Когда очередь дошла до меня, Алексей Константинович запалил уже третью сигарету. Судя по его неприветливому взгляду, он по мне не соскучился.
— Это хорошо, конечно, лейтенант, что ты выздоровел, — с не очень искренней радостью в голосе произнес он, — Пока ты там болел, у нас тут много чего произошло. Хорошего и плохого.
Майор остановил на мне свой взгляд и я был вынужден подняться со стула.
— Бригадир московской группы, что по твою душу приехала, вдруг взял и помер, — шеф по-птичьи склонил голову набок, не отводя от меня взгляда, — И дело по твоим квартирникам областная прокуратура себе забрала.
— Виноват, товарищ майор, а какая из этих новостей плохая? — задал я вопрос руководству, не понимая, что же его удручает из обеих, в общем-то неплохих событий.
Данилин дернулся и пепел с его сигареты упал на лежащие перед ним бумаги. А находящийся в кабинете личный состав зашелестел. Только трое сумели сохранить молчание. Алдарова, Лида и Ахмедханов.
— Ты что такое городишь, Корнеев?! Это шутки у тебя после болезни теперь такие? — возмутился руководитель и нервно затушил в пепельнице окурок.
Глаза Алдаровой веселились отдельно от её бесстрастного лица. Лида смотрела на меня с осуждающей тревогой. Ахмедханов криво ухмылялся.
— Виноват! — вынужден был повториться я и из стойки «вольно» перевел свое тулово в позицию «смирно». — Расслабился на больничном. Но уж, если совсем честно, то, Алексей Константинович, вы же понимаете, что сожалеть о безвременно ушедшем Аркадии Семёновиче у меня нет никаких оснований!
Во время этого спича и после, я смотрел в глаза Данилина твёрдым взглядом и отворачивать его не собирался. Это они, все здесь присутствующие, пока еще не знают, что великий и всемогущий посланник министра на поверку оказался бандитом союзного масштаба. Акционером и соучредителем банды Воронецкого. И не беда, что дело засекретят и вместе с Эльвирой Юрьевной увезут в Москву. Нехорошие слухи и толки всё равно пойдут гулять по углам и закоулкам. А, стало быть, сейчас мне самое время застолбить свою принципиальную и бесстрашную позицию по отношению к московской бригаде. Это они, здесь присутствующие, сейчас смотрят на меня, как на идиота, сбрендившего после чесотки. Но чуть позже этот вот взбрык мне зачтется. И ссыкливо колеблющимся вместе с линией партии коллективом, и четко секущем конъюнктуру, руководством.
— Ты, Корнеев, говори, да не заговаривайся! — вспыхнул главный следственный начальник, — Как бы там ни было, но полковник Мелентьев был нашим коллегой! И приехал он сюда не сам по себе, а по поручению министра! — последним и самым железобетонным аргументом припечатал меня Данилин.
— Виноват! — в третий раз бодро и без малейших признаков раскаяния повинился я, — Разрешите присесть, товарищ майор? После болезни не совсем еще оправился! — состроил я на лице жалостливую мину.
— Это ты, Корнеев, от чесотки что ли так ослаб, что тебя ноги не держат? — раздался слева подзабытый уже голос. Не выдержал, таки мой добрый кунак по имени Талгат.
И откуда только он, паскуда, мой симулянтский диагноз прознал? Но поворачивать в его сторону голову я не стал, продолжая вопросительно смотреть на шефа.
Поизучав меня еще несколько секунд, Данилин все же махнул рукой, разрешая опуститься на стул. Но беседу со мной не прервал.
— Ты бы смирил свою гордыню, Корнеев! — сквозь струйку дыма прищурился на меня майор, — Не ко времени ты раздухарился! Сегодня, к пятнадцати ты должен быть у старшего инструктора обкома партии, — начальник взглянул на перекидной календарь, — У Лобачева Владимира Петровича. Триста четырнадцатый кабинет. Ты понял?
— Так точно, понял! — наполовину приподнялся я со стула для демонстрации почтения.
— Ну раз Корнеев все понял, тогда все по рабочим местам! — распорядился начальник и народ потянулся из кабинета. — Тебя, лейтенант, это не касается, ты к Дергачеву сначала зайди! — косо посмотрел в мою сторону Алексей Константинович.
