– Ты долбодятел, чуть нас не убил! – я, выкрикнув ему свое приветствие, снова побежал с низкого старта, наконец выбравшись из магазина. Во дворе, кроме переполненного мятыми коробками мусорного контейнера, никого и ничего не было.
– Ты Каргат вызвал? – Дима энергично взмахнул у меня перед носом дымящимся стволом.
– Мля…. Каргат, Каргат, срочно ответь двести двадцать шестому! – Тишина в эфире было мне ответом.
– Каргат, Каргат! – Я изо всех сил жал на тангенту, как будто надеялся выдавить Каргат наружу. – Нет связи, пусть эти, из магазина, по телефону отдел вызывают, а я побежал….
– Подожди, у тебя кровь на груди и, наверное, шок от ранения. – Сильная рука напарника, хрен вырвешься, прихватила меня за шиворот и потащила обратно в магазин.
Глава двадцать первая. У преступников тысяча дорог, а у нас одна
Июль одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
«Статья 209. Систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством.
Систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством, продолжаемое после повторного предупреждения, сделанного административными органами, – наказывается лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на срок от шести месяцев до одного года».
Уголовный кодекс РСФСР, 1960 год
Пока я безуспешно пытался вырваться из рук напарника, из ворот магазина с молодецким ревом, «жопой» назад, выскочил инкассаторский «уазик». Маневрируя по тесному дворику, «буханка», чуть не размазав нас о баки с мусором, вихляя, выскочила на улицу Убитого чекиста, едва разминувшись с медленно катящим по главной новым «Запорожцем», который от испуга взвизгнул клаксоном. Не обращая внимания ни на кого, инкассаторы резво умчались в сторону Госбанка, чье бордовое здание в стиле конструктивизма как раз пряталось за поворотом. Представив, как два «мусора» чуть не погибли в мусоре, меня пробило на истерический смех, что помогло Диме за шиворот затащить меня в ворота универсама и прислонить к груде металлических ящиков. Сделав это действо, Ломов замер в растерянности и стал беспомощно озираться по сторонам. По сценарию он должен был либо заорать: «Санитарка, тут раненый», либо «Вызовите скорую». Но кричать в пустые, длинные коридоры было глупо. Грузчики разбежались, любопытные продавцы не появились, только темно-коричневая пыль неопрятными клубами продолжала висеть в воздухе. Ни звука, ни шума шагов, ни гомона очевидцев. Очевидно, советские граждане стали чаще видеть сводку происшествий и отучились с дурацким любопытством мчаться на выстрелы. Отсмеявшись, я простонал: «Подожди, я сам все сделаю» и, свесив голову вниз, стал тщательно отряхивать темные разводы.
– Ты что делаешь, псих! – напарник попытался схватить меня за руку.
– Дима, это не кровь, это пыль от керамической плитки, – я старательно бил ладонью по рубахе, – вон посмотри!
Уголок, который меня спас, представлял собой жалкое зрелище. Разбитая кафельная плитка, висящая в воздухе, облако темно-коричневой керамической пыли и глубокая борозда в том месте, где кусок свинца не ушел в рикошет, а расколол керамический квадратик.
– Все со мной все в порядке. Давай охраняй место происшествия, а я пробегу по окрестностям!
– Куда ты побежишь? У него же пистолет!
– Дим, он давно уже убежал! Блин, все, давай, не держи меня.
Самый центр города – очень мало жилых домов и огромное количество контор, проектных институтов, различных управлений и трестов. Тысячи целенаправленно спешащих пешеходов, бабушек у подъезда почти нет, мам с детишками очень мало. Мне просто повезло, повезло относительно, конечно.
Через полчаса беготни по окрестностям, бесчисленных экспресс-опросов граждан одному милиционеру с покрытыми грязными разводами лицом и коричневыми пятнами на грязно-голубой рубашке удалось пересечься с траекторией движения нашего злодея, найти почти остывший след. В одном из старых дворов, сжатом со всех сторон чванливыми управлениями Транссиба, у ободранного ящика с мусором сидел классический бомж, невыносимо вонючий уже на дистанции в три метра, с свалявшейся бородой, мордой, опухшей во всех возможных местах и заплывшими, в гнойных корках, глазами. Счастливый до невозможности бомж уже был облачен в новенькие серые брюки от рабочей спецовки. Негнущимися гнилыми пальцами он держал такую же куртку, рассматривая ее на просвет подслеповатыми глазами.
