Русалка закатила глаза.
Отлично, Макс. Продолжай в том же духе, и она перестанет считать тебя смешным. А после этого — и сексуальным…
— Конверт принёс кто-то из работников клуба, — наконец сказала Ариэль.
Я кивнул: трудно отрицать очевидное.
Гости могли посещать фойе, бар, концертный зал и ресторан. В остальные помещения путь им был заказан, за этим бдительно следили «малышки» Лолиты и охранительные амулеты — что-то вроде беззвучных свистков для отпугивания кротов.
— Можно поискать изрезанную ножницами страницу, — изрёк я, припомнив гениального писателя, придумавшего записки о Шерлоке Холмсе. — Как в «Чистилище» обычно поступают с мусором?
— Скармливают гноллам, — Ариэль посмотрела так, словно я сказал что-то неприличное.
Я вздохнул.
— Об этом я помню, — в конце концов, я и сам когда-то свалился в Сан-Инферно у чёрной лестницы «Чистилища», рядом с мусорными баками… Которые, как потом выяснилось, и оказались гноллами — живыми фабриками по перерабатыванию отходов… — Я хочу сказать, где хранится мусор, ДО того, как он попадает к гноллам?
Ариэль пожала плечами.
— Никогда этим не интересовалась, — произнесла она с апломбом английской королевы. — Я просто кидаю всё, что не нужно, в мусорную корзину, а потом оно исчезает.
В памяти забрезжило одно воспоминание.
Некто большой, пуховый, необычного сиреневого цвета. В руках у него всегда была метла…
— Цезарь! — вскричал я. — Вот кто нам нужен.
— Но… кто это? — отделив ложечкой огромный кусок тирамису, Ариэль отправила его в рот.
Я моргнул.
Уборщики. Их никто не замечает. Они — словно мебель, или кадки с растениями.
Именно поэтому они могут ходить, где угодно, делать, что вздумается… Например, положить мне под подушку конверт. Или… заметить, кто выбросил в корзину изрезанную страницу.
— Не важно, — аккуратно свернув салфетку, я поднялся. — Ну что? Какие планы?..
Ариэль с удовлетворением оглядела пустые тарелки и тоже встала.
— Вообще-то рабочий день, — сообщила она. — Не все, знаешь ли, могут себе позволить скакать по измерениям и измерять золото не монетами, а тоннами.
— Ладно, я понял, — сочно расцеловавшись, мы расстались.
Я вздохнул с облегчением.
Нет, не поймите меня неправильно: КАЖДАЯ встреча с Ариэль — это национальный праздник с салютом и фейерверками. Но то, с каким упорством она напоминала мне об убийце…
О нём я и сам прекрасно помнил — трудно закрыть глаза на то, что в тебя всё время стреляют… И теперь, после отлично проведённого утра, меня тоже ждала работа.
Надо всё-таки выяснить: кто, а главное, почему, хочет моей смерти.
Что характерно: с тех пор, как я вошел в «Чистилище», всё было тихо. Убийца явно понимал: здесь я на своём поле.
А дома, как говориться, и стены помогают. А ещё друзья — драконы, и другие, не менее искушенные в ремесле убийцы существа…
Значит, всё-таки он не такой уж лох, как я хотел надеяться.
— Цезарь, скажи пожалуйста: это ты убираешь мусорные корзины?
Цыплёнок посмотрел на меня совершенно круглыми, не имеющими никакого выражения глазами.
Я вздохнул. Будто с игрушечной курицей разговариваешь, честное слово… Ну знаете: её ещё нужно завести специальным ключиком, а потом она клюёт.
— Отвечай хозяину, недомерок!
— Э… Труффальдино, остынь. Не надо бить Цезаря лапой… Мы все здесь друзья, верно?
Крылокош был меньше уборщика РАЗ В ДЕСЯТЬ. Вот это я понимаю: боевой настрой.
Только прямо сейчас, в эту минуту, он был совершенно не к месту.
— Глупая птица, — пробурчал крылокош и принялся яростно умываться. — Так бы и съел его, да перья из зубов выковыривать неохота.
На цыплёнка угроза впечатления не произвела. Казалось, он пребывал в каком-то своём, недоступном простым смертным мире.
Пытаясь достучаться, я посмотрел на него внимательней.
Крупный, и в общем-то довольно опасный клюв, мощные крылья, поджарое, привыкшее к нагрузкам тело, и самое главное: крепкие, с устрашающими шпорами, ноги… Каждый из трёх пальцев увенчан острым когтем, и когда Цезарь от смущения их поджимал, на досках пола оставались довольно заметные царапины.
И всё же что-то было не так. В круглых, совершенно птичьих глазах застыл первобытный экзистенциальный ужас — от этого они и казались стеклянными, пустыми.
Кончив умываться, крылокош сладко потянулся, и на это его движение Цезарь сьёжился ещё больше.
Он честно старался казаться маленьким и незаметным — что при его габаритах было практически невозможно.
— Труффальдино, ты не мог бы сбегать и посмотреть, готова ли сцена к сегодняшнему выступлению?
Кот недобро прищурился.
— А сам не можешь, что ли?
— Могу, конечно. Но мне очень нужно, чтобы это сделал именно ты. Видишь ли, я должен кое с кем поговорить…
Кошки и цыплята. И не важно, кто какого размера. Инстинкты намного древнее. И упорней.
— Оставь меня с этой птичкой на три минуты, и я узнаю правду по его внутренностям.
Ну?.. Что я говорил?
— ТРУФФАЛЬДИНО. Будь так добр. Сходи к сцене.
— Там всё путём, босс.
— Тогда поздоровайся с Сатурном. Поднимись в гримёрку к девочкам…
— О. Я понял.
— Слава Люциферу.
— Ты без меня, как без рук, босс. Точнее, без крыльев. Нигде не можешь поспеть.
— Твоя правда, — я покаянно свесил голову. — И если ты мне не поможешь…
— Да я что? — кот польщенно сверкнул глазками и плотоядно улыбнулся. — Я могу… Ладно, так уж и быть. Пойду к донье Карлотте. Проверю, как она взбивает сливки.
Подрагивая пышным хвостом, Труффальдино гордо удалился. Ни дать ни взять, принц крови, которому приспичило в туалет.
Я с облегчением выдохнул и вытер со лба трудовой пот.
Никогда не пытайтесь ЗАСТАВИТЬ кота что-либо сделать — они на это в принципе неспособны. Спросите у Куклачёва, он подтвердит…
Даже на уговоры уходит столько времени и сил, что куда легче разгрузить грузовик с консервами «вискас».
Как только хвост крылокоша исчез за углом, цыплёнок заметно расслабился.
— Простите, хозяин, — выдохнул он, обмахивая себя крыльями. — Ничего не могу с собой поделать: как только вижу господина Труффальдино, впадаю в ступор. Настоящая кататония, психологический шок. И ведь понимаю, что подобная реакция на семейство кошачьих — это атавизм, пережиток. Ведь мои предки, гигантские динозавры, с удовольствием охотились на предков господина Труффальдино — саблезубых тигров…
От него пахло земляничным мылом и пуховой подушкой. Перья на груди были такими нежными, они распушились от ветерка, поднятого крыльями…