Вот оно. Что ж, этого следовало ожидать. Прокинул я тогда с новостями Дергачева и Захарченко. А это, как раз те ребята, которые таких вольностей со стороны подчиненных не забывают.
Послушно кивнув, я пошел вслед за прочими тружениками следствия в коридор. В коридоре я уперся в Зуеву. Она смотрела на меня, как на идущего на заклание.
— Хочешь, я к Дергачеву с тобой пойду? — с безрассудной решимостью в испуганных глазах предложила Лидия Андреевна. — И в обком я тоже могу с тобой поехать, я коммунист! — начальница имела вид отчаянной курицы, которая готова кинуться за своего цыпленка на пробравшуюся в курятник лисицу.
Мне стало тепло и приятно от такой самоотверженной заботы со стороны Лиды. И еще я почувствовал укол совести за свое легкомысленное порой к ней отношение. Воровато оглянувшись на пустой коридор, я погладил начальницу по заднице. Она покраснела, но не отодвинулась.
— Спасибо тебе, душа моя! — поблагодарил я, — Не надо со мной никуда ходить и ездить. Я сам разберусь, ты не волнуйся!
Сзади заскрипела дверь приемной и мимо нас прошмыгнула с недовольным лицом Антонина. Еще раз улыбнувшись все еще встревоженной Зуевой, я побрел к начальнику РОВД.
В приемной меня продержали недолго. Через несколько минут из главного кабинета вышли три зама. По службе, по политчасти и по опер. Если первый окинул меня равнодушным взглядом и озабоченно двинулся на выход, то два других тормознулись подле.
— Тебе чего здесь надо? Ты ведь Корнеев, кажется? — подозрительно вылупился на меня замполит Мухортов, попытавшись заступить мне дорогу.
— Его Василий Петрович ждет! — бросил майору Захарченко, — Давай, заходи, заходи, лейтенант! — толкнул он меня в сторону двери и прямо на главного партийца.
Мухортов быстро отшагнул назад и потом нехорошо посмотрел в мою сторону. А, может, он так посмотрел на капитана. Но я точно заметил, что ему сильно не понравилось такое с ним обращение.
— Заходи, заходи! — нетерпеливо опять подтолкнул меня Захарченко, не обращая ни малейшего внимания на разобиженного до девчачьего румянца замполита.
— Разрешите, товарищ полковник? — переступив порог, испросил я разрешения войти.
Впихнув меня в кабинет, Захарченко прошел к приставному столу и занял свое обычное место. Дергачев, наклонив голову разглядывал меня поверх очков.
— Проходи, Корнеев! — позволил мне главный командир районной милиции, — Ты, говорят, приболел маленько?
— Выздоровел уже, товарищ полковник, ещё в пятницу больничный в бухгалтерию сдал! — по-молодецки доложился я, ничуть не сомневаясь, что для подпола это не новость.
— Василий Петрович, так мы с Корнеевым в субботу даже поработать успели! — бодро поделился "новостью" Захарченко, — Лейтенант с моими операми Сульдину прихватил. И по горячему прикрутил её в подсобный аппарат. А она заодно и кассу Воронецкого нам сдала, — зам по опер весело выдавал Дергачеву наверняка уже известную тому фактуру.
Подполковник встал из-за своего стола и обойдя его, сел рядом с Захарченко. То есть, прямо напротив меня. И принялся молчать, рассматривая меня. Я опустил глаза на свои руки, лежащие на столе и затих. Играть в гляделки рядовому следаку с начальником райотдела ни к чему. Нехай потешится, а когда надоест, пусть, что-нибудь скажет. Сидящий напротив и чуть наискось зам по опер, едва заметно щерился. Похоже, он понял выбранную мной линию поведения.
— Расскажи мне, лейтенант, что у тебя за тёрки с московским полковником случились перед его смертью? — попросил Дергачев. Не потребовал, а именно попросил. — Ты только не пытайся тут крутить вола, Корнеев! Слышали кое-кто кое-что из вашего с ними разговора. Как ты москвичей отметелить грозился, слышали!
Начальник райотдела пристально всматривался через глаза вовнутрь моего стряхнутого мозга. Стараясь не съехать с его взгляда, я честно вылупился в ответ.
— Наговаривают, товарищ полковник! — обиженно расстроился я вслух, — Ну как так может быть, чтобы я, простой лейтенант, и вдруг взялся стращать присланного министром полковника?! Что-то путает этот ваш «кое-кто» про "кое-что"!
