внезапно сам собою возник из темноты, прыгнул в руку, и бог войны тут же швырнул его в хребтину оборотня. – Н-на!
Оружие с легким чмоком вошло в цель, медведь ослабил хватку, рухнул с лося в траву. Один протянул к нему руку:
