Как бы там ни было, а завтракать перехотелось. Я отпила немного чая и хотела уже вставать из-за стола, как тут ко мне подошел ответственный товарищ Николаев.
— Разрешите? — он кивнул на пустое место рядом со мной.
— Да, пожалуйста, — я незаметно покосилась на полупустой ресторан, но вежливость проявить пришлось.
— А где это вы вчера пропадали, Лидия Степановна? — сходу наехал на меня Николаев, расставляя тарелки на столе. — На футболе вас не было.
— Так я же была на водном поло, — ответила я, демонстративно отставила недопитую чашку и встала из-за стола.
— Подождите-ка, — остановил меня Николаев непреклонным тоном.
Я села обратно и изобразила внимательный вид.
— А на каком это основании вы прогуляли футбол и самовольно поперлись на водное поло? Вы должны были быть на футболе!
— Я не поперлась, а пошла. Люди ходят, — уточнила я, смягчив фразу вежливой улыбкой, — на футболе и так было много болельщиков, и дежурная попросила нас пойти на водное поло, чтобы заполнить трибуны. Все же хотели на футбол. Вот и пришлось проявить сознательную гражданскую позицию.
Николаев скривился.
— Если бы не я, тогда вас или других рьяных болельщиков отправили бы туда, — пояснила я и показала штампик в книжечке. А так — всем хорошо.
— Что-то вы темните, — прищурился Николаев.
— Да нет, — пожала плечами я, — в принципе, я люблю водное поло. С детства.
Николаев ничего не ответил и лишь задумчиво помешивал ложечкой чай. Наконец, он отмер и пододвинул к себе тарелку с большим куском отварной говядины.
— Сегодня вы должны быть обязательно, — сказал Николаев строгим голосом, намазывая хлеб маслом, — вечером опять футбол, в 20.00, и чтоб без этих ваших штучек. Это, надеюсь, понятно?
Я кивнула.
— Так. Утром у нас на выбор — стрелковый спорт в 9.00, гребля академическая в 10.00. Или парусный спорт, в это же время.
— Только не парусный спорт, — поёжилась я, поддерживая ранее выбранное амплуа глуповатой склочницы, — там дует.
Николаев посмотрел на меня с такой досадой, словно энтомолог Василий на особо мерзкий подвид ветвистоусых дафний, а я выскользнула, наконец, из ресторана.
Но радовалась я слишком рано. В дверях столкнулась с не менее ответственным товарищем Ивановым.
— Доброе утро, Лидочка! — расцвел улыбкой он. — В это чудесное утро вы столь прелестно выглядите, что у меня просто нет слов! Вы же не будете против, если я стану называть вас Лидочка?
Связи я не видела, но у некоторых мужчин порой своя логика, редко подвластная логике человеческой.
Ладно.
Но нужно было что-то отвечать.
— Буду, — сказала я, мрачноватым голосом.
Иванов изобразил на лице вселенскую скорбь, обиду, горе и непонимание.
— Думаю, окружающие неправильно поймут, — осторожно заметила я, надеясь, что прокатит.
Не прокатило.
— Ну и что? — с милой улыбкой проявил настойчивость товарищ Иванов, — меня совершенно не интересует мнение окружающих, когда рядом такая красивая девушка, как вы. Кстати, называйте меня Эдуард. А еще лучше — Эдик.
— Но я замужняя женщина, — решила не сдаваться я, — не думаю, что мой супруг будет в восторге, если я начну слишком дружески общаться с посторонними мужчинами.
— Вы в разводе, — с упреком покачал головой Иванов. — И я не посторонний мужчина.
— Нет, — не согласилась я. Фразу о «не постороннем мужчине» я проигнорировала.
— А у меня сведения, что вы в разводе, — чуть нахмурился Иванов и посмотрел на меня укоризненно.
— Мы подали заявление на развод, — грустно вздохнула я и для убедительности растерянно похлопала ресницами.
— Ну вот, — расцвел улыбкой Иванов.
— И ничего не «ну вот», — поморщилась я, — знаете, товарищ Иванов, мы регулярно подаем заявление, а потом забираем, — прояснила нашу непростую семейную ситуацию я, — игра у нас с супругом такая. Высокие отношения. Можете, кстати, проверить по своим источникам.
