— Вам могут изменить меру пресечения на заключение под стражу, — проявил юридическую грамотность Жменя, — а сидеть в наших КПЗ это, знаете ли, удовольствие не из приятных.
— Но вы же об этом никому не скажете? — сделал я такую безнадёжную попытку.
— Ну не знаю, не знаю, — откровенно начал издеваться он, — зависит от того, как мы договоримся.
— Граждане пассажиры, — громко объявила проводница, вылезая из своего купе, — прошу занять свои места и предъявить проездные документы.
— Потом договорим, — буркнул я Жмене, — вы в этом вагоне едете?
— В соседнем, — кивнул он на тамбур, — место 35.
А я вернулся к Марине в совсем уже испорченном настроении. Дальше была проверка билетов и складирование их в сумочку с кармашками (меня всегда, кстати, занимал вопрос — зачем это делается? вначале собирать, а потом раздавать… ответа у меня нет) и чай в мельхиоровых подстаканниках, к которому Марина присовокупила по два бутерброда.
— А ты говорил, зачем они, — уминала она второй бутерброд, — вот за этим самым…
А далее я сказал, что мне надо в сортир, и вышел в следующий вагон — место рядом со Жменей оказалось не занято, я туда и плюхнулся.
— Поговорим? — предложил я, — по-хорошему для начала.
— Конечно, — согласился тот, — для начала и так можно.
— Что ты хочешь за своё молчание про мой отъезд? — начал я.
— Ты и сам знаешь, — ухмыльнулся он, но поймав мой суровый взгляд, тут же поправился, — я имел ввиду плёнку с записью конечно.
— Договорились, — быстро ответил я. — А если в глобальном смысле?
— Не понял? — поднял брови Жменя.
— Зачем ты вообще эту бучу затеял с обвинениями меня хер знает в чём?
— Аааа, — протянул он, — в этом смысле… понимаешь, Антоша, жизнь это такая штука… — и он замолчал.
— Ясно, — бросил я, — а я ведь знаю, кто тебя в том сортире приложил…
— Да ты что? — картинно вскинул руки Жменя, — и кто же это такой смелый нашёлся?
— Кто-кто, Сергей Олегович ваш… у меня и свидетель есть, который подтвердит свои слова под присягой.
Жменя слегка сдулся, грязные ухмылки куда-то сгинули с его физиономии, осталось там только выражение глубокой озабоченности.
— И что дальше? — спросил он, глядя в окно, поезд наш между делом проскочил платформу «Дачная».
— Предлагаю нулевой вариант, как на переговорах по стратегическим наступательным вооружениям, — ответил я.
— А это как? — озадачился он.
— Я сделаю так, что мой свидетель больше рта не раскроет, а ты забираешь свою заяву из ментовки… ну придумаешь что-нибудь типа «я его неправильно понял» или «в голове помутилось после падения». И мы расходимся левыми бортами, как в море корабли. И всё на этом…
— Стоп, — притормозил Жменя, — как так вышло, что кто-то видел конфликт в туалете? Подробности выкладывай, раз уж начал.
— Да очень просто, Тимоша (тебе меня именовать Антошей можно, почему бы и мне не перейти на такой же язык), видеть вас, естественно, никто не видел, но слышали очень неплохо — между учительским и мальчиковым сортирами есть вентиляционное отверстие, через него и слышали.
— А… — раскрыл рот для следующего вопроса он, но я его опередил, — а потом свидетель вышел в коридор второго этажа и отследил выходящего человека, это и был ваш начальник. Что там произошло-то между вами, не расскажешь? — неожиданно для самого себя добавил я новый вопрос.
— Нет, не расскажу, — отрезал он. — А насчёт твоего нулевого варианта я подумаю до конца поездки.
— Хорошо. Мне бы надо к подруге вернуться, а то она поди забеспокоилась уже… и ещё одна просьба — не попадайся ей на глаза, а то за последствия я не отвечаю.
— Ладно, — буркнул Жменя и отвернулся к окну.
— Что-то ты долго там, — заметила Марина, когда я вернулся на своё место.
— Очередь, — коротко отговорился я. — Ну так что там с достопримечательностями столицы-то? Выбрала?
— Ага, — отозвалась она, — Кремль и парк Горького. До ВДНХ уж очень далеко и территория у неё большая, не успеем.
