Отметил, что Рамазанова и Уваров выглядели людьми из разных социальных слоёв. Приосанившаяся (будто по привычке), источавшая аромат французских духов Маргарита Лаврентьевна смотрелась едва ли не «столичной штучкой». Уже пару дней не брившийся Коля Уваров сейчас казался «дремучей деревенщиной» (наряженный в эти свои видавшие виды мятые штаны и в не застёгнутую на волосатой груди украшенную сальными пятнами голубую рубашку).
— Здравствуйте, — сказала Марго.
Её голос прозвучал тихо, неуверенно.
Маргарита Лаврентьевна, приподняв подбородок, смотрела Николаю в лицо — пристально, но устало и без любопытства. Не улыбнулась.
— Бог ты мой… — проронил коммунист Уваров.
Он не спускал глаз с лица Рамазановой.
Мне показалось: Николай задержал дыхание.
Коля вдруг шумно выдохнул, нахмурился. Он смял рубашку у себя на груди (словно почувствовал резкую боль в сердце). Тряхнул головой, будто после нокдауна.
— Это Николай, это Маргарита, — сказал я.
Не дождался ответа.
В летней кухне жужжали кружившие под потолком мухи.
Я произнёс:
— Очень приятно. Всем. Вот вы и познакомились.
Ни Коля, ни Марго на мои слова никак не отреагировали. Они по-прежнему рассматривали друг друга, точно глазели на музейные диковинки.
Я дёрнул плечом, прошёл к столу. Стащил из тарелки большой солёный огурец, окинул взглядом расставленные на столешнице блюда. Улыбнулся.
Сказал:
— Хорошо тут у вас. Тихо. Спокойно.
Отмахнулся от приземлившейся мне на лоб мухи. Пару секунд наблюдал за полётом изгнанного с моей головы насекомого, хрустнул огурцом. Снова посмотрел на превратившихся в каменные изваяния Колю и Марго.
Покачал головой. Вздохнул.
Окликнул Уварова.
Тот повернул ко мне лицо, когда я назвал его по имени в третий раз подряд.
— Чего тебе, студент? — спросил Николай.
Мне почудилось, что я услышал в его голосе нотки недовольства.
— Николай, ты не возражаешь, если Марго поживёт у тебя… какое-то время? — спросил я.
И добавил:
— Пару-тройку дней. Неделю. Или дней десять.
Глава 15
Коля нас не прогнал.
Он заявил, что накормит нас обедом.
Я не возразил ему.
Маргарита Лаврентьевна от еды отказалась. За время езды в мотоцикле Рамазанова то ли устала, то ли расслабилась: она едва стояла на ногах. Марго вялой улыбкой отвечала на комплименты и на предложения хозяина дома. Мне показалось, что она не понимала, куда и зачем я её привёз. Но Рамазанова не возмущалась и не сыпала на меня и на Николая вопросами, будто для этих действий у неё не было сейчас ни сил, ни желания.
Марго сперва присела, а потом и прилегла на тахту под окном в летней кухне. Она будто не замечала пристальных взглядов Уварова и круживших в воздухе назойливых насекомых. Я налегал на еду. Увидел, как Маргарита Лаврентьевна в очередной раз улыбнулась. Но не заметил, когда она уснула. Лишь увидел, как Коля Уваров соколом метнулся к своей задремавшей гостье — он прогнал усевшуюся на её медово-русые волосы муху.
Коля Уваров замер рядом с тахтой. Растеряно и (как мне показалось) слегка испугано смотрел на хмурившую во сне брови Марго. Будто дракон-вегетарианец, которому нежданно-негаданно в жертву принесли женщину-красавицу. Коля почти не моргал. Ладонью потирал волосы у себя на затылке. Складки морщин на лбу у спящей Марго разгладились. Маргарита Лаврентьевна улыбнулась, но не открыла глаза. Коля вышел из оцепенения, вздохнул.
— М-да, — произнёс он.
Николай вернулся к столу, плеснул в свой стакан водку и тут же опрокинул её себе в рот: выпил до дна, в одиночку, не закусил.
— М-да, — повторил Коля.
Я привлёк к себе его внимание хрустом огурца.
Уваров опустил на меня взгляд и спросил:
— Студент, кто она такая?
Говорил он тихо, почти шёпотом.
Я взмахнул вилкой, на зубьях которой красовался кусок солёного сала.
