— Что? — не поняла Аглая Мефодьевна.
— Вы своими духами провоняли весь салон, — объяснил я. — Мне придется его долго проветривать!
— Нахал! — взвизгнула мама Вилены. — Мальчишка! — И она полезла из салона. Многострадальная машина жалобно заскрипела рессорами. — Только попробуй подойти к моей дочери на пушечный выстрел, я тебя в тюрьму засажу!
Она хлопнула дверцей и, колыхая телесами под норковой шубой, покатилась прочь. Я вышел из машины и направился к зданию райкома.
— Пропуск! — воздел глаза вахтер, тормознув меня в вестибюле.
— Мне нужна Вилена Игоревна Воротникова! — отчеканил я.
— Так нету ее тута, — ответил он. — С утра не появлялась.
— Ясно, — буркнул я и вернулся к «Волге».
Вдруг, сама позвонит? Домой ей точно бесполезно звонить. Мамаша будет первая хватать трубку… Хотя, ведь сейчас-то ее дома нет!.. А Вилена может как раз оказаться дома. Я бросился к ближайшей телефонной будке. Выкопал среди мелочи, что валялась в кармане, двухкопеечную монету, сунул в прорезь. Набрал номер. Через минуту раздался щелчок и женский голос, как и вчера, сказал: «Алло!». Я уж и не знал, верить ли мне. Вдруг мамаша уже добралась и теперь снова имитирует голос дочери. Чушь! Я же знаю, где они живут! Не могла эта Аглая Мефодьевна так быстро доехать!
— Это ты, Вилена? — спросил я.
— Конечно — я! — откликнулась она. — А кто же!
— Я сейчас заеду за тобой. Собирайся!
— Хорошо! — не задавая вопросов, проговорила Вилена. — Через пятнадцать минут я буду у подъезда.
— Вот и отлично! Еду!
Вернувшись к машине, я сел за руль и погнал. Я не думал о том, что собираюсь сказать девушке. Уж точно — не буду жаловаться на ее мамашу. Думаю, Вилена знает ее повадки лучше меня. Да и вообще, не собираюсь я лезть в их семейные дела. Сами пусть разбираются. Я лишь не позволю никому совать нос в мои отношения с кем бы то ни было. Аглая Мефодьевна, будь у нее в голове мозги, могла бы дать нам время самим разобраться, а не вламываться, будто бульдозер в то, что только-только стало созревать. Впрочем, это типичная ошибка всех мамаш, которым кажется, что они лучше знают, что нужно их детям и какое будущее им уготовано.
Конечно, любовь семейного счастья не гарантирует, но и самый тщательный расчет — тоже. Ведь мамаша Вилены как рассуждает? Выйдет доченька за дипломата, поедет с ним за границу, будет там шмотки импортные покупать и мамочке своей заботливой привозить. Ну и само собой — квартира в Москве, внуки — в английской или французской спецшколе, красивая столичная жизнь — театры, концертные залы, светские приемы. Магазин «Березка». И так будет всегда. Понятно, что она понятия не имеет о том, что через десять лет вся советская систему рухнет и еще неизвестно, в какую жопу ее зять станет послом. И вообще, останется ли при должности.
Это как раз — полбеды. Хуже, что ослепленная материнским эгоизмом, Аглая Мефодьевна не думает, что вся эта парадная сторона жизни таковой кажется только со стороны, а изнутри она может иметь весьма неприятную изнанку. Жить с нелюбимым мужем, значит подвергаться регулярному изнасилованию, пусть даже — тихому, без сопротивления жертвы, и к тому же рожать от этого легального насильника детей. И вместе с импортными шмотками, доченька будет привозить матери свою ненависть. Все это азбучные истины, но до таких, как моя нежданная собеседница они, как правило, не доходят.
Можно было, конечно, где-нибудь припарковаться по-тихому, чтобы не отсвечивать под окнами Вилены, ведь ее мамаша мою машинку видела, но я наоборот нагло тормознул возле подъезда и даже — посигналил. Через несколько минут, вышла моя подружка. И в этот же самый момент во дворе появилась ее мамаша. Видать, по дороге заглянула в магазин, потому что в руках у Аглаи Мефодьевны были битком набитые «фирменные» пакеты. Я нарочито вальяжно вышел из машины, чтобы встретить — не ее, само собой, а — дочку.
