Мелочь я забрал вместе с банкой, ружьё трогать не стал, похлёбку тоже. И ради такой жизни люди выбирают путь бандита? Лучше уж я останусь на стороне закона.
Джон Холмс за это время отполз метров на восемь. Но даже если бы ему удалось скрыться, я всё равно его нашёл бы. Он, как улитка, оставлял за собой след. Надо бы его перевязать, не то он истечёт кровью до того, как я доставлю его в суд.
— Чтоб ты сдо-о-ох, ублюдок! — завидев моё появление, начал голосить Холмс. — Мать твою драл! Мерзавец, дерьмо!
— Ага, — хмыкнул я, закуривая сигарету и бросая в него потухшую спичку.
Внезапно меня посетило осознание того, что я совершил очень крупную ошибку.
Передо мной лежал человек с простреленными ногами, которого я должен отсюда забрать. Его лошадей я отпустил, а мои лошади остались достаточно далеко. Привязанные к изгороди. А тащить его на себе совсем не улыбалось, чай, не раненого командира из окружения выношу.
— Ты негодяй! Тебя повесят за такое! Так нельзя! — причитал Холмс.
— Моё слово против твоего, дружок. Слово законника против слова негодяя, застрелившего двоих солдат армии Соединённых Штатов, — сказал я. — К тому же, это была самооборона. Самооборона не запрещена.
— Мерзавец! Негодяй! — только и нашёлся он.
— Насколько же проще, когда можно доставить труп, — вздохнул я.
Идти Джон Холмс, разумеется, не мог. Пришлось вернуться в хижину, взять одну из шкур с их постели, и быстренько соорудить волокушу. Дохлых компаньонов Холмса я даже не стал трогать, разве что посмотрел, чем был вооружён Ларри, которому я отстрелил жопу. У него оказалась интересная игрушка, пистолет «Волканик», чем-то напоминающий винчестер. Дорогая и довольно редкая штучка, невесть как оказавшаяся в руках мелкого бандита. «Волканик» я забрал себе. В коллекцию. Пусть будет.
— Заползай, — приказал я, указывая револьвером на волокушу.
— Катись к дьяволу! — прорычал Холмс, даже и не думая выполнять приказ.
— Тебе ещё и локти прострелить? — спросил я.
Угроза подействовала. Джон Холмс покорно забрался на шкуру, обжигая меня ненавидящим взглядом.
— Ты будешь долго умирать. Мучительно. Я тебе обещаю, — тихо произнёс он. — Ты не знаешь, кто мои друзья. Они будут мстить!
Такие же оборванцы, как и ты. Плавали, знаем.
Я впрягся в волокушу и потащил её через лес обратно к Пекосу.
— Как тебя зовут, законник? — сквозь зубы процедил Холмс.
Этот вопрос я проигнорировал. Покойникам ни к чему знать моё имя.
— Ты, вонючий осёл! Назови своё имя! — зашипел он.
— Если ты не заткнёшься, мне придётся тебя вырубить, — сказал я. — Так будет даже проще.
— Пошёл к чёрту! — выпалил он.
Обратный путь через лес занял не так много времени, как я себе представлял, когда отпала необходимость скрываться и подкрадываться, даже с волокушей скорость изрядно увеличилась.
Холмс не заткнулся.
— Эй, законник! Я готов тебя простить, только отпусти меня, — сказал он. — Мы стреляли друг в друга, наговорили гадостей сгоряча. Отпусти, слышишь?
Я сделал вид, что не слышу.
— Чёрт с тобой, я тебе заплачу! Больше, чем тебе дадут за мою голову! У меня есть тайник! Там золото! Настоящее! Самородки! — бормотал он. — Только отпусти и дай мне лошадь!
Ага, конечно. А жареных гвоздей тебе не дать? Я продолжал его игнорировать. Мы уже вышли к опушке, впереди, за деревьями, показалась окраина Пекоса.
— Ты тупой? Законник, мать твою! Будь ты проклят! Я предлагаю тебе тысячу долларов золотом! Идиот! — зашипел Холмс.
Я прекрасно понимал, что он впустую сотрясает воздух. Врёт и не краснеет.
— А чего не две тысячи? — хмыкнул я.
— Две?.. Ладно, будет две! Я найду! Только отпусти! — Холмс почувствовал новую надежду.
Совершенно зря, конечно же.
— Две тысячи баксов! Будут тебе две тысячи! Честью клянусь! — продолжал он.
