предложение внести. Но как к ним обратиться? Здравствуйте, у меня тут несколько ворованных плиток ваших завалялось. Если их сварить, они не будут трескаться. Классное будет начало для общения. Но дальше оно, боюсь, продолжится уже в других стенах…
Или самому старинный рецепт попробовать?
Рассмеявшись собственным мыслям и представив, какими глазами на меня будет смотреть жена, если обнаружит на плите кипящую кастрюлю с плиткой, поблагодарил отца и попрощался. Не успел я положить трубку, опять раздался звонок.
Это уже Пётр звонил.
– Блин, третий раз к автомату выхожу. – наехал он. – А тут слышу, занято. Ну, думаю, дождусь! Замёрз, как собака. Что у тебя?
– У меня ничего. Хотел узнать, что у тебя в гаражах приключилось?
– Что, что… Кабель повредили. Вот что. Место получили, боксы разметили, а наш замполит и говорит: хочу подпол под гаражом. А копать руками не хочу. Давайте, говорит, экскаватор пригоним, пока стен нет. Сразу и землю вывезем, а то куда её потом вёдрами таскать?
– Ну, так-то логично. – сказал я, усмехнувшись и уже догадавшись, что было дальше.
– Составили список таких же желающих: кому яму, кому подпол. – продолжал Пётр. – Я, дурак, вызвался организовать всё, деньги собрал, технику нашёл. И на тебе! Получи фашист гранату! Предпоследний бокс в моём ряду. Зацепили ковшом кабелюку!
– И что?
– Тут же милиция прилетела. Мы ещё не успели даже сообразить, за что там ковш зацепился.
– Так вы порвали кабель или только зацепили?
– И зацепили одним зубом ковша, и повредили чуть-чуть…
– И что теперь?
– Скандал… неделю уже ходим с замполитом объяснительные пишем…
– Замполит за тебя вписался? – удивился я. – Какой мужик правильный.
– Он у нас председатель ГСК! – в голос рассмеялся Пётр. – Куда ж он денется с подводной лодки...
– А что за кабель? Кто вас таскает? Госбезопасность?
– Нет! Ты что? Это министерства обороны кабель. – усмехнулся зять. – Если бы это какая-нибудь правительственная связь была, я бы с тобой сейчас не разговаривал.
– А, так это свои? Ну, сами виноваты. Могли бы предупредить, что у них там кабель лежит.
– Мы им так и сказали. А то секретность, секретность. Вот и получите.
Мы попрощались, а то телефонный автомат на улице, а Пётр выскочил позвонить налегке. Сообщил ему, что еду в командировку на неделю, договорились встретиться, как приеду, узнать, чем закончилось эта эпопея с кабелем и, вообще, давно не виделись.
Повезло, что не Пётр в ГСК старший. – думал я, садясь за стол ужинать. – За спиной замполита, поди, хорошо от наездов отбиваться.
***
МГУ. Кабинет секретаря комсомольской организации Самедова.
Рашиду Фархатовичу позвонили из райкома и предупредили о визите. Пришлось остаться и ждать. Приехал Иван Николаевич в прекрасном настроении.
– Воспользовались твоей идеей. – шлёпнул он на стол перед Самедовым толстую пачку фотографий. – Фотоаппарат твой пока останется там. Мало ли ещё какой материал понадобится.
– Чёрт с ним, с фотоаппаратом. – ответил Самедов, раскладывая перед собой фотографии. – Это вы зачем ко мне принесли? Что я должен с этим делать?
– Как что? Что и всегда! Проанализировать, выявить, обличить.
– Это специалист должен смотреть. Отдайте это людям Терещенко, пусть разбираются.
– Терещенко получил нагоняй от начальства. – возразил райкомовский работник. – Ему запрещено близко к фабрике подходить. И вообще, разработка наша незаконная, чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Так что, тебе с этим и разбираться. Ну и, раз сам в этих бумагах не понимаешь… У тебя в Комсомольском прожекторе остались ещё толковые и надежные ребята? Ни за что не поверю, что они все разом продались… Пообещай там премию, дашь потом двадцать пять рублей, и студент будет счастлив. Он на эту сумму месяц сможет прожить.
– Есть один… – согласился Самедов, видя, что отделаться от этой работы у него не получится, и сгрёб со стола фотографии. Правда, в том, что студент, о котором он подумал, обрадуется, получив за работу двадцать пять рублей, он сильно сомневался. Видит же, в чем одет, как обут. Импортное там все… Полсотни нужно давать минимум. Ну, не обеднеет и с полсотни. Главное – это дело раскрутить…
***
г. Москва. У дома Ивлевых.
На прогулке заглянули в тайник Родьки у тепломагистрали, попросил у него ещё плиток на эксперименты. Он охотно поделился. Вернусь с конференции, займусь плитковарением. Вдруг, правда, закалится и перестанет раскалываться. С такой информацией уже можно и в НИИ идти. Плитка у них, наверняка списана уже, как некондиция. Надо договориться и выкупить её за денежку символическую. А вообще, это они мне должны будут за вывоз мусора доплатить, а не я им.
Придумал заодно, как можно поднять этот вопрос без вызова милиции с целью моего ареста. Надо к ним не с просьбой обращаться, а с жалобой. И не одному идти, а как представителю собрания жильцов нашего дома. Наглость города берет. Скажу, мол, безобразие, весь наш двор осколками вашей плитки усыпан! Почему так ее храните, что дети ее таскают, а наши питомцы морды себе в кровь расцарапывают, натыкаясь на острые обломки? Решайте вопрос, или буду жаловаться! А когда скажут – мол, некондиция, девать некуда, тогда можно и предложить выкупить некондицию… по соответствующей цене. Мол, на дачу увезу, перебью, и осколками двор выложу.
На обратном пути заметил в почтовом ящике белый уголок. Письмо пришло от Тимура, жаль, утром не заметил.
Брат писал о своих курсантских буднях. Вся его жизнь сейчас построена вокруг увольнительных. Выходить в город можно, но увольнение надо заслужить. Не должно быть плохих оценок, не должно быть нарушений дисциплины и устава. Короче, хочешь увидеться с девушкой, делай что хочешь, но чтоб у тебя всё везде было в ажуре. Иначе увольнительной не видать.
Зная брата, предположил, что у него проблемы с дисциплиной. Но, оказалось, нет. Учёба. Не всё давалось легко. Приходится много заниматься, оставаться на пересдачи.
Идёт война за каждую оценку. – писал брат.
Когда не получается выйти в город, Ветка приходит на КПП, и они разговаривают на виду у дежурных. Многие так
