Внизу и впрямь было людно. На совершенно оглушенную Элю, занявшую мое место за стойкой, навалилась толпа девушек с горящими глазами, не смеющих даже дышать в сторону воздушных, по-настоящему изысканных пирожных, украшенных консервированной вишней. Однако молчаливое благоговение перед лакомством не мешало им пожирать глазами башенки белого крема, чистую песочную основу и красную капельку ягодок.
Многие женщины любят сладкое, это не удивительно. Но что меня привело в замешательство, так это собранные и готовые бороться до последнего мужчины, держащиеся на расстоянии от стойки и сдерживающиеся исключительно из чувства собственного достоинства.
– Спроси меня, кто из них больше захлебывается слюной, и я не смогу ответить.
– В городе всё так плохо с кондитерским искусством?
– Те сахарные крендельки, которые ты таскала Мире – чуть ли не его пик.
– Мама миа…
На этих словах толпа повернулась ко мне и выдохнула единственное слово: «Наконец-то». Я перевела взгляд на пятящуюся под шумок Элю, прикрывающуюся большой крышкой из матового стекла, которой мы накрывали выставленное на стойку блюдо. Глупышка.
– Предлагаю ей запретить не только принимать заказы в наше отсутствие, но и трогать что-либо на стойке вообще, – разделил моё мнение Ясень.
– Согласна.
– Я не специально! – отчаянно выдохнула девчонка, услышавшая нас только благодаря всеобщей тишине.
Удивительной для такой толпы тишине.
– Что ж, я благодарна всем присутствующим за проявленную вежливость и благоразумие, а также ожидание кассира… Ой!
В меня прилетели деньги. Большая и потертая монета номиналом в один фут стукнулась прямиком об мой лоб и упала на пол, отчетливо звякнув в гробовой тишине. Это послужило сигналом для остальных, торопливо открывающих свои кошельки и развязывающих поясные сумки, посетителей.
– Кто посмел?! – рявкнул Ясень, делая шаг вперед. – Твою ж! – чудом увернувшись от летящего фиона ругнулся он.
Я вовремя дернула его за руку, вынуждая подняться на несколько ступенек выше. На лестницу с глухим стуком летели ярки, футы и фионы, оглашая звоном столкновение друг с другом. Мы пережидали денежный дождь наверху, круглыми глазами глядя друг на друга и спрашивая себя, в какой момент приличные горожане превратились в сплоченную единым порывом толпу.
Больше звона монет меня нервировала только абсолютна тишина. Никто из посетителей не произносил ни звука, выражая свою ярость исключительно попыткой добросить деньги до нас. Какого черта? Не так уж долго мы и отсутствовали!
– Помнишь, я сказал, что название «Голубь мира» идеальное, потому что люди будут проникаться духовностью и неким благочестием, ступая на наш порог? Забудь! – нервно шептал Ясень, облизывая губы.
– А помнишь, я сказала, что как корабль назовешь…? Ты тоже забудь об этом, пожалуйста, – отреагировав на своеобразную исповедь общей неправоты, покаялась я.
– Представляешь, что начнется, когда они поймут, что на всех пирожных не хватит?
Господь милосердный, пусть сегодняшний день обойдется без вызовов лекарей и стражников!
Стук монет постепенно стих и досчитав до пяти мы нерешительно сделали два шага вниз. Первое, что попалось нам на глаза, была целая и внешне невредимая Эля. Только очень бледная и разучившаяся говорить. Совершенно опустошенное блюдо было слегка помятым, но на удивление продолжало стоять на стойке. Так, пирожных было десять, если всё шло по плану внедрения десертов в меню. Посетителей – около тридцати. Или там молча и тихо кого-то убили, или… О!
Открывшееся зрелище поражало мое выстуженное мегаполисами и человеческим равнодушием сердце. Все пять столов были заняты посетителями. За каждым сидело по шесть человек, при этом неизменно четверо из них умещались только на двух стульях. Больше девушки, однако я заметила и нескольких мужчин, сумевших поместиться вместе на одном сидении. Каждый из посетителей с невероятным трепетом и осторожностью держал в руках по кусочку пирожного и забыв о напитках и других блюдах фанатично наслаждался сладким ванильным ароматом.
