в полном объёме, но я пытался. В целом тренировка прошла сносно, хотя и чувствовалось напряжение.
Анна злилась. Злилась, но молчала. То, что я попытался сделать с утра — ужасно не нравилось ей. Ведь учитель для неё не учитель, а сам Господь Бог. А я, негодный, посмел усомниться в его святости.
К слову, насчёт святости. Как мне удалось выяснить, этот персонаж не так уж и безгрешен, как предполагалось ранее. Даже, можно сказать, всё ровно наоборот. Но обо всём по порядку.
После того, как завершилась тренировка, я тут же поспешил домой. Мне не терпелось узнать то, что удалось добывать Фёдору по поводу Алексея Герцена. Алексей Герцен — и есть учитель.
Ещё с утра я позвонил Фёдору и попросил его о том, чтобы он, подключив свои профессиональные умения и связи разузнал всю информацию по этому человеку.
Ему удалось.
На улице уже было темно, покрапывало что-то типа града, на крыльце по своему обыкновению сидел Иисус и курил. Но я не стал задерживаться и сразу прошёл внутрь дома.
Начальник охраны ждал меня на кухне. Не один. С ним сидел один из его бойцов. Они заинтересованно смотрели в ноутбук и даже не сразу заметили меня.
— Ну что? — Пробасил я.
— А, Андрей… — Повернулся на меня Фёдор. — Ты уже вернулся…
— Как видишь. Чего там по поводу Герцен?
— Много чего… — Загадочно произнёс Фёдор. — Присаживайся.
— Будете чаю? — Спросил у меня боец.
— Не отказался бы.
Пока парень возился с кружкой и заварником, Фёдор в это время переставил ноутбук на стол рядом со мной и пододвинул ещё один стул, для себя. Сел.
— А какие у тебя отношения с Алексеем Герцен? — Спросил Фёдор.
— По большому счёту никаких. Это всего лишь родственник одной моей одногруппницы.
— Нечистым на руку оказался этот родственник. — Нахмурился Фёдор. — И слава богу, что ты с ним не связан.
— Ну давай, не томи…
— Прошу. — Передо мной оказалась миниатюрная кружечка с ароматным напитком. — Это чёрный чай «Золотой Хунань». — Пояснил боец. — Наш новый повар привезла из дома. Говорит, листья этого чая собирали обезьяны…
— Обезьяны? — Удивился я. — Может, чего другого нальёшь… — Поднёс кружечку ко рту и немного отпил. — Оу… стой… не надо другого. И этот сойдёт. Спасибо большое.
Вкус был до жути необычным. Нежным, мягким… послевкусие отдавало чем-то слегка терпким, но таким живительным.
— Ублюдок. — Неожиданно произнёс Фёдор и я чуть не поперхнулся. Поставил кружку на стол.
— Чего…?
— Герцен Алексей — тот ещё ублюдок…
— А…господи…
— Рассказываю. — Опёрся о стол Фёдор. — Три года назад он выиграл суд над восемнадцатилетней девочкой. Он обвинил её в домогательствах, воровстве, избиении и вранье.
— Вот это букет.
— Конечно, никаких преждевременных выводов я делать не стал, но… четыре года назад случилась идентичная история. А ещё шесть. А также семь и восемь лет назад. В общем, это довольно частая практика у вашего родственника.
— А что это были за девочки?
— Это самое интересное. Все те, кого он засадил, находились в статусе слуг его рода. Абсолютно беззащитные, безродные девочки. Судя по фоткам — безобидные существа.
— Внешность обманчива. — Резонно вставил я.
— Справедливо, Андрей. Но не столько же раз.
Я кивнул и отпил чаю.
— Как говорится, совпадение — это то, что повторяется только два раза, а всё остальное — закономерность. И чего сейчас со всеми этими девочками…?
— Сидят. — Как-то грустно произнёс Фёдор. — Чего им ещё делать?
— Как думаешь, за что он с ними так?
— Это мне уже неизвестно. Могу лишь предполагать.
— А ещё что-нибудь удалось выяснить?
— Да. Но это уже по мелочи. Коррупция, банковские махинации, участие в спонсировании банд. формирований, торговля оружием.
— Я смотрю, тебя так сильно зацепили девочки?
— Ещё как. А тебя, разве, нет?
— Да тоже… тоже зацепили. Тем более, что… — Отпил чаю. — Ай, ладно, ничего…
Фёдор переглянулся с бойцом, а я отставил от себя пустую кружку.
— Ладно, спасибо вам большое за помощь. — Окинул взглядом своих ребят. — Пойду спать. Завтра тяжёлый день. Надо выспаться. Если удастся ещё что-нибудь узнать, обязательно сообщите.
Пока поднимался на свой этаж, думал об услышанном. В принципе, я и не сомневался, что учитель окажется ублюдком. Ни единого сомнения не было. Настораживала история с осуждёнными девушками. Были не понятны сразу две вещи. Во-первых, почему он разбирался с ними именно в правовом поле, если всегда можно убить человека (учитывая то, что он безродный), и тебе ничего за это не будет.
Во-вторых… почему именно девушки? Я ведь помню, как мы с Анной встретились в парке с её друзьями. С теми, что тоже являются учениками Алексея. И все были парнями. Значит, учеников парней — много, но осуждаются только девушки.
Почему?
Он что, голубой?
Не понятно…
Ну и, естественно, появлялось опасение, причём очень существенное, что подобным образом закончит и сама Анна. Она ведь подходит под все критерии. Безродная, преданная, симпатичная.
Вот чёрт… я ведь дал себе зарок отстать от неё и учителя, но…
/Спустя восемь часов/
Спалось этой ночью, к сожалению, не очень сладко. Бесконечные мысли об Анне и её упыре не давали расслабиться. А это плохо. Потому что сегодня силы нужны мне как никогда.
Ибо — турнир.
Дабы взбодриться и прийти в рабочее состояние, быстренько сполоснулся под холодным душем и попил кофейку на первом этаже. Всё это, как не удивительно, привело меня в чувство и даже настроило на нужный лад.
Созрела одна идея.
Идея эта касалась одной очень важной для меня девушки. И нет, это не об Анне. Я про Екатерину.
Мы ведь уже решили с ней, что вступим в брак. И я, как мужчина, как глава семьи и в целом ответственный человек обязан сделать ей предложение. Не наоборот же. А как это сделать лучше всего?
Правильно. В максимально подходящей для этого обстановке и в нужное время. И так уж вышло, что самым идеальным вариантом было сделать это во время турнира.
От одного представления о том, что сразу после победы над противником я попрошу у рефери микрофон (ну или заберу насильно, если он не захочет делиться) и при огромном зале вручу Екатерине кольцо — замирало сердце.
В тот момент, когда Аксёнова переживает такую тяжёлую утрату, я должен подарить ей самые восхитительные эмоции. И такой вариант подходит как нельзя кстати. Это хоть на день, но поможет девушке отойти от горестных мыслей. А там, когда всё завяжется ещё круче — совсем не будет времени на скорбь.
Ну и выпендриться, конечно, хочется. Чего уж лукавить. Такой перформанс пойдёт моей
