— Теперь он ваш…, - говорю я дознавателю и караулящим за дверью стражам. — Теперь он не посмеет лгать или молчать, он помнит мое обещание. — Ухожу из пыточной от застывших от представшего зрелища бывалых бойцов, сотворенного за недолгих десять минут, теперь и для них я стал безжалостной тварью, пускай, уж на их мнение мне точно плевать.
— Что ты покажешь мне дальше? Гниющих заживо в этом богами забытом подземелье? Сошедших с ума от боли и безнадежности несчастных? — Я улыбнулся бледному дознавателю, — муки плоти уже давно меня не пугают…, боюсь, твои старания прошли в пустую, — сам удивляюсь, как же безжизненно и отстраненно звучит мой голос, эмоции просто сгорели от того что я сам же и творил, надо просто забыть, он заслужил…, однако они собирались убить меня быстро…
— Я отведу тебя на казнь высшей, — охрипшим от пересохшего горла голосом сказал дознаватель, — больше мне нечего показать.
Я смотрел на измотанную пытками женщину в грязных, пропитанных потом и кровью лохмотьях, возможно когда-то приятной наружности, а теперь всю покрытую безобразными рубцами на лице, руках…, и это высший вампир? Одна из самых опасных разумных не мертвых тварей этого мира? Теперь примотанное серебряными цепями к прочному металлическому креслу тело, теперь уже тело, вызывало скорее жалость, чем страх. Ведь зверям присуще сострадание? Стая всегда выкормят волчонка погибшей на охоте волчицы, сострадание или инстинкт сохранить численность? Мать пытается выходить болеющего малыша, слоны кормят, потерявшего хобот товарища, обезьяны вычищают паразитов друг другу — помощь своим, тоже не маловажно. Еще немного и я стану считать, что звери куда лучше людей, по крайней мере, они не устраивают странные многоходовые интриги, не убивают исключительно ради удовольствия, их мотивы и действия мне полностью понятны. Опасно — убегай, голоден — найди добычу, напали — защищайся, все кристально ясно, а от кого защищаться мне? На кого нападать? Но если задуматься, в общем-то люди тоже звери, только куда сложнее понять их мысли и желания и совсем трудно предугадать средства их достижения.
Мое самокопание оборвал полный боли женский стон, палач начал закачивать ей в вену особое, жидкое серебро. В тот момент вампирша открылась мне во всей своей жуткой красоте, во всей своей хищной грации, ее лицо немного вытянулись, глаза налились кровью и стали чуть светиться, а раскрытый в ужасном крике рот обзавелся острейшими клыками. Она рвалась, извивалась в безудержной попытке вырваться, выжить или хотя бы прекратить страдания, на какой-то миг ей даже удалось разорвать серебряную цепь на левой руке, но чем это может помочь? Сразу трое помощников бросились приматывать руку обратно, она же, не прекращая орать от боли пыталась оттолкнуть их, освободить вторую руку, да куда там ослабленному зверю бороться с тремя дюжими парнями, даже палач не прервал свое черное дело и с улыбкой смотрел на мучения вампира.
Черт, неужели нельзя прикончить ее быстро? Что это, показательная казнь или растянувшаяся пытка? Эти, раз глотнувшие чужих мучений и крови люди, уже не видят перед собой живое существо, женщину, в конце концов. Что она для них? Очередной кусок плоти, эдакий, редкий экземпляр, на котором хочется испытать что-то новенькое, мясники, еще больше порочащие и без того противную профессию палача. Знайте, умелый палач должен быть бесстрастен, а не наслаждаться каждым криком, каждым новым способом причинить боль, и уж тем более должен чувствовать границу между допросом и бесполезными истязаниями, казнью и нестерпимыми муками. Палачь — это профессия, в которой важен результат, а именно полученная информация, по крайней мере, так могу оправдаться я…
Просто не в силах продолжать наблюдать за несчастной подхожу и беру ее руку в свою, и во время очередного приступа боли, от гуляющего в крови серебра, этого медленного и мучительного для вампира яда, она сжимает мою ладонь, слышится хруст ломаемых костей… Ничего, львиная доля силы жизни, чтобы подстегнуть восстановление, пусть и во вред остальному организму, и кости сами восстанавливаются, уже способные выдержать такое давление.
— Тебе уже все равно не уйти…, не бойся, я помогу, заберу твою боль.
