недавно вышел с очередной отсидки. Но его практически никогда не бывает дома.
— Славик, я замерз…Идем уже домой. Есть хочется. Чего ты бегаешь туда-сюда?
Очень странно слышать свой голос со стороны в воспоминаниях брата. Я точно знаю, что это его воспоминание. Просто ощущаю все эмоции, которые сейчас бушуют в Славике. Он сильно злится. Ему тренер сказал, физуха слабовата.
— Лех, будь человеком, потерпи. — Брат останавливается, опирается на клюшку и смотрит на меня. — Я должен доказать, что могу. Понимаешь? Что лучше могу.
— Славик, холодно. — Продолжаю канючить я. Главное, свои эмоции тоже чувствую. Мне на самом деле не так уж холодно, просто я хочу домой. Дома тепло, там новые карандаши, их вчера принесла мать, и вкусные котлеты.
— Что ж ты такой… — Брат подкатывается ко мне и хмуро смотрит на мое недовольное лицо — Нюня…
— Сам ты нюня! Я маме все расскажу. Понял? Тебе какой-то хоккей дороже, чем я.
— Ты дурак? — Славик достаёт из кармана грязный платок и вытирает мне сопли под носом. — Как может быть что-то дороже тебя. Ты — мой брат. Совсем тю-тю? Запомни, Леха, что бы не случилось, я всегда буду на твоей стороне. Понял? И всегда выберу тебя. Надо же такое ляпнуть…Ну, точно дурак…
Я ною, кручу головой, пытаясь увернуться от руки брата с этим долбанным платком, жмурюсь, открываю глаза и снова моргаю. Мы больше не на улице. Нет больше коробки, ворот, снега. Зато есть комната брата. В углу плачет мать, прижимая ладонь ко рту. Рядом с кроватью Славика замерли отец и наш участковый. Постель перевернута. Матрас поднят. На тонкой подстилке, которую мать всегда клала на панцирную сетку, лежит сверток. Это — то самое золото, которое мне принес Ржавый. Ворованное золото.
— Ну, Славик…Ну, Беловская порода… — Мент качает головой и с укоризной смотрит на брата, который замер чуть дальше, буквально в двух шагах от бати. Потом поворачивается к отцу. — Ты бы, Виталик, за ум уже брался. Посмотри, что с детями творится. А все с тебя, дурака, пример берут. Блатная ваша эта романтика… Ведь пацан то, вроде, спортом занимается. Глядишь, уехал бы отсюда. Жизнь наладил бы. Хоть кто-то…
— Сынок, скажи, это не твое, да? — Мать всхлипывает с тихими подвываниями. — Скажи, что произошла ошибка.
Славик поднимает взгляд и смотрит на меня. Я стою в дверях его комнаты. Я. Алеша. И снова это странное ощущение. Слышу мысли Славика, испытываю те эмоции, которые испытывает он. Но при этом, свои мысли и свои чувства я тоже вполне осознаю. Меня распирает от какой-то неуёмной радостной злобы. Такиему и надо. А то все вокруг одно по одному — посмотри на Славика. Славик молодец. Вот вам — Славик молодец.
— Это — мое. — Отвечает Славка после минутной паузы и отводит взгляд.
Он знает, если скажет, что не его, начнут выяснять, откуда появилось. Мать и отец — исключено. Значит, остаюсь я. Батя знает, как вести откровенные разговоры. Алеша — совсем не герой-партизан. Отец тряхнет меня пару раз и все, расколюсь сразу же. Но ни Ржавый, ни его дружки каяться не кинутся. Потом, наверное, один черт все выяснится. И проблем для меня, наверное, один черт не будет. Но для отца я стану мелким, пакостным крысенышем, который нагадил в своем же доме. И все вокруг узнают, какой сынок у Виталика Белова уродился. Батя мне такой славы точно не простит. Не по правильному это. Мать, конечно, переживет. Но тоже по головке не погладит.
— Как твое?! — Отец горячится и размахивает своей единственной рукой. — Ты дурак? Да и когда успел? Сергеич! Херня какая-то! Зуб даю, херня! Да он со своим хоккеем света белого не видит. С утра до ночи только носится с клюшкой. Да еще в Воронеж ездит. Ты представь. Куда ему грабить то? Когда? Кого? И с дружками своими он сто лет не виделся. Херня какая-то, Сергеич.
— Меня попросили сохранить. — Спокойно продолжает Славик. Он уже решил для себя, что не будет сливать младшего брата. Алеша и без того, как не родной в последние годы. Замкнулся. Ходит сычом.
Я ощущаю, как внутри, у меня, именно у меня, где-то в районе груди, разливается жгучее чувство стыда. Разворачиваюсь и выскакиваю из комнаты. Мне кажется, что глаза щиплет. Хотя, не кажется. Реально щиплет. Моргаю, чтоб это прекратилось, тру их руками…
— Все поняли?! — Голос тренера взорвался в башке фейерверком, выдергивая меня в реальность. Снова ледовая арена, пацаны из молодежки.
— Твою мать… — Прошептал я себе под нос, стянул крагу и провёл ладонью по лицу.
— Да!
Парни ответили хором, а потом застучали клюшками по льду.
— Белов! Ты чего застыл? — Левый нападающий, Вадик, ударил меня локтем в бок. Несильно, чисто для того, чтоб привлечь внимание. — Тебе сегодня никак спать нельзя! Нам всем нельзя. А тебе и подавно. Команда, помнишь? А ты какой-то заторможенный.
— Ага. Нельзя… — Я несколько раз тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. — В курсе. Не ссы. Не засну. Все отлично.
— Белов! Давай! Славка!
Даже сквозь шум, который стоял на трибунах я услышал этот знакомый голос. Поискал глазами его источник. Так и есть. Не показалось. Батя подпрыгивал на месте, размахивая рукой. Рядом смущенно топталась мать, которая безуспешно пыталась угомонить родителя. Она виновато оглядывалась по сторонам и периодически тянула отца за куртку, чтоб тот уже, наконец, уселся. Куда там! Он даже не замечал ее известных попыток.
Матери, наверное, казалось, батя ведёт себя слишком буйно. Тот факт, что остальные болельщики отжигают не меньше, она, конечно, не учитывала. С другой стороны рядом с отцом суетился счастливый Алёша. Он держал в руках свёрнутый ватман.
— Славик!!! — Отец, поняв, что я их заметил, принялся подпрыгивать еще выше, а рукой размахивать еще сильнее. Потом он повернулся к младшему брату, что-то сказал ему. Алеша с довольной физиономией замотылял башкой и развернул свой самопальный плакат. На ватмане гуашью было написано: «Славик Белов — Чемпион!» Причем, слово «чемпион» с большой буквы. Судя по всему, братец готовился. Его лицо светилось так сильно, будто это он сейчас помчится забивать шайбы «динамовцам».
— Красно-синие — непобедимые! — Заорал отец так громко, что теперь его услышал не только я. Мне кажется даже под Воронежем люди испуганно вздрогнули.
Вообще болельщиков на трибунах было до хрена. Но даже в этом шуме и суете отец несомненно выделялся. Он обернулся к мужикам, которые стояли сзади и начал им что-то восторженно говорить, тыча пальцем в мою сторону.
— Твои?! — Вадик, который