Мы наконец добрались до Пекоса и вышли на дорогу. Мои лошади, слава Богу, продолжали стоять там же, где я их оставил. Никто не рискнул с ними связываться.
Я спокойно отвязал обеих, подвёл Паприку поближе к нему.
— Ну так что, отпустишь? Лошадка… Отличная кобылка… Она явно стоит две тысячи, да? — Джон Холмс не оставлял надежды выпутаться из этой ситуации.
Пришлось его жестоко обломать. Я подошёл к нему, взвалил на плечо, а потом погрузил на Паприку лицом вниз. Осознание грядущего пришло к нему в тот же момент.
— Ты чёртов мерзавец! Идиот! Чтоб ты сдох! — зашипел он, плюясь как змея и дёргаясь как червяк.
— Ты рискуешь свалиться с лошади и сломать себе шею, — миролюбиво произнёс я.
— Пошёл ты, шлюхин сын! Твоя мамаша как городская карусель! Катаются все, ухаживает один! — выпалил Холмс.
Я посмеялся. Вот это было оригинально, запомню.
На самом деле, я предполагал, что с простреленными коленями он сможет только скулить от боли. Видимо, ярость и ненависть придавали ему сил. Ничего, скоро закончатся.
Я накрепко привязал его к лошади, пропустив верёвку под её брюхом, а сам взгромоздился верхом на Ниггера, привязав повод к луке седла. Теперь до Санта-Фе. Начинало вечереть, и я надеялся успеть до того, как стемнеет. Ночевать на природе в компании этого мерзавца мне не хотелось, как и устраивать ещё одно всенощное бдение.
Поэтому я пустил Ниггера лёгкой рысью, заставляющей подскакивать в седле. Паприка вынуждена была бежать с такой же скоростью, и Джон Холмс, привязанный к ней, мотал головой, кое-как сдерживаясь, чтобы не блевануть. Теперь ему было не до оскорблений и проклятий.
Жители Пекоса наблюдали издалека, не вмешиваясь, и мы быстро оставили эту деревушку лесорубов и охотников позади. Думаю, они были только рады тому, что я избавил их от неприятного соседства. Никому не хочется жить рядом с негодяем, держащим в страхе всю округу.
Я покачивался в седле, размышляя о том, что список моих врагов растёт и ширится с каждым днём, и когда-нибудь они захотят меня убрать. Так, чтобы наверняка. Какого-нибудь преступника отпустит продажный судья, кто-то сбежит из-под стражи, кто-то передаст указания своим подельникам. А может, и вовсе задумает убрать меня превентивно, пока я не явился по его душу, особенно, если я перестану брать негодяев живьём. Может быть и такое, нельзя этот вариант исключать. И тогда мне бы лучше отрастить глаза на затылке. Опасное ремесло я для себя избрал, только сейчас до меня это дошло в полной мере.
Ещё и солнце садилось. Надо было переночевать в Пекосе, а уже утром идти на поиски банды Холмса. Поспешил. Людей, конечно, не насмешил, но пробираться в темноте по горным тропам удовольствие так себе. Я ткнул Ниггера пятками, заставляя ускориться ещё сильнее, обернулся на ходу, проверяя наличие арестованного. Болтался на спине лошади, куда он, привязанный, денется.
Впереди показались огни Санта-Фе, лежащего чуть ниже по склону. Ничего, уже скоро, мы почти добрались до пригорода. Здесь, в этом времени, американские пригороды выглядели совсем не так, как я привык. Я привык к видам плотной одноэтажной субурбии, а здесь это были просторные участки, фермы и ранчо, отстоящие друг от друга на довольно большое расстояние.
Тропа постепенно превращалась в неплохо утоптанную грунтовую дорогу, вдоль которой тянулись деревянные изгороди, иногда перемежающиеся кустами можжевельника. Хорошее место, чтобы устроить засаду прямо перед городом, так что я ехал, внимательно разглядывая округу. У Джона Холмса могут быть друзья в городе, осведомлённые о том, что я взялся за его доставку в суд. Слухи здесь разлетаются моментально.
— Эй! Зак-кон-ник! — прокричал мне Холмс.
Находясь вниз лицом на скачущей лошади, обычно как-то не до разговоров, но Холмс решил всё-таки поболтать.
— При-тор-мо-зи! — говорить получалось только так, его башка моталась из стороны в сторону, не позволяя ему произносить слова нормально.
— Чего тебе? — рявкнул я.
— От-т-лить хо-очу! — крикнул он.
— Терпи, на виселице под себя поссышь, — отрезал я.
