— Вы предоставили товарищу Куйбышеву план на выполнение различных исследовательских работ, обещающих дать очень важные стране результаты. И, по мнению наших специалистов, если результаты будут соответствовать планам — хотя бы частично, то нашей обязанностью будет проследить за тем, чтобы эти — сугубо научные — результаты не попали в руки иностранных разведок.
— Ну да, мне шпиона поймать — вообще раз плюнуть! Я их по дюжине в неделю ловлю…
— Вы, несмотря на ваш возраст, показали, что в людях разбираетесь неплохо. А сейчас для проведения ряда работ из вашего списка университету передается новый лабораторно-исследовательский корпус…
— Ну, хоть в лабораториях толкучки не будет.
— Не будет. Потому что допуск в этот корпус и лаборатории будет официально давать комитет комсомола.
— Почему комитет?
— Потому что так будет проще: юные комсомольцы сами решают, кто чем может заниматься, я, как сотрудник НТК, просто пожимаю плечами, преподаватели вздыхают: ну что они могут сделать с капризной девчонкой? А вы, как человек, неплохо знакомый с нынешними студентами, сможете подобрать тех, кто не будет бегать по улицам и рассказывать каждому встречному чем он тут занимается.
— Ну, для начала сойдет, я согласна.
— Почему «для начала»?
— Потому что… две причины. Первая: такая система заточена на конкретного человека, то есть на меня. Случись что со мной — и все пойдет прахом. То есть вы-то мне замену найдете, но при этом сама идея такой маскировки будет дискредитирована: меня-то комсомольцы сами выбрали, а замену вам назначать придется, причем, скорее всего, человека нужно будет со стороны брать, среди студентов я подходящих кандидатур не вижу. Вторая причина: я все же студентов знаю не очень хорошо — и вообще один человек всех здесь занять просто не может. И поэтому я могу дать допуск людям не очень-то и достойным — а за это кто отвечать будет?
— Мы вам с подбором людей поможем… незаметно. То есть поможем этих недостойных, как вы их назвали, не допустить. Но с вами это будет сделать просто, вы же и сами все понимаете — что, собственно, ваши слова сейчас и подтвердили.
— Но опять мы возвращаемся к персонализации подхода, и поэтому я предлагаю его пока принять, но постепенно наладить что-то более… в общем, придумать систему, от конкретного человека никак не зависящую.
— Я вижу, что мы сработаемся. А теперь перейдем к следующему вопросу: на факультете этим летом опробовали новый подход к набору студентов, но нам, откровенно говоря, он не понравился. Вы почитайте пока, что там профессора напридумывали, а я быстро в новый корпус схожу с профессором Зелинским: у него были некоторые замечания по обустройству лаборатории…
Спустя час Валентин Ильич вернулся и с порога поинтересовался:
— Прочитали?
— Да.
— Вам понравилось?
— Не очень.
— А что конкретно не понравилось, У вас есть предложения по улучшению?
— Сложно так сразу объяснить… подумать надо.
— Ну подумайте… только быстро: завтра с утра состоится заседание руководства факультета по этому вопросу. То есть уже не столько по части приема студентов, сколько по части их отчисления. И если у вас будут готовые предложения…
— Придумаю что-нибудь… может быть. Я могу идти? А то сейчас вторая пара начнется, а мне все же занятия пропускать не хочется.
— Да, конечно идите. Но я на вас надеюсь…
Глава 13
Пятница второго сентября для Веры началась напряженно: вместо занятий ей пришлось идти на заседание руководства факультета. Преподавателям-то было просто: лекции вместо профессоров отправились читать аспиранты (благо, и сами лекции почти на всех курсах были «вводными», материалы для них чуть ли не поколениями готовились и аспиранты — почти все — их и сами неоднократно прослушали). То есть они, конечно, отличались от лекций, читаемых в предыдущие годы — но не очень-то и сильно: по сути, студентам рассказывалось о том, что им предстоит изучить в новом семестре, на что следует обратить особое внимание и — к сожалению, эта часть стала необходимой в последние годы — какие учебники было бы крайне полезно отыскать «хоть где-нибудь». Вера про эту «часть» знала «по прежней жизни» и всегда ее наличие вызывало у нее крайнюю степень удивления: в СССР в двадцать седьмом году действовало почти две тысячи разных «издательств» — а учебники для высшей школы вообще практически не печатались.
