Тайши… Хотелось бросить все и торопиться к ней, но он не имел на это права, утешая себя тем, что друзья бы не стали лгать. Да и он чувствовал — нити связей с Рин хоть были изрядно потрепаны, но не порвались, не рассыпались в прах, а, напротив, постепенно восстанавливались.
Илшиарден тихо вздохнул, чуть пробуя раздвоенным языком воздух.
— Так что вы с ней с-сделали? — качнулся вперед, обвивая хвостом ретивую фэйри.
Та только усмехнулась, ласково проводя пальцами по тонкой чешуе на лице. Это вызывало странную и сильную дрожь во всем теле. Такую, что закружилась голова и судорожно застучал кончик хвоста. Клыки так и зачесались при виде подставленной нежной шеи — не из желания пустить кровь, но укусить… пометить, поставить свое клеймо… Такого безумного желания с ним еще не бывало никогда — словно сама душа рвалась вперед. Неужели снова приворот?
— Она больше никого не побеспокоит, Илш. Приказом императора тебе и твоей дочери запрещено что-либо рассказывать о ее участи. Остальные о кирино и вовсе ничего не знают, — алые губы шевелились, говоря что-то еще, а он снова терял связь с реальностью, как мальчишка.
Может, он успел бы натворить глупостей — все же стоит признать, от событий, идущих одно за другим, у кого угодно голова бы пошла кругом — да только помешали. Они появились из черного марева вдвоем, рука об руку. Ладонь Эскайра тан-Ши крепко обнимала талию невысокой худенькой женщины, слепой и покрытой шрамами. Но этого не замечалось… только гордая осанка королевы, аура знакомой силы, насмешливая теплая улыбка и роскошная грива серебристо-седых волос.
— Мастер…
— Птенчик Илш, — обычно скорбно сжатые губы дернулись в попытке улыбнуться, — я знала, что ты меня узнаешь, милый.
Тонкая ладошка потрепала, куда достала — по груди, но иршас поспешно склонился, свивая хвост. Как ни крути, именно мастер — мужчина она или женщина — была ему и за отца, и за мать. Фэйри вывернулась, отстранившись, и хмуря тонкие губы.
— Я…
— Теперь все правильно, Илш, не бойся, — улыбнулась по-женски мягко, — длинные ловкие пальцы зарылись в шелковую гриву волос, растрепывая ее окончательно, но Судья только счастливо прижмурился, подставляясь, как кот.
— Совместимость 99.9 %, — ухмыльнулся, показывая острые иглы зубов, Эскайр.
— Что? — он сначала просто не понял. Слишком много всего, слишком резко.
Теплая ладонь легла на плечо, как-то разом успокаивая. Ответа, в общем-то, уже не требовалось.
— Но почему же раньше я ничего такого не ощущал?
— Потому что был недоделанным, — жестко отрезал Справедливость. Черные глаза впились, выворачивая душу снова, заставляя вспомнить произошедшее на алтаре, — до тех пор, пока ты не объединился окончательно со своей сущностью и даром и не принял меня, у тебя не было шанса обрести истинную пару, как и у твоей дочери. Но вам повезло. Все-таки повезло.
Инстанши уже обвивалась вокруг него лозой, тянясь к губам, а божество со своей спутницей рассыпались искрами, исчезая.
Горячие желанные губы коснулись его, раскрываясь и впуская змеиный язык, но не покоряясь, а начиная извечную борьбу мужчины и женщины.
— Будьте счастливы, детки… — прозвенело в воздухе.
— Береги мою дочь, — тихо шепнула примятая трава и склоненные деревья.
ГЛАВА 9. Любовь наследника
Брак — это долгий разговор, прерываемый спорами.
Роберт Л. Стивенсон
Рин зевнула во все клыки, привычно нащупывая рукой рядом лежащее тело и закидывая на него ногу — для пущей уверенности, что никуда больше не денется, не сбежит, не растает. С того дня, как Нильяр чуть не погиб, прошло чуть больше двух недель — при этом, что обидно, несмотря на куда большие повреждения, Яр восстанавливался гораздо быстрее и уже пытался ползать, несмотря на все предписания целителей, змеюка вредная и безрассудная. Но возвращался всегда сюда, в одну постель на двоих, не пытаясь сбежать. Им теперь вообще было трудно расстаться — да и хотелось ли? Ей — однозначно нет. Может, для кого-то ощущать любимого всегда — это пытка, для Рин — наслаждение. От нее он с трудом может укрыться (а сейчас и вовсе не может) своими плотными щитами из ментальной сущности. Нет — тут никуда не денешься — узнаешь о будущем супруге даже больше, чем хотелось бы.