Увидев, что «нахал» целует ее дитя, мамаша едва пакеты не выронила. Сама Вилена мать не заметила, потому что стояла к ней спиной. Я же прекрасно видел побагровевшую от злобы Аглаю Мефодьевну, которая, однако, не решилась поднять крик — у подъезда сидели вездесущие старушки, они точно разнесут сплетни. Я галантно открыл пассажирскую дверцу. Вилена села в машину. Подмигнув ее мамаше, я обогнул капот и сел за руль. В зеркало заднего вида я видел, как та, сокрушенно качая головой, повернула в подъезд.
— Странно, — проговорила Вилена, — мне кажется или у тебя в салоне действительно мамиными духами пахнет?
— Вас, женщин, не проведешь, — хмыкнул я.
— Нет, правда! — изумилась она. — Ты и в самом деле познакомился с моей мамой?
— Ее зовут Аглая Мефодьевна, и она очень на тебя похожа, вернее — ты на нее.
— Чудеса какие… — пробормотала Вилена. — И как это получилось?
— Да вот, вчера созвонились, и сегодня договорились встретиться, — не стал я врать.
— Ты шутишь!
— Если бы… — улыбнулся я.
— Это на нее очень похоже, — кивнула девушка. — В школьные годы мама занималась в драмкружке… Видимо — не наигралась… И о чем был разговор, если не секрет?
— Не хотел тебе рассказывать, — сказал я, — но эти проклятые духи хуже шила, которого в мешке не утаишь… В общем, уговаривала оставить тебя в покое…
— Ах вот как!.. И чем мотивировала?
— Тем, что тебя ждет впереди счастливая столичная жизнь счастливой супруги начинающего дипломата…
— Если бы ты знал, как она надоела мне с этим Эриком…
— Эриком?
— Ну да… Эрик Двигубский — сынок папиного школьного товарища… Терпеть его не могу… Весь такой лощеный, прилизанный, а по сути — сволочь, каких поискать.
— Ого! — усмехнулся я. — Похоже, ты его хорошо знаешь…
— Ну еще бы!.. Можно сказать, росли вместе… Родители нас с двенадцатилетнего возраста на пару в «Орленок» отправляли.
— То есть, вас, как в аристократических семействах обручили еще во младенчестве.
— Угадал. Сколько себя помню, наши родители, как встретятся, так давай будущую свадьбу обсуждать… Они же не видели тех синяков, которые у меня на руках оставались от его щипков… Вернее — видели, но думали, что это я стукнулась.
— А сейчас?..
— Что — сейчас?
— Не щипает?
— Нет, сейчас у него другая метода ухаживания. Сальные шуточки, похотливые взгляды… Хорошо, что мы теперь редко видимся… К счастью, времена «Орленка» давно миновали.
— К счастью — для него, — проговорил я, — а то я бы этого Эрика так ущипнул.
— Хорошо, что у меня теперь есть защитник…
— Кстати, защитник проголодался, — сказал я. — Заедем в ресторан?
— Да, ты же обещал меня сводить.
— Я помню.
И повел машину к своему излюбленному злачному заведению, в котором был только вчера. В «Космосе» меня уже встречали как родного. Метрдотель предложил, по привычке, отдельный кабинет, но Вилена будто бы капризно надула губки и сказала, что ей хочется остаться среди людей. Я тоже не возражал. Обедать с нею было куда веселее, чем с Кешей, хотя может быть менее информативно. Пили мы, разумеется, не коньяк, а легкое вино и много танцевали, и медляки и быстряки.
О происках Аглаи Мефодьевны мы больше не говорили. Я не хотел ёрничать, все-таки это ее мать, а ничего доброго сказать не мог. Вилена тоже рассказывала больше о своей работе, чем о семье. И я — о том же. Обычное дело, когда разговаривают малознакомые люди. Как ни смешно, но мы и виделись-то всего несколько раз. И то два раза — в больнице. И чего, спрашивается, ее мамаша всполошилась? Ведь в ЗАГС-то мы пока не собираемся. Видать, она всех кавалеров заранее отгоняет от дочери. Принимает превентивные меры, чудачка. Кончится это тем, что дочка поставит маман перед фактом.
Устав от плясок, насытившись и слегка опьянев, мы с Виленой стали собираться. Официант принял по счету и на чай. Гардеробщик помог нам одеться. Мы вышли на сырой ветер, который дул с реки. Я понял, что легкое вино похлеще коньяка, если выпить достаточно много. Нет, и речи не могло быть о том, чтобы садиться за руль. Зеркала заднего вида и «дворники» я снял еще по прибытию к ресторану, а сейчас лишь проверил, хорошо ли заперты дверцы и багажник. И мы подошли к дежурившему такси. Водила был только рад. Я назвал было адрес дома, где жили Воротниковы, но спутница моя воспротивилась и назвала мой. Ну что ж, ладно!