— Хороший выбор, — похвалил её я, доставая карту московского метрополитена.
Блин, какой он маленький-то в это 72 году, невольно подумал я. И названия сплошь старые, вспоминать придётся, что они означали… Дзержинская это Лубянка наверно, Проспект Маркса — Охотный ряд, а Площадь Ногина так и не вспомнил что такое. Ладно, по обстановке разберёмся.
— Смотри-ка, — начал я объяснять Марине, — нам во все эти пункты надо по одной ветке ездить.
— По красной, — согласилась она.
— Ага, она же Кировско-Фрунзенская. С Ярославского вокзала спускаемся на Комсомольскую-радиальную, первая остановка на Проспекте Маркса, там Кремль и всё остальное. Потом продолжаем движение до Парка культуры… там придётся, правда, через Москву-реку перебраться, чтоб в этот парк попасть.
— По Крымскому мосту надо идти, — вспомнила что-то она, — а почему он Крымский?
— Да вроде там посольство крымского хана было когда-то, — вспомнил я обрывки из Википедии. — Катаемся мы здесь, значит, на карусельках, а в пол-шестого возвращаемся в метро и пилим до Спортивной смотреть хоккей.
— Время на перекус ещё надо выделить, — напомнила Марина.
— В парке Горького вагон забегаловок, можно там, — предложил я, и она согласилась.
Прокатили город Ковров… в детстве я всё время думал, когда видел это название, при чём тут ковры, в средне-русской же полосе их отродясь не делали, да и не использовали, мода на них пришла уже при советской власти. Когда вырос, нашёл объяснение — это от князей Ковровых, они же Стародубские, имение у них тут было с 16 аж века.
— Слушай, — вдруг толкнула меня в бок Марина, — а я тут вспомнила, что у тебя же подписка о невыезде оформлена…
— Ерунда, — попытался успокоить её я, — одним днём туда-сюда… да и не заметит никто в воскресенье-то.
— Ну смотри… — нахмурилась она, — а то загремишь в камеру…
— Не загремлю, — похоронным тоном ответил я, — не волнуйся, — но у самого, конечно, на душе заскреблись кошки.
Перед самой Москвой я сказал Марине, что надо рассчитаться за чай, а сам заскочил в соседний вагон. Подходить к Жмене уж не стал, а просто от тамбура вопросительно посмотрел на него. В ответ он кивнул головой и поднял два пальца в форме латинской буквы V. Из чего я заключил, что он согласен на сделку. Ну и ладушки.
Москва встретила нас обычной вокзальной суетой… надо ж, а Ярославский и соседний Ленинградский вокзалы такие же, как 21 веке, только турникетов для прохода к электричкам нет. Марина сразу захотела газировки, мол, в Москве она более вкусная, чем в провинции. А пока она стояла в небольшой очереди, я прикупил в газетном киоске «Советский спорт» для себя и журнал «Ровесник» для неё. Почитаем, если время останется.
— Ну как газировочка? — спросил я у неё, — сильно вкуснее, чем у нас.
— Примерно такая же, — ответила она, — держи пятачок и поехали уже скорее.
Все говорят — Кремль-Кремль, думал я, когда мы обходили длиннейший хвост в мавзолей. А что в нём, собственно, такого, в этом Кремле? В одной Франции таких Кремлей в виде замков, дворцов и усадеб раз в сто больше… а Милан например взять, там эта пресловутая Кастелло-Сфорца даст много очков вперёд нашему. Про Нойшванштайн с Феодосиевыми стенами так и быть, не будем вспоминать.
— В мавзолей мы явно не попадём, — заметил я Марине, — тут все четыре часа выстоишь.
— Да не очень-то и хотелось, — ответила она, — тем более, что была я там. В пятом, что ли классе ездили группой сюда. А вот внутрь Кремля не пришлось заглядывать.
— Значит сейчас заглянем… нам вон туда, к Кутафьей башне.
— И откуда ты всё это знаешь? — подозрительно прищурила она глаза.
— Книжки иногда читаю, — отговорился я, — с картинками.
Внутренности Кремля большого впечатления на Марину не произвели, задержалась она только возле Царь-пушки.
— Впечатляет, ага, — сообщила она, обследовав орудие, — только как эти ядра ей в ствол-то закатывали? Они ж по полтонны наверно весят каждое.
