брат её покрывал. Врал в глаза, понимаешь!
— Ты чего? — недоумевает тот.
— Чего? А что ты врал, мол, сестра болеет? Я их, кстати, видел вместе с парнишей каким-то, минут через двадцать после твоего ухода, и вид у Лизы был цветущий, — предъявил претензию я.
— А что мне оставалась делать? Сестра же. Да и рассталась она давно с этим ухажёром, — попытался оправдаться Игорек.
— Я сейчас должен обрадоваться и побежать к ней серенады петь? И, на мой взгляд, ты должен был сразу сказать, мол, есть у неё другой, а не парить мне мозг про её болезнь, — сказал я и отвернулся.
Все мои новые знакомые, включая Лозу, слушали разборку с интересом.
— Тогда мне бы мозг парили, — пробурчал Игорёк. — Заезжай в гости, сам всё с ней обсудишь.
— Я в воскресенье улетаю, а завтра бой у меня — полуфинал чемпионата России.
— Что за кошёлка? — громко спросила недовольная какой-то прошлой моей девкой Вика.
— Это моя сестра, выражения, девушка, выбирайте, — надулся Игорь.
— А то, что будет? — глянул на парня я. — Кошёлка, тупая и похотливая — всё верно. Ещё и лживая.
Тут разборка увяла, так как на сцену вышли четыре молодых стильных парня в одинаковых костюмах и галстуках, и начался концерт.
— А ты, я смотрю, шустрый парень, — сказала после концерта Вика. — Может и правда тебя на себе женить?
— А мне это зачем надо? — ухмыльнулся я.
— Ну, не знаю… — Викуля выпрямила спину, и грудь её стала распирать кофточку.
Наивная чукотская девочка, мне от тебя приглашение нужно на днюху в Припять. Решил-таки я попытаться сделать хоть что-то для предотвращения аварии, пока не понимаю что, ну хоть увезти их оттуда на день раньше. Вариант с ракетным обстрелом станции мне кажется маловероятным, нет у меня нужных знаний и способностей. Эксперимент? Да в нем десятка три народа участвует, и не факт что Артемьев-старший там ключевая фигура. Бить его по башке точно не буду. Артемьев-младший тем временем целовался со своей Наташкой. Видно, угодил ей. Как по мне, зря он перед ней стелится. Я вообще не вижу смысла рано жениться. Лет в тридцать у него будет такой выбор… От малолеток, типа его Натахи, до зрелых женщин, может даже и с дитём, но уже понимающих, чем ценен свой мужик. Перспективы есть, боксер он неплохой, дом у них — полная чаша, скоро по загранкам будет ездить. Хотя, года через три уже выезд за рубеж проблемой не будет. А уж через пять лет ….
— Ты чего, и в самом деле хочешь приехать? — спросила напоследок Вика. — А хочешь, и я приеду к тебе на соревнование? Завтра мы ещё в городе, в воскресенье утром уезжаем.
— Серьёзно могу приехать, за компанию с твоим братом. А соревнования утром у меня, приезжай, если хочешь, — сказал я, отрываясь от поцелуя.
Цзю уже спал, когда я добрался до своей кровати. Ворочался ещё час, что-то разбередили душу воспоминания о Лизке и поцелуи с Викой.
Утром безжалостный монгол, тьфу, кореец, разбудил меня, несмотря на все моё сопротивление. Вот собака!
— Костя, какого хера, ещё два часа до боя? — возмутился я.
— Тебя Михалыч видеть хотел утром, — сказал мой сосед, вчера вечером он заходил, а тебя не было. — И ещё патлатый такой грузин приходил, тоже сказал, что утром найдёт тебя.
— К Виктору ездил, — сказал я, нехотя вставая. — Грузин, Михалыч! Спать хочу!
— И чё там было? — спросил Цзю.
— На концерт «Машины времени» ходили, он с подругой, я с его сестрой, — зеваю и ищу свои тапки, душа в комнате нет, надо идти в общий.
— И как? — оживился Костя.
— Во! — руками я изобразил два полушария символизирующие груди Вики.
— Я про концерт…
— А!!! Лампово! — признал я. — Поют живьём, без фанеры, молодцы ребята.
— Без чего? — не понял кореец.
— Грю, фонограмму не используют, а вживую поют, я это уважаю, — поясняю я и отправляюсь в душ.
В зале найти Михалыча не успел, он сам меня поймал за рукав спортивного костюма.
— Надо поговорить, — сказал он.
Надо, так надо, — отхожу с ним в сторонку.
— Тут такое дело, — замялся Юрий Михайлович, тренер сборной. — К тебе могут подойти люди и деньги предложить за проигрыш.
— И сколько? — заинтересовался я.
Не хотел я ничего сливать, просто уж очень интересно стало узнать — какова такса?
— Не будь дураком, тебе не всё равно? — разозлился Михалыч. — Чтобы не думал соглашаться!
— Я и не собирался. Только, Юрий Михайлович, им не проще ли судьям дать, если могут много предложить? Мало ли, может, кто согласится, — резонно заметил я.
— Во-первых, ты нокаутом всё выиграть норовишь, — привел довод главный тренер сборной. — Во-вторых, уже предложили. Откуда, думаешь, я знаю? Знаешь, как судят вообще?
— Не знаю, — соврал я, ибо знал, и даже сам судил одно время.
Баллы в любительском боксе начислялись вручную. У судьи имелся особый бланк, в который он заносил баллы победившего и проигравшего. Начисление происходило так: победителем раунда становился боксёр, который нанёс больше «чистых» ударов, он получал 20 баллов (вне связи с количеством ударов, нанесённых сопернику), и если проигравший получал баллы относительно разницы в количестве ударов с победителем, то разница в каждые два удара снимала ему дополнительный балл. Так, скажем, в некоем раунде боксёр А нанёс 9 точных ударов, а боксёр Б — только 5, значит, боксёр А получит 20 баллов, а боксёр Б получит свои баллы исходя из разницы в 4 удара с победителем, при том, что 2 удара снимают балл, то есть боксёр Б получит 18 баллов.
Но я этого не застал, я судил уже, когда судей было пятеро, и система была электронная. У каждого судьи была панель — соединённый с компьютером пульт с 4-мя кнопками: красной, синей (по цветам углов ринга) и двумя кнопками для записи предупреждений. Судьи нажимают на соответствующие кнопки, когда видят, что боксёр этого цвета нанёс точный удар. Для того чтоб удар был засчитан, по крайней мере, трое судей должны одновременно нажать на кнопку с разницей не более чем в 2 секунды. Любое нажатие на кнопку, даже не считающееся баллом, отображается на компьютере на столе жюри, и там видно, сколько раз и в чью пользу каждый из судей нажимал на кнопку.
Вроде, через пару лет уже введут электронную систему, и жухлить станет труднее. Хотя, помню скандал на Сеульской олимпиаде в 88-м, когда засудили самого Роя Джонса, отдав победу в финале корейцу. Причем судьи из ГДР и СССР судили честно, а вот африканские и уругвайские продались.
— Так вот,