Ответил:
— Это сложный вопрос, друг мой Коля…
Я рассказал Уварову всё, что узнал в этой своей новой жизни о Маргарите Лаврентьевне Рамазановой. Сообщил Коле то, что поведал мне о Марго Илья Владимирович Прохоров. Описал свою первую встречу с Маргаритой Лаврентьевной в ресторане «Московский». Не умолчал и о своих с ней «близких, но недолгих» отношениях. Сделал в рассказе акцент на её обмане (описал, как Марго убедила меня в смерти своего мужа). Поведал Уварову и о случае с Барсиком (только факты, без домыслов).
Но я не упомянул о причине своего сегодняшнего появления на Калининском мосту (вскользь обронил слова о том, что «почти от моста», в составе колонны работников тракторного завода на первомайскую демонстрацию отправилась моя мама). Описал свои впечатления от сегодняшней встречи с Марго на мосту. Пересказал Уварову то, что слышал от Рамазановой сегодня в столовой — эту часть моего рассказа Николай прослушал, хмуря брови и сжимая похожие на кувалды кулачища.
Как избавился от Индуса, я Коле не объяснил. Лишь сказал Уварову: директор Колхозного рынка не узнает, куда я отвёз его жену. Даже если Наиль проведает, что его жена ушла с моста вместе со мной. Николай в ответ на мои заверения кивнул головой. Смахнул огромной ладонью выступившие на его залысине капли пота. На меня он почти не смотрел. Николай не спускал глаз с лица тихо посапывавшей на тахте Маргариты Лаврентьевны. Марго сейчас видела сны: она то хмурила брови, то улыбалась…
— Почему ты привёз её именно сюда, Сергей? — спросил Уваров.
Вслух я не ответил: жевал натёртый чесноком кусок сала.
Рукой указал на стоявший в центре стола портрет жены Уварова.
— Ты тоже заметил, что они похожи? — спросил Николай.
— Ещё тогда, в сентябре, — пробубнил я.
— И… чего ты от меня хочешь?
Уваров тыльной стороной ладони смахнул капли влаги со своих сильно выпиравших надбровных дуг.
— Ты хороший мужик, Коля. Но слишком много пьёшь. А печень — она не железная, даже у тебя.
Николай хмыкнул, потёр небритую щёку.
— Долго ты так не протянешь, — сказал я, — без интереса к жизни. Сопьёшься. И сгинешь.
Не глядя, я ткнул оттопыренным большим пальцем себе за спину, где посапывала Рамазанова.
— Уж лучше такой интерес, — сказал я, — чем совсем никакого. Выбирайся из склепа, Коля. Живи.
Уваров сощурился.
— М-да… Сколько она будет у меня?
Я развёл руками.
— От меня это не зависит. Дня через три Марго очухается, успокоится. Сама решит…
— Три дня? А потом?
Уваров замолчал, стрельнул взглядом в сторону тахты.
Я помахал вилкой.
— Потом она поедет, куда захочет. Денег я ей на дорогу дам, так уж и быть. Раз уж взялся за спасение утопающей.
Я запрокинул голову, взглянул на Уварова.
Пообещал:
— Привезу ей деньги девятого мая. Их хватит на билет хоть до Владивостока. Ну, а пока… знакомьтесь.
Я взмахнул рукой — прогнал со стола мух.
Сообщил:
— Марго шикарная женщина, друг мой Коля. Скоро ты в этом убедишься, это я тебе обещаю. Скучно тебе с ней не будет.
Николай взял со стола бутылку водки, потянулся за моим стаканом — я покачал головой, накрыл стакан ладонью. Уваров пожал плечами и налил себе. В очередной раз он посмотрел на женщину на портрете. Беззвучно вздохнул. Повернул голову — взглянул на Маргариту Лаврентьевну. Пробормотал очередное «м-да». Я наблюдал за тем, как Коля резко выдохнул и залпом опустошил свой стакан. Уваров рукой взял из миски щепотку капусты, закусил. Указал на меня блестевшим от рассола пальцем.
— А ты не думал, что я её мужу голову оторву? — спросил он. — Если она меня об этом попросит.
Я пожал плечами, выудил из тарелки кусок сала с крупинками соли на боку.
— Отрывай, Коля, — разрешил я, — если ты дурак. Не возражаю. Мне дураков не жалко.
Отметил, что Николай насупился.
Я взмахнул нанизанным на зубья вилки салом и сказал:
— Сядешь за убийство директора рынка, друг Коля. Надолго. Лет десять не увидишь могилу жены и дочери.