Дальше уже на меня накатывали эти нестерпимые волны боли, но какая разница мне, тому, кто может полностью отрешиться от тела? О том, что я испытываю, мне говорило только стремительно растущее сердцебиение, да выступивший на лбу пот. Двести ударов в минуту, двести пятьдесят, двести восемьдесят, триста, сердце уже как никогда, близко к разрыву, уже приходится тратить силы на устранение кровоизлияний, выступает кровавый пот, еще несколько секунд и…, и она умерла… Ее душа сама, без моего на то вмешательства, перетекла в мою руку, но отнюдь не спешила растворяться, ровно как и отщипнуть кусочек уже от меня, а угнездилась маленькой незаметной кроваво красной искоркой на моей душе. Уничтожить? Поглотить? А зачем мне эта капля в мое бездонное море? Освободить? Тоже не лучший вариант, пожалуй, надо просто уйти и подумать, пусть это будет мой маленький эксперимент. Вздохнуть и выдохнуть, успокоиться, успокоить сошедшее с ума сердце, вдох-выдох…
— Мне надо забрать доспех из оружейной лавки, — ровным голосом сказал я дознавателю, — думаю, пара ваших бойцов может составить мне компанию, даю слово, что буду не позже захода солнца.
— …да…, конечно…, - как-то совсем отстраненно ответил дознаватель, и я в сопровождении двух воинов вышел из подземелья. Да… Вселенная устроена гораздо сложнее, чем я могу себе представить, пожалуй, не стоит заморачиваться о причинах, а просто идти к цели, делая определенную скидку на средства. К жизни вообще надо относиться со здоровым пофигизмом, иначе она меня прямо тут и похоронит, посмотрев на трясущиеся от напряжения и пережитого за день руки, подумалось мне.
Глава 12. Тыл должен быть надежным
До чего же мне хреново…, раны пусть и перевязанные причиняют дискомфорт при каждом шаге, сковывают движения, снижают боеспособность…, идти в таком состоянии через торговую площадь, увольте, для такого подвига двух громил явно маловато. Гораздо проще, пусть и длиннее пройти через мастеровые кварталы и выйти совсем недалеко от оружейных рядов, так хотя бы будет меньше вероятности получить локтем от особо рьяных горожан или спицу в сердце от успевшего поднадоесть недруга. Начинаю уже сомневаться, а правильно ли я сделал, что вообще поперся сюда, но с другой-то стороны, не сидеть же вечно под охраной в четырех стенах, к тому же хочется одеться во что-то поприличней, чем эти казенные шмотки, выданные мне вместо моей окровавленной одежды.
— Добрый день господин, я ждал вас еще вчера вечером, ваши доспехи готовы, — чуть поклонившись, ответил юноша. Ух- ты, до чего же форма сотрудника службы дознания с соответствующим сопровождением меняю отношение к людям! Прямо жалко будет расставаться с такой обновкой, но придется…, да и хрен бы с ней, сейчас бы вообще предпочел, чтобы меня не замечали, ведь в тени сподручнее не только зализывать раны, но и наносить ответный удар…
— Были неотложные обстоятельства, которые, к тому же, повлияли еще и на мой выбор. Теперь мне нужно что-то более надежное и прочное, нежели обычный металл.
— Но господин, отец потратил время и силы на подгонку доспеха…, - начал было продавец.
— Можешь удержать из задатка, а теперь принеси мне ту самую кирасу, лучший вариант, по твоим словам, хочу лично убедиться, так ли она хороша как я слышал, — я оглянулся на свое сопровождение, — поторопись, у меня еще много дел на сегодня и лучше, если все это будет без посторонних глаз.
— Конечно, конечно, — засуетился удивленный, а может и черезчур обрадованный таким поворотом дела юноша. — Господин, я сейчас же пошлю за отцом и копией книги банка, пройдемте на второй этаж в покои отца, там ждать будет намного комфортнее, — я благосклонно кивнул и проследовал в комнату, отделанную в военном стиле, впрочем, как и ожидалось от оружейника. Помимо различных развешанных экзотических колюще-режущих орудий присутствовали и обязательные атрибуты любого дельца, да и просто делового человека, а именно тяжелый массивный письменный стол несколько прекрасно изготовленных деревянных кресел с мягкой обивкой, похожей на замшу, и большой книжный шкаф у дальней стены.
— Присаживайтесь, — услужливо предложил юноша, — отец и гном скоро прибудут, я уже передал по разговорнику ваши пожелания,
— Могу я пока взглянуть на изделие древних?
— Безусловно, слуга сейчас доставит ее из хранилища, а пока могу я полюбопытствовать, почему вы сменили свое решение? — Вот же любопытный, сует свой нос, куда не просят. Мне лишние посвященные в мои дела рядом не упали, лишней общительностью я с роду не страдал…
— Обстоятельства, неприятные обстоятельства, — уклончиво ответил я, а когда дверь в кабинете вновь распахнулась с интересом начал разглядывать новое действующее лицо. Это был высокий, под два метра ростом широкоплечий, мускулистый мужчина почтенного возраста, о чем ясно сообщала седина, которая уже тронула бороду и голову, на лбу появились первые морщины, но даже будучи умертвием я не стал бы соревноваться с ним в силе, поистине физически сильный человек, иных кузнечное дело не терпит. В руках же он держал смешное для его габаритов изделие, ту самую старинную кирасу из «живого» металла, даже издалека представляющую великолепное зрелище.