– Стой, не надевай, – заорал я, когда увидел, что он начал натягивать куртку на свой вшивый свитер, – что я сказал, руки убери!
– Ты где это взял?
– Нашел.
– Где нашел?
– Здесь!
– Рубль дам, если по порядку объяснишь.
– Правда дашь?
– Да!
– Видел мужика.
– Какого мужика?
– Не знаю. Мужик на велосипеде.
– Какой велосипед – большой, маленький, цвет какой – зеленый, красный, черный, синий?
Бомж задумался, почесал свою бороденку, полную засохшей блевотины и старых крошек. Было слышно, как в его голове попыталась провернуться шестеренка, когда-то участвовавшая в мыслительном процессе, но громко хлюпнула смесь одеколона и охлаждающей жидкости, текущая по изношенным кровеносным сосудам без единой холестериновой бляшки, и умственная деятельность прекратилась, даже не начавшись.
– Багажник был, впереди. Мужик подъехал, с себя спецовку стянул и в мусорку ее бросил, а я вон там стоял, – бомж махнул рукой в сторону угла дома. – Бутылки нашел, три штуки. Я думаю – что вещам пропадать, подошел, а они совсем новые.
– Куда мужик поехал?
– Туда, – бомж махнул рукой в сторону единственного выезда со двора. Ну да, вполне логично.
Я заглянул в помойный ящик: капроновые колготки с какой-то блескучей лайкрой черной кляксой выделялись на фоне остального мусора, а сверху лежали новые нитяные рабочие перчатки.
– Давай колготки, перчатки вот в газетку заверни и пойдем.
– Куда?
– Куда надо!
– Я никуда не пойду!
– Я тебе жопу сейчас распинаю! Пошли, я сказал!
Во дворе универсама был полный аншлаг. Половина народу не знала, что делать, и тупо наблюдала за экспертом, что как курица в пыли ищет зернышки, ползал по потрескавшемуся асфальту в поисках гильз. Вторая половина публики, даже не считая необходимым изображать сопричастность к процессу, разбилась на кучки по интересам и курила, изредка вскидывая головы – не появилось ли начальство? Определив, что женщина, сидящая посреди двора на кем-то притащенном табурете и сосредоточенно строчившая что-то в бланке осмотра, и есть дежурный следователь, я поставил бомжа возле одной из групп сопричастных, сунув ему обещанный рубль. Принюхавшись к бомжу, группа сотрудников, сразу прекратив ржать над очередным анекдотом, быстро рассосалась.
– Здравствуйте, я там человека привел, его допросить надо и вещи изъять.
– Что за человек, и что за вещи у человека?
– Вон стоит бородатый, а вещи, наверное, жулика. Бомж говорит, что во двор дома номер пять по улице имени Томского сепаратиста приехал человек на велосипеде, разделся и сунул в мусорный ящик новую спецовку и поехал дальше. Кроме спецовки, там же, из мусорного ящика, достали колготки черные и перчатки…
– Пусть человек ко мне не подходит! – Следователь в испуге зажала пальчиками нос. – Пусть там стоит. Я оперов крикну, они с ним разбираться сами будут.
Передав бомжа отловленному оперу, который тут-же вступил в дискуссию со следователем, что на нем единственный костюм, а если пиджак провоняет бомжатиной и жена его выгонит, он пойдет жить к следователю, я посчитал свой подвиг выполненным и поехал на попутном УАЗе в отдел, отмываться и чистить перышки.
Через месяц дело о попытке разбойного нападения на универсам, распухшее от всевозможных допросов и экспертиз, было проверено надзирающим прокурором, который с грустью констатировал на совместном совещании, что кроме того, что при нападении использовались гильзы той же партии, что пропали у погибшего патруля, иной, полностью достоверной информации следствие установить не смогло.
