тут чуть интереснее, всякие причудливые конструкции. Только мозг к этому времени успел отключиться. Майор хмыкнул на просьбу министра закруглиться.
— Тоже чайку захотелось. Кто это вас так отделал. Охраны нет что ли? От девятки?
— Секретарша избила.
— Да, ну, правда? Приставал что ль? — такая физиономия предвкушающая.
— Ты майор ни кому не говори.
— Могила! — Ссука, в армию попадают самые доверчивые.
— Слушай, Пал Палыч, (так провожающий представился в начале экскурсии) а нет у вас какой-нибудь гитлеровской техники ненужной, ну, там третьи экземпляры, или раздербаненная сильно. Меня внутренности не интересуют. Я у себя в городке музей военной технике небольшой собираю.
Задумался. Наморщил лоб. Почесал затылок. Высморкался. Поправил фуражку.
— Команду надо.
— От Гречко?
— Ну, уж от Гречко?
— От Устинова?
— С чего бы это, — опять те же действия включая сморкания, — Говорят в Большом Театре платья шьють?
— Утром стулья вечером деньги, — и всего-то. Стоило сморкаться.
— Пошли.
— Пойдём.
— Есть разукомплектованныйПанцеркампфваген I — германский лёгкий танк 1930-х годов, — привёл в один из ангаров, ткнул пальцем.
Уродец. С двумя непонятными палочками торчащими из башни. То ли пулемёты, то ли пушчоночки? Может, трубки, чтобы дышать?
— Заверните. Беру.
— Два платья дочери и два жене, — ну, за удовольствия надо платить.
— Конечно, Пал Палыч. Всё за наш счёт. А как забрать агрегат?
— Нужна платформа. Всё же пять тонн. Кран найду.
— По рукам. Ну, вот теперь можно и по рюмочке чайку продегустировать.
Будённый с генералом в хлам не начаёвничались, но возбудились. Кричат, раками машут, конные дивизии в атаку посылая, или танковые корпуса. А смотреть приятно. Молодцы деды. Не будет больше таких.
— Да ты знаешь кто мой дядя???
— Кто?
— Мой дядя — мамкин братуха!
Луис Павлович Меркаде́р (Луис Меркадер дель Рио) с позапрошлого года работал преподавателем систем радиокоммуникаций в Московском электротехническом институте связи. В 1943 году, после увольнения из советской армии, он поступил в Московский энергетический институт, который закончил в 1948 году. В 1954 Луис защитил кандидатскую диссертацию. Никогда не лез в политику. Честно служил новой Родине.
Луис недолюбливал свою мать Каридад Меркадер, считал её расчётливой женщиной, которая подбила на преступление своего собственного сына. Сама с генералом Наумом Эйтингоном сразу после операции по убийству Троцкого бежала из Мексики на Кубу. Оттуда они перебрались в СССР, где их наградили орденами Ленина. А Рамону дали двадцать лет тюрьмы, максимальный срок по Мексиканским законам. Вот такие «Семейные узы». Несколько лет назад мать переселилась в Париж, откуда два раза приезжала в гости. Но теплоты этих уз ни с одной из сторон не проявилось.
Когда брата привезли в Союз, Луис попытался наладить с ним отношения. Но старший брат превратился в нелюдима. Иногда неделями сидел на даче, даже в магазин не выбираясь. Потом ему дали квартиру в Москве и «престижную работу». Присвоили звание Героя Советского Союза. Но прежний весельчак и душа любой компании не проявился. Приехал сычом, сычом и остался.
Стали отдаляться постепенно. А недавно Мария — старшая дочь родила внучку, которую назвали Анной. Рамон поздравил, а потом и говорит:
— А почему бы по этому поводу не собрать всю семью? Давай я напишу письмо Марии, — и написал ведь. Сам, правда укатил на курорт, но сказал, что если эта великая актриса появится, то его нужно вызвать, сразу приедет.
И вот Мария прилетела, да со всем семейством. В белой шубе в такую жару. Точно охарактеризовал её Рамон — «Великая актриса».
А муж вполне адекватный товарищ, не задирает нос. Четыре Оскара это нечто. Один, наверное, такой в мире. А Марию любит, сразу видно, прямо трясётся над ней. Пока Луис их в квартиру Рамона заселил, а тому дал телеграмму. Не получилось на солнышке понежиться. Хотя, дней пятнадцать ведь позагорал. Хватит. Тем более, что и Каридад Меркадер из Парижу прилетает, да ещё и с Хорхе.
Витторио сразу потребовал отвести его к министру культуры СССР. Хочет снимать фильм о Толстом. И как добраться до этого нового министра. Говорят, он зверь просто. Людей пачками увольняет.
Однажды Чукча купил «Волгу» и поехал в своё стойбище хвастаться, а как тормозить забыл. Покружился, покружился, да и врезался с размаху в камень.
Машину — вдребезги, сам — в больницу попал. Вернулся через некоторое время из больницы домой и говорит:
— Врачи сказали, хорошо, что мозгов нет, а то было бы сотрясение.
— Пётр Миронович! Дорогой ты мой! — похожий на Хрущёва министр Автомобильной промышленности Тарасов полез обниматься. Потом ещё и сжал со всей дури. И держал так. Смерти хочет?
— Александр Михайлович, раздавишь, — просипел Пётр.
— Ох, извини, — поставил на место, и… что есть силы, хлопнул по плечам, — Всё, всё! Это от радости. Вернулись ведь мои сегодня утром из Краснотурьинска. Здоровы! Оба! Дай расцелую!
— Может не надо?
— Надо! Ещё как надо! — и полез-таки. Не он Брежнева случайно научил? Или Брежнев его?
— Ты ведь волшебник, Пётр Миронович. Все врачи вздыхали, да Крым советовали. А ты в тайгу с болотами завёз и вылечил.
— Доктора вылечили, — зачем чужая слава.
— Доктора? Доктора? А где раньше были? Считай, в неоплатном долгу!
— Рад и за вас и за ваших родственников.
— Рад он, понимаешь! Нет, тут радостью не отделаешься. Сегодня прошу ко мне. Вся семья соберётся. Стол накроем нескромный. А без тебя садиться не будем. С голоду сдохнем, а не будем. Не хочешь ведь детей уморить голодом?! В шесть прошу ко мне с семейством. Обязательно с семейством.
— Ну, не знаю. У меня сыну одиннадцать месяцев.
— И нечего знать. С ним и заваливай. Присмотрят. Присмотрим. Я шофёра пошлю к половине шестого. В высотке Авиаторов же обитаешь? — сколько энергии в человеке.
— В высотке.
— Чайка будет. Твоя чайка. Я её сегодня купил, а завтра на тебя перепишем. И не строй мне тут рожи. Обещал. Коммунист должен слово держать.
Вот, ведь много сейчас таких людей. Да, большинство. Почему страна развалилась? Осталось-то чуть больше двадцати лет. Одно поколение. Оно виновато? Не так детей растим? Эх, знать бы ответ. Или всё же дело в паре десятках стариков? В Андропове? Горбачёве? Ельцине? Двоих устранил. Не доберутся теперь до руля. Ну, товарищ Первый секретарь Краснодарского горкома КПСС, готовы к встрече с будущим? Готовьтесь.
— Александр Михайлович, вы мне хотели Волгу показать, — вернуть нужно беседу в конструктивное русло.
— Пётр Миронович, а что это у тебя с лицом? — Вдруг насупил брови Тарасов, словно только увидел и