Но на предстоящем заседании намечалось обсуждать совсем другие вопросы — и Вере Андреевне было что сказать по этому поводу. Но она понимала, что уговорить ученых и преподавателей принять ее точку зрения будет очень и очень непросто — в том числе и потому, что она все еще выглядела как школьница-переросток, и поэтому прежде всего Вера озаботилась своим внешним видом. То есть просто «оделась по-взрослому».
С одеждой у нее было хорошо, гораздо лучше, чем у подавляющего числа студентов, да и преподавателей тоже. Когда еще только «налаживала взаимодействие» с лавочником Евдокимом Герасимовичем, она ему как-то мимоходом посетовала на невозможность найти иглы для швейной машинки — и буквально через неделю получила от него целую упаковку таких игл: оказалось, что их было очень просто заказать через контору под названием «Внешпосылторг» — и лавочник про нее знал. Так что у Веры появилась работающая швейная машинка — а тканей она уже успела накупить немало. Ну а шить умела каждая «воспитанная девушка Российской империи»: рукоделие девочкам не только в гимназиях преподавали, но и в «институтах благородных девиц». Конечно, в империи разного рода ателье было очень много — но уже начиная класса с пятого в гимназиях большинство девочек ходили в платьях, сшитых собственными руками, даже те, чьи семьи могли позволить дочерям хоть туалеты из Парижа заказывать, хоть самих портных оттуда… Просто принято так было — и Вера Андреевна исключением не была.
Так что одежды она себе нашила много, хорошей и разной — в том числе и два строгих «английских» костюма из серой «английской» же шерсти. Правда, чаще она все же ходила в одежде менее строгой, стараясь хоть в этом «слиться с толпой» — но сегодня случай был особый, и Вера выбрала именно строгий костюм. Светло-серый: все же для темного погода была еще недостаточно прохладной. И — по нынешним временам — костюм был все же покроя несколько необычного: юбка-карандаш пока особой популярности не завоевала. Вообще-то до ее распространения в женских народных массах оставалось еще лет тридцать, но Вера Андреевна в таких (практически одного покроя, разве что размеры постепенно увеличивались) почти всю жизнь проходила, так что чувствовала себя она в этой одежде совершенно свободно — но и такая мелочь могла помочь ей в предстоящей «дискуссии».
А еще она хорошо позавтракала. У Веры вообще получилось быт наладить очень удобно: вопросами приготовления еды занималась Дора Васильевна, до сих пор, похоже, так и не поверившая в счастье, которое свалилось на нее в виде этой жилички. Она же следила за тем, чтобы белье всегда было свежим (Вера настояла, чтобы постельное белье менялось еженедельно), одежда всегда была выстирана и выглажена (для чего хозяйка наняла приходящую прислугу) — поэтому на заседание Вера шла «во всеоружии». Сытая, довольная, приодетая — и, похоже, старалась она не зря: собравшиеся преподаватели поглядывали на нее с заметным интересом — и не менее заметным уважением. Не с таким, как уважают, скажем, коллег по работе, а с таким, с каким относятся к малознакомому человеку, который «следит за тем, чтобы в любых обстоятельствах даже внешне этим обстоятельством соответствовать».
Когда все собрались, слово взял Валентин Ильич, и речь свою он толкал недолго:
— Ну что же, начнем? Давайте по морской традиции предоставим слово самому младшему: пусть каждый получит возможность высказать свое мнение, не задавленное мнениями более авторитетных товарищей. Есть возражения? Вера Андреевна, мы вас слушаем.
— Ну раз традиция… Я тут внимательно прочитала нынешнее положение о приеме студентов на обучение, и мне кое-что не понравилось. То есть то, что каждый из абитуриентов должен успешно сдать вступительные экзамены, мне наоборот понравилось очень, однако вот список исключений, записанный после этого пункта, несколько настораживает.