Улыбались девушки, прикрывали глаза от наслаждения мужчины, влюбленно смотрели на крем пожившие женщины и даже парочка детей не находила в себе силы попробовать на вкус то, что подавалось в графском доме минимум два раза в неделю.
Я аккуратно спустилась, обходя денежные островки и прикидывая, что будет, когда они потребуют сдачу.
– Это какое-то безумие, – шепот вышел едва слышным, но тот, кому он был адресован, услышал.
– Этого ждали, – не согласился юноша. – Как только узнали, что графская повариха открывает свой ресторан, этого подспудно ждали. Я как-то слышал, что на севере ходят слухи, мол, мы тут обмазываемся мёдом и сахаром, а настоящую еду – мясо – собакам скармливаем от его избытка. Но посмотри на них, – до уха донесся едва слышный стон блаженства первого счастливчика. – Предел их сладости заключается в блинах с тем самым мёдом иногда по четвергам. А такой кулинарный изыск город видит впервые.
– Мне немножко страшно, – призналась я.
– Чего опасаться? Я бы на твоем месте гордился – подданные не только никого не покалечили в попытках приобрести эксклюзив, так им еще и хватило сознательности поделиться, не взирая на то, кто сколько заплатил.
– Подданные у короля, а у меня налогоплательщики.
– Ошибаешься. Хотя твоя маркиза и говорила, что новые законопроекты попирают дворянское право абсолютной собственности, однако живущие на твоей земле обязаны подчиняться твоим законам, особенно если они не идут в разрез с королевскими.
– Знаешь, это странно. Не смотря на то, что я искренне горжусь нашими посетителями, меня напрягает эта ситуация.
– М-м-м?
– Людям не свойственно так себя вести. Мало того, что никто не нарушил наше правило посещения и не попытался склонить Элю к продаже в обход кассы и кассиров, то есть нас, так еще никто и не подрался, выясняя, кому достанется пирожное, а кому – тумаки и крошки.
– Хм-м-м…
– И, заметь, Эля не срывалась и не кричала, не звала нас на помощь, хотя явно испугалась оставаться одна против толпы. И в целом атмосфера такая, будто…
– …никто не может нарушить твое правило вежливого обращения к сотрудникам и другим гостям, – закончил за меня Ясень и недобро глянул в мою сторону.
На нас не обращали внимания. Каждый присутствующий был глубоко погружен в собственное воркование с кусочком сладости и никому не было дела ни до работников, ни до денег, сиротливо валяющихся на полу.
– Скажи-ка, госпожа моя, ты случайно ничего на кухне не трогала? – шепот в висок заставил меня чуть обернулся в сторону кухни и отрицательно покачать головой.
– Я вообще с самого утра на кухне даже не чихала. Только немного поспорила с баб-Микой и всё.
– Может быть какие-то симптомы типа жжения, как в поместье?
– Да ни капли. Я, конечно, вся такая наследница, умница и прочее, но повлиять на толпу без своего же ведома на расстоянии – извини, не волшебница.
Нц, ну, то есть волшебница, конечно. Или магиня? Не важно. Но всё моё эмоциональное воздействие на людей всегда требовало физического контакта, а тут я никого и пальцем не трогала. Так что версия не состоятельна, чем бы это не являлось, я тут ни при чем.
– А есть ли какой-нибудь способ призвать эту страшную силу еще раз? – спросила я, оглядывая деньги.
– Я не думаю, что понадобится, – напряженно ответил юноша, показывая на крайний к выходу стол.
Там, расправившись со своими порциями сладкого, поднимались мужчины, явно прибывшие вместе. Поднимались и кивали нам головами в знак благодарности, по одному выходя за запертую ранее дверь. И всё? Никаких попыток стребовать больше, чем дали, пользуясь финансовой неразберихой?
Вслед за ними вспорхнули мамы с детьми, заскучавшими без дела. Так же молча и с почтительными кивками нас покидали остальные посетители, вспомнившие о своих делах и напрочь забывшие о своих неравномерных вложениях в пирожные.
– Они з-з-заперли дверь, когда н-н-народу стало слишком много, – заикаясь проговорила Эля с уходом последнего посетителя. Девочку начала колотить дрожь, вряд ли до этого ей доводилось видеть столь многих людей, готовых её молча стукнуть за то, что она не кассир. – П-п-п-росили вас п-позвать, а я сказала, что вы заняты. Они разозлились, но замолчали.
