— Да кто он такой вообще?!
— Да я... да у меня...
— Вооот, — я со значением поднял палец. — Я тоже сказал, что он свистит. И тогда он заявил, что никто из вас микрофон починить не сможет.
— Так, и где этот микрофон?! — заводила решительно поднялся. — Будет мне еще кто-то указывать, что я могу, а что нет?!
Стулья загрохотали ножками по полу, один даже упал, когда сидевший на нем парень решительно встал. Я мотнул головой и повел своих добровольных помощников в актовый зал. После короткой стычки с задерганной администраторшей корпуса, которая прибежала, чтобы нас не пустить, нам удалось пробиться в аппаратную или как там это место называется. Не очень трезвая, но вполне вменяемая компания отправила меня на сцену, возложив на меня важную функцию — говорить в калечный микрофон «раз-раз, проверка связи!»
— А ты молодец, — сказала Света, когда торжественное открытие закончилось, и вся толпа участников с радостным гомоном отправились в столовую. — Очень помог, правда.
— С тем графином неудобно получилось, — хмыкнул я.
— Да и ляд с ним, с графином, — она махнула рукой. — Главное найти новый завтра к двум часам.
— В крайнем случае, приспособим вазу, — сказал я. — Видел тут одну в комнате отдыха с телевизором во втором корпусе.
Открытие прошло без накладок. Микрофоны работали, здоровенный транспарант на задней кулисе держался прочно и не норовил свернуться все время в рулон, стулья для президиума были в порядке. В общем, все прошло как полгагается — скучно и
без происшествий. А сейчас на сцене суетились музыканты из ВИА «Улыбка». Деловито настраивали инструменты и спорили со звуковиком на своем музыкантском языке.
— Ребята, вам нужна какая-нибудь помощь? — спросил я.
Ребята на мой вопрос никак не отреагировали, дав понять, что единственная помощь, в которой они нуждаются — это не мешать. Оставалось только следить за тем, чтобы рабочие, растаскивающие ряды стульев из центра зала к стенам, чтобы освободить пространство для танцев, не бросили это дело и не ушли куда-нибудь по своим делам.
— Светлана, пойдемте ужинать? — предложил я. — Кажется, здесь все отлично справятся и без нашего участия.
— А если... — прямые брови Светы сошлись на переносице складкой серьезной озабоченности.
— Света, завтра ответственный день, — веско сказал я. — И если вы безответственно умрете от голода, то вреда от этого будет гораздо больше, чем если здесь, например, стулья не уберут.
— А если не уберут? — возразила она.
— У нас с вами половина базы передовиков производства, — усмехнулся я. — Микрофон мы починили, так что можно будет попросить у них подсобить в таком несложном деле, как пространство для танцев.
— А если у музыкантов будут какие-то проблемы? — все еще хмурясь, спросила она.
— Тогда мы воспользуемся услугами сэра магнитофона, — я по-товарищески приобнял ее за плечи. — Вот что. Я беру над вами шефство. Если что-то случится, валите все на меня. Скажите, утащил силой и накормил ужином.
— Ладно, Иван, вы меня убедили, — складка между бровей Светы наконец разгладилась, и она улыбнулась.
Ужин оказался, на самом деле, неплох. Да что там, даже хорош. К столовской еде на заводе я привык довольно быстро, и даже всякие блюда, вроде «полстакана сметаны» и «яйцо под майонезом» меня перестали смущать. А здесь в «Киневских плесах», похоже, были свои поставщики, октуда-то из деревень. И хлеб тоже возили не из Новокиневска. А может и вообще прямо на кухне пекли. В общем, вкусно было все. Начиная от сочных бефстроганов с фигурно уложенным картофельным пюре и заканчивая пышным ноздреватым хлебом, накромсанным грубыми большими ломтями.
Непростым же смертным было, наверняка, еще вкуснее. Им накрыли во втором зале столовой общий стол установленный буквой «П». Мясные и сырные нарезки, возвышающиеся над ними горки солений, загадочно поблескивающие горлышки бутылок и запотевшие бока графинов. Ну и за своими порциями горячего им тоже не приходилось стоять в очереди на раздачу, как всем остальным.
