жестокости, которую она умела скрывать от всех, кроме меня.
В конце коридора мы увидели небольшую комнату, освещенную одним большим факелом. За массивным столом, уставленным кучей бумаг, сидел лысеющий сухопарый старик. Он был одет в черный балахон, украшенный странными рунами, и на его лице было выражение вечной усталости. Его глаза, глубоко посаженные и потухшие, смотрели на нас без интереса, как бы говоря: «Опять вы? Что еще вам нужно?». В руках он держал перо, и я невольно представил себе, как он пишет о каких-то темных делах, которые скрываются от взора простых смертных.
— Ходют тут всякие, — бурчал себе под нос дед, не поднимая глаз от документов. Его голос был хриплым и прокуренным, словно из глубины веков. Он кашлянул, и я увидел, как его рука дрогнула, когда он попытался поправить очки, лежащие на носу.
— Следить за преступниками и прочей мразью мешают! — Он бросил на нас косой взгляд, но сразу же вернулся к бумагам. Ви нежно сжала мою руку, как бы говоря, что все в порядке. Она подходила к столу старика, и я увидел, как его брови немного поднялись от удивления.
— Тише-тише, Жан Ибрагимович, — успокаивающе подняла руки Ви. Ее голос был спокоен, словно шепот летнего ветра, и в то же время властен, как приказ генерала. Старик замер, словно ожидая удара, но Ви продолжала улыбаться. — У вашего «Спа» новый постоялец. Ее глаза блеснули озорством, и я невольно задумался, что она имела в виду.
— Вот шельма! — глаза старика радостно вспыхнули довольством. Он быстро поднялся, отбросив бумаги в сторону, и в его глазах заблестел живой огонек. В его движениях была такая живость, что казалось, он моложе на десять лет. — Вечно ты подкидываешь старику работёнку. — уже совсем не ворча, продолжил он, открывая нам клетки, расположенные в глубине помещения. В них сидели разные существа, от человекоподобных до самых странных монстров, заключенных в магические оковы. Жан Ибрагимович был в своей стихии, и я чувствовал, как от него исходит легкое магическое сияние. Он уже смотрел на меня с ожиданием.
Неожиданно резво взяв у меня с рук одержимого, Жан Ибрагимович по-молодецки шустро упаковал его тушу в одну из камер. Старик двигался с удивительной ловкостью, не соответствующей его возрасту. Он был как хищный кот, который не упустит своей добычи. Жан Ибрагимович, словно опытный кузнец, обращающийся с огнем, взмахнул рукой над дверью клетки. И из его пальцев вырвалась струя темно-зеленого света, словно сама жизнь в нем закипела. Свет окружил дверь клетки, образуя странные узоры, напоминающие руны из древних книг. Узоры пульсировали и искрились, и от них исходил легкий щелкающий звук.
В следующую секунду дверь клетки засияла нездоровым зеленым светом, отбрасывая жуткие тени. Свет был таким ярким, что я прищурился. Он был как болезненная зелень болотной воды в лунном свете, в ней чувствовалась не просто магия, но что-то более темное, более древнее. В комнате стало душно, и я почувствовал, как кровь запульсировала в моих жилах.
— Демоническая защита, — произнёс Жан Ибрагимович уже не таким весёлым тоном. — Никто не сможет отсюда выбраться, даже если захочет.
Он посмотрел на меня с темной улыбкой, и я невольно отшатнулся назад. В его глазах я видел не просто охранника, а человека, который многое повидал и узнал немало страшных тайн. Он был не просто хранителем тюрьмы, он был хранителем секретов.
— На закате придёт экзорцист, и мы освободим это грешное тело от тёмной погани, — заверил меня старик, и в его глазах на мгновение засветилась озорная искра. Вмиг его взгляд приобрёл нотки матёрого ликвидатора, и я невольно отшатнулся назад. Он был не просто хранителем тюрьмы, он был неким стражем, который видел много темных дел и узнал много страшных секретов.
— Не волнуйтесь, — сказал Жан Ибрагимович уже более спокойно. — Экзорцист опытный. Он проведёт обряд очищения, и тело грешника будет как новое.
Он улыбнулся, и я увидел в его улыбке жестокость, скрытую за внешней добротой. Но в то же время я видел и опыт, и знания. Он был не просто хранителем тюрьмы, он был хранителем секретов, и я понял, что мой приход в это место может стать началом не только новых приключений, но и новых опасностей.
— Мы уже нашли тебя, пан Лисовский! И ты не скроешься от карающей длани пятого легиона, — послышалось из одной клетки от какого-то бродяги, чьи глаза пылали бирюзовым светом. Голос был хриплым и злым, словно из глотки дьявола. Я невольно схватился за шашку, готовясь к бою.
— Пятый легион? — прошептал я, не понимая, о чем он говорит. — Что еще за чушь?
И я поспешил покинуть злощастную темницу и как можно скорее оказаться на свежем воздухе.
— О чём говорил тот демонический кондом? — тут же интересуется Ви, как мы оказались на свежем воздухе.
Ветер, срывающий с губ слова, несёт их прочь, к старинным домам, выстроившимся вдоль узких улочек Данцига. Холодный воздух пробирает до костей, но в лёгких царит лёгкость, словно после глубокого вдоха.
Холодный воздух, пропитанный запахом старой кирпичной кладки, уже не так резко пробирает до костей, как в зиму. Свежий ветер, который не так силен, как в зиму, щекочет лицо, и на губах чувствуется лёгкий привкус дымности.
Солнце, хотя и не греет еще как следует, уже не прячется за тучами. Небо над Данцигом обладает своей особой красотой, переливаясь различными оттенками синего.
Вокруг, на улицах, кипит жизнь. Люди спешат по делам, заглядывая в витрины магазинов. По тротуарам бегают дети, смех которых разносится по улицам. Вдали доносится звук уличного музыканта, играющего на аккордеоне. Воздух пропитан ожиданием тепла, и, хотя пока еще холодно, на душе чувствуется легкость и радость от того, что я наконец-то покинул то подземелье.
— В моём родном городе был прорыв Инферно, и во время этого хаоса я убил множество демонов и прочих тварей, и, возможно, они теперь считают своим долгом найти меня... — развожу руками, не отрывая взгляда от завораживающего пейзажа.
— Возможно? — она нервно улыбается, но в её глазах читается недоверие. — И за тобой просто так гонится целый, мать его, легион демонов? Как бы тебе объяснить, карапуз... — Ви задумалась, её брови нахмурились, словно она пытается сложить пазл из противоречивых фактов. — Малик очень дорого продаёт