В этот момент ужасно зачесался нос, а потом… накатило безумное возбуждение, смешанное с сожалением, жар пополз по телу, скапливаясь внизу живота, заставляя приоткрыть губы, облизывая их языком, срывая тихий стон. Как хочется взять это тело, впиться губами в желанные губы, обвить хвостом, стискивая в объятьях, заласкать, расцарапать, заклеймить. Подмять под себя, оборачивая в чешую, прокусить нежную кожу до крови, идя, как она задыхается от страсти в его объятьях…
Она… что? Вот ты себя и выдал, подлый хвост. Ой, что-то не о том она думает, учитывая, как близко к ней чужое тело, как упирается кое-что в живот, намекая о нескромных желаниях своего владельца. При этом дыхание даже не сбилось… ссссссс. С-смей. Подушка сама легла в руку и коварно опустилась прямо на лоб сладко спящему и грезящему нескромными желаниями Нильяру.
— Подъее-оом, Яр. Я все чувствую. Если мы не поженимся в ближайшие несколько дней… — Рин задохнулась, глядя на жадно блестящие, осматривающие ее с ног до головы глаза. И куда это мы под сорочку-то смотрим, а? А ведь приличная одежда… была, пока кое-кто ее во сне не поцарапал когтями.
В нахальных серебряных глазах — ни тени смущения. Наконец-то она могла увидеть его без маски — да и какие маски между теми, кто сплел души воедино? Нильяр был красив — не слащавой приторной красотой, как некоторые альвы или вампиры, а той, первозданной, дикой и необузданной мощью. Резкими твердыми чертами лица. Чуть раскосыми глазами со змеиным зрачком. Тонкими бледными губами. Нет, она необъективна, наверное. Просто она не видит за ним других, да они и не нужны.
— Еще одна мыс-сль, душ-ша моя, и мы сс-ссс тобой уш-ше никуда не уйдем сегодня, — только вот это шипение в речи его и выдавало с головой.
— Яр, ты, — смущения сдержать не удалось — залилась румянцем, — хоть поспи пока в отдельной спальне, а?
— Ты полагаешь, что я не способен держать себя в руках? — ох уж эти высокомерно вздернутые брови.
Пальцы сами потянулись погладить тонкий, уже заживший шрам на лице. До конца он так и не сошел. Ал-шаэ прикрыл глаза, тихо выдыхая, но позволил себя касаться.
— Боюсь, сама не сдержусь, — призналась честно.
— Тогда организуем заключение союза завтра, — ответил невозмутимо невозможный иршас, резко подымаясь с кровати, — но для этого сегодня придется хорошо поработать…
Подошел, наклонившись, коснулся ладонью щеки, а потом, перенеся ее на затылок, жестко зафиксировал голову, не давая шевельнуться. Раздвоенный язык пролез в ворот рубашки, нагло играя с кожей, заставляя судорожно втягивать в себя воздух. Пальцы медленно поглаживали живот, вызывая странные мурашки по всему телу, она уже почти задыхалась, когда Нильяр, наконец, поцеловал — сейчас в этом поцелуе было мало нежности, но ей и не хотелось. Власть. Сила. Жажда. Страсть. Ей не нужно было слов, чтобы видеть, что на дне его глаз живет только она, также, как и в душе.
Поцелуй изменился вдруг — стал тягучим, почти ласковым, словно он старался выпить ее целиком, захватить полностью, душу и сердце, будто они и так ему не принадлежали.
— Мне пора, — отстранился с легким сожалением, накидывая легкий плащ, — оденусь у себя. А ты… — нет, внешне ничего не изменилось, но она всей кожей ощущала его страсть, его теплую нежность, — иди, готовься, Рин-э. Думаю, твоя сестра по крови с радостью поможет. С Илшиарденом я сам поговорю, но, думаю, вместе с твоей предполагаемой мачехой мы с ним справимся.
И исчез, оставляя ее в весьма растрепанных чувствах, если не сказать сильнее. Губы сами разъехались в предательской улыбке. Вот так дела… на мгновенье сердце кольнула уже привычная боль. Нет, она не могла бы упрекнуть отца в том, что он, наконец, после стольких мучений обрел свое нежданное коварное счастье. Сестра Эраньяша была ей искренне симпатична — умная, целеустремленная, настойчивая, преданная, любящая — все эти бесконечно долгие годы — за двоих. У нее было все то, чего не было у той, которая ее создала. Анайлиса… вспоминать не хотелось. Конечно, ей рассказали — пришлось. Наверное, она просто перегорела, а может, была действительно не слишком хорошей дочерью. Но, когда самые страшные подозрения подтвердились — просто вздохнула спокойно. Мать перестала для нее существовать еще в тот момент, когда начала предавать и лгать. Сейчас… можно было просто спокойно вздохнуть.
