Я пил её вздохи. Собирал губами её слёзы, понимая, что именно в этот момент внутри неё что-то сломалось или прямо сейчас ломается. Мне бы остановиться, дать ей шанс на выбор, но сейчас я был мелочно эгоистичен. Я собирал губами слёзы, тут же целовал сладкие губы и что-то шептал, даже не помню, что именно. Я вдыхал её запах, такой долгожданный и неповторимый. Я упивался нежностью кожи, податливостью тела и стонами, которые поначалу она пыталась заглушить, но крик на пике опрокинул моё сознание.
Я так долго ждал и мечтал об этом моменте, еле выдержал, а вот на финише, как пацан желторотый, потерял сознание. Но стыдно было только моему сознанию, тело даже после осознания такой оплошности пребывало в эйфории. Да и сознание просто ушло куда-то, оставив одни ощущения. Осознание её рядом, чувство её дыхания на груди, капель слёз на…
— Ты жалеешь, — