Один из них погиб, получив мушкетную пулю между лопаток в спину. Второму прострелили ногу и приволокли к нам за плетень, за которым мы укрывались. Правильные укрепления было строить не из чего вот и поставили обычный плетень и укрываясь за ним стреляли по шведам, атакующим по тропе. И вот тогда после допроса этого предателя и всё стало ясно. Ещё когда его обыскали и принесли мне лист бумаги уже стало всё ясно. Лист бумаги оказался розыскным бюллетенем шведской короны. Там от имени шведского короля объявлялось за мою голову награда в размере десяти тысяч талеров, как за живого, так и за мертвого. А разбойники бывшими не бывают, очень им хотелось за своих коллег из разбойничьей шайки отомстить. Да и десять тысяч талеров деньги не маленькие. Они сразу тихо вышли к офицерской палатке и сдали и меня и тропы через трясины. Но вот не получилось у них меня сдать и получить награду. Остался только третий их товарищ он остался в шведском плену как заложник. Предатель повис в петле на сосне и больше у него не будет соблазнов и мыслей как выгодно продать товарищей. Нам же теперь надо было придумать как уйти из этого капкана.
Нас осталось всего семеро.
Спасли нас оборотни. Стая пришла мстить за самку. Самку убили не шведы, мы тогда эту парочку и убили. Но шведы попались оборотням первые и потому и погибли первыми. Крики и предсмертные хрипы мы слышали отчетливо и четко. Никто из шведского лагеря не ушел. Оборотней было всего четверо, но двести шведов нечего поделать не смогли и умерли все.
Мы сидели за своим плетнем тихо как мышки. Но вот нечего нам не помогло. Старший оборотень, уже седой, тихо подошел к началу тропы и принюхался. Как мне хотелось, чтобы этот зверь нас не унюхал, но то были пустые надежды. И унюхали, и собрались в стаю и пошли к нам.
Вот только эти самые твари оборотни не могут ходить по трясине. Трясина и получила себе в награду всех этих мстителей. Огромные пузыри лопались и лопались в том месте болота, где они попали трясину и ни один из этих сильных и мощных зверей не смог выйти на сушу. Ни один. Без кислорода и воздуха они тоже жить не могут. Агония оборотней продолжалась без малого три часа. Уже после полудня мы решили, что можно выбираться на сушу. Ни в шведском лагере, ни на месте, где утонули твари движения, не наблюдалось. И мы, не торопясь отправились по тайной тропе на берег и выбрались на твердую землю в разгромленном и заваленном трупами шведском лагере.
Можно было быстренько покинуть это место, залитое кровью и рвануть к замку. Но вот кто будет оплачивать банкет. Кто будет кормить меня и моих солдат и ближних. Император Священной Империи — этот точно ни кормить, ни оплачивать нам нашу службу не будет. Всё сами и только за свой счет и своими усилиями. Сам покупай лошадей и оружие, палатки и провиант, сам оплачивай наём солдат и лечение раненных. Всё сам.
Потому и стали мы собирать уцелевших лошадок и впрягать их в возы и стали грузить на те возы то, в чем была у нас потребность и нужда. Особо меня порадовал осмотр и обыск офицерских палаток. Там я и нашел полковой денежный ящик и этом денежном ящике оказалась денежное довольствие двух шведских полков. Немного не мало пятьдесят семь тысяч серебряных гульденов. И нашлись там бумаги, и поставили меня те бумаги в сильное раздумье. И следовало из тех бумаг, что через пару дней на одном из бывших, а теперь пустующих хуторов должна состоятся тайная встреча французского посланника и местного шведского генерала. И будет там передано нехилая сумма от французов этому самому шведскому генералу. Получалось так, что французские представители кардинала привезут деньги еретикам — протестантам очень много -много денег. И будет там сто двадцать тысяч испанских дублонов. Испанский дублон это золотая монета. И если удастся наложить руку на эти деньги, то ремонт и перестройка замка и наем полка солдат перестаёт быть непреодолимой преградой. И тогда у меня имеется возможность и купить себе и титул, и земли прикупить. И от опеки Святой Церкви избавиться. Но есть одна проблема — это золото ещё не у меня в сундуках. Да и охранять эти золотые будут хорошо. Но вот дело в том, что встреча тайная и никто не должен о том проведать. Потому и округу прочесывают шведские батальоны. Но на встречу они же не все пойдут. Два воза и карета, пять — десять всадников и всё больше французы не выставят. И со шведской стороны много людей не будет. Не комильфо выставлять на весь свет связи с католиками для протестантов и католики не хотят афишировать, то, что они фактически нанимают шведов разорять земли Империи. И вот здесь и появляется окно возможностей для меня.