— Эдик. Называйте меня Эдик, — чуть добавил металла в голос Иванов. — Пожалуйста, Лидочка. Мне это будет приятно.
Меня аж передернуло, но я красноречиво промолчала.
— Кстати, слышал, вы подали заявление в Партию, — нарушил затянувшуюся паузу Иванов.
Его ухмылка мне совсем не понравилась.
— Рекомендации и мнение опытных и авторитетных членов Партии вам не помешают, Лидочка, — многозначительно взглянул на меня он.
— Я хочу принести пользу Родине, — с небольшим пафосом в голосе произнесла я, — думаю, что Партия поддержит мою кандидатуру.
— А это уже все только от вас зависит, Лидочка, — окинул меня оценивающим взглядом Иванов.
Мне это еще больше не понравилось.
Не знаю, куда бы зарулил наш разговор, но тут в дверях показалась одна из журналисток из газеты, вроде ее звали Тамара, но точно не помню.
— Лидия Степановна! — с апломбом провинциальной гранд-дамы сказала она, — вам Иван Тимофеевич говорил, что статья в колонку должна быть сдана вовремя? У нас директива! Срок истекает завтра. Вечером мы будем передавать материалы, как раз появилась такая возможность. Если вы поторопитесь, я могу приложить ваш текст в общий пакет.
— Да, конечно, — обрадовалась я, — мне только вычитать осталось. Давайте перед футболом я отдам?
— Что еще за материал? — нахмурился товарищ Иванов и подозрительно посмотрел на меня.
— Это по газете, — величественно пояснила Тамара (или не Тамара, блин, я ее имя забыла!) — Лидия Степановна у нас внешним корреспондентом работает.
— Не знал, что у вас столько талантов, Лидочка.
Тамара изумленно посмотрела на меня. Иванов посмотрел оценивающе, а я не придумала ничего лучше, чем развернуться и просто уйти.
Я вышла из ресторана, и облегченно вздохнула. До академической гребли еще час времени, я вполне успею прошвырнуться в магазинчик на разведку, тут рядышком. Какой-то продуктовый, вроде.
Прихватив сумочку, я мазнула светлим блеском по губам, накинула легкий пиджачок и вышла в коридор.
Но неприятности и не думали прекращаться:
— Лида! — на меня сердито смотрел Мунтяну. — Где манифест? Давай сюда.
— Роман, я сильно опаздываю, — попыталась обойти его я, — давай в обед я все отдам?
— Что-то мне твое поведение не нравится, — окрысился Мунтяну.
— Мне в этой жизни вообще многое не нравится, — печально вздохнула я и тихо добавила, — как, впрочем, и в прошлой.
Магазин возле гостиницы изобилием не поражал. Зато здесь, помимо обычного набора продуктов, продавали некоторые дефицитные деликатесы. Народу было немного, и я вполне успела закупиться конфетами аж десяти сортов, от «Грильяжа» и кофейных подушечек до каких-то совсем непонятных с начинкой типа «пепси-кола». Сама конфеты я особо не люблю, а вот Светке и Римме Марковне будет в радость.
Сумка оказалась тяжеловатой, и я поспешила в номер, чтобы успеть все выложить — не хотелось тащить с собой на греблю. Рядом, за углом, оказался еще один магазинчик, который плотно оккупировала толпа возбужденных граждан.
— Что дают? — поинтересовалась я у тщедушного дедка профессорского вида.
— Бананы, — с придыханием многозначительно сообщил он.
Хм, бананы — это хорошо. Но стоять такую очередь нет времени, да еще непонятно, хватит ли мне. Смотрю, народ затаривается неплохо так.
Я растерянно потопталась и уже решила-таки уходить, как меня вдруг окликнули:
Лидия Степановна! — откуда-то спереди хвоста мне замахала бухгалтерша из газеты.
«Нина Матвеевна» — вспомнила я и протиснулась сквозь толпу к ней.
— У вас червонец одолжить можно? — взволнованно затараторила она, смахивая со лба ручеек пота. — Можете себе представить, у меня деньги в номере остались. Кто ж думал, что здесь бананы будут давать! Я очередь заняла, как раз тогда мало народу было, все надеялась, что кто-то из наших мимо пройдет. Смотрю, а тут вы!
— Конечно, — я вытащила пару купюр. — Вот, пожалуйста. А не могли бы вы и мне взять пару килограмм.