Ну да, логично. Все равны, но некоторые равнее других. На их плечах лежит большая ответственность, так что безответственно тратить их драгоценное время и силы на такую бесполезную фигню, как стояние в очереди.
Свободного места нам со Светой пришлось немного подождать. Зато теперь появилась возможность прикинуть, сколько людей всего собралось на это мероприятие. Около двух сотен. Причем, далеко не все работали на заводе. Некоторые приехали с женами и детьми, видимо за какие-то особые заслуги. Впрочем, та же Света тоже не работала не на заводе, а в горкоме комсомола. Казалось бы, ну какое дело горкому комсомола на всякие там внутренние заводские дела? Но нет, не все так просто. Заводская комсомольская организация была связана с городской. И когда у Гали возникли проблемы, ей на замену прислали Свету. И дали в помощь кого-то из бесполезных заводских активистов.
— Иван, еще раз вам спасибо! — сказала Света, когда наконец компания парней в одинаковых очках и свитерах допила свой компот и гуськом отправилась к окошечку с плакатом: «В нашей столовой порядок такой — поел, посуду убрал за собой!»
— Всегда рад помочь, — я галантно отодвинул стул, помогая Светлане сесть. Потом сел сам. — Основная моя работа начнется завтра, а слоняться без дела я не люблю.
— Вообще насчет этой вашей Гали у нас уже давно назрели... вопросы... — задумчиво проговорила Света. — Я, конечно, не следила, но мне кажется, что она очень пассивно себя ведет. На таком большом заводе как шинный, могла бы быть и более насыщенная общественная жизнь, как вы считаете?
— Я совсем недавно здесь работаю, — дипломатично уклонился от оценки деятельности Гали я. — В ноябре только из Москвы приехал.
— О, из Москвы? — Света сразу оживилась. — И где учился?
— В МГУ на журналистике, — я аккуратно сдвинул с салата кляксу майонеза в бок. Вот к чему я никак не могу привыкнуть, так это к дурацкому желанию всюду запихать эту вязкую жирную гадость. Причем не могу сказать, что в своем двадцать первом веке я был каким-то особым приверженцем здорового образа жизни, просто... — А потом меня распределили в «Новокиневский шинник».
— И как вам у нас, нравится? — спросила Света. Кажется, она положила на меня глаз. Но не в личном смысле, а очень даже в общественном. И теперь вежливо поддерживала беседу, опасаясь спугнуть. Впрочем, я примерно на это и рассчитывал. С одной стороны, понятно, что во всяких горкомах-профкомах заседает очень много «мажоров», которых усадили в теплые креслица по блату. Для безупречной биографии. Чтобы когда этот юный раздолбай станет толстым, важным и в каракулевой шапке, он мог рассказать журналистам, что с юных лет имел шило в известном месте, был активистом и энтузиастом, и документы соответствующие имеются. Вот только было одно важное «но» — кому-то в этой компании приходилось все-таки работать. Потому что даже грамотно создать видимость активности — это не то, чтобы совсем уж простая задача. Она требует и фантазии, и творческого подхода. А значит попасть в уютных кружок комсомольской элиты все-таки можно. Кто-то же должен работать за всех этих бездельников.
Так что я болтал со Светой за жизнь, легкомысленно, как будто не преследуя никаких целей, отвечал на ее вопросы. Которых она, как бы невзначай, задавала все больше и больше. И к концу ужина она уже знала, что я не женат, что у меня два брата, сестра и родители в Новокиневске, и что я очень даже не против заниматься на общественных началах общественно-полезными делами.
Снизу раздались звуки первых аккордов песни про синий-синий иней. Похоже, наши музыканты справились с настройкой своих гитар, синтезаторов и всего прочего. Столовая начала стремительно пустеть. К окошечку, куда надо было сдавать грязную посуду, выстроилась очередь еще длиннее и нетерпеливее, чем на раздачу. Света вскочила, было, чтобы тоже бежать вниз, но я ее удержал.