У меня есть два дня для подготовки нападения. Золото привезут и на тех же возах я увезу то золото к себе.
Надо только первым прийти и подготовить место для засады. Надо найти и разложить гранаты, кстати в этом лагере я гранаты и возьму. В каждом шведском батальоне плутонг гренадеров и значит здесь в лагере этих гранат должно быть как грязи.
Я был прав гранат оказалось — двести пятьдесят две штуки. Мне этого количества хватит с лихвой. Всего у нас получилось пять возов трофеев. Можно было и больше трофеев собрать, только лошадей было только на пять возов. Собрали самое ценное и отправились к тому хутору, на котором и назначена секретная встреча представителей французского короля и шведских командиров.
Некоторые читатели сразу же скажут, не может того быть. Не будут помогать католики в религиозной войне своим врагам протестантам. Только эти читатели сильно ошибутся — война не была религиозной. По факту французы воевали с Священной Империей и Испанской Империей. И война даже имела официальный повод. Захват Трира. Гарантом там был французский король. Да и Испанские Габсбурги мешали Франции изрядно. Нидерланды мнили французского короля своими богатствами. Нидерланды и Эльзас, и тот же Трир все становилось камнем преткновения. То самое знаменитое Испанское наследство. На мировой простор рвался новый хищник Франция и тому хищнику хотелось и колоний, и добычи и всего и побольше. Французский период тридцатилетней войны становился неизбежным.
Что оставалось делать мне. Нанимать солдат и готовиться отстоять свои земли и, если получиться силой оружия вырвать себе курфюршество. Если удастся стать курфюрстом, то у меня произойдет переход на новый уровень и тогда совсем по-другому пойдут все мои дела.
Но для реализации моих планов мне нужно много, очень много денег. Этим я и займусь ближайшие два — три дня.
На встрече со стороны французов будет максимум двадцать человек со стороны шведов ещё меньше, всего семь человек. Максимально там буде тридцать человек и только пятнадцать человек это максимально там будет охраны. Нас семеро — первый залп за нами. Мушкетов у нас полсотни, и мы имеем тогда в залпе пятьдесят выстрелов. Положим половину и остальных перебьём из пистолетов. Теперь у всех минимум по четыре пистолета. При такой подавляющей огневой мощью у них нет никаких шансов.
Глава 17
Уже современники стали называть Тридцатилетнюю войну «немецкой», или «войной немцев», потому что основные боевые действия развернулись в немецких княжествах. Северо-восточные земли, центральная часть Германии, запад и юг — все эти области на протяжении 30 лет находились в беспрестанном военном хаосе.
Очень интересно отзывались о состоянии немецких княжеств в середине 30-х годов XVII века проезжавшие через них англичане. Они писали: «Земля абсолютно безлюдна. Мы видели покинутые и разоренные деревни, которые в течение двух лет предположительно подвергались нападению 18 раз. Ни здесь, ни во всей округе не было ни одного человека». Статистические исследования немецкого историка Гюнтера Франца показывают, что некоторые области (например, Гессен и Бавария) потеряли до половины населения.
Апокалипсис германской нации. Это была самая опустошительная война на тот момент в истории Европы. Восприятие войны как апокалипсиса довершила эпидемия чумы, начавшаяся в 1630-е годы, и тяжелейший голод, во время которого, по свидетельству современников, были даже случаи людоедства. Все это очень красочно запечатлено в публицистике — встречаются совершенно жуткие рассказы, как в Баварии во время голода с трупов людей срезали мясо. Для представлений людей XVII века война, чума и голод были воплощением всадников Апокалипсиса. Многие писатели времен Тридцатилетней войны активно цитировали «Откровение Иоанна Богослова», поскольку его язык вполне подходил для описания тогдашнего состояния Центральной Европы.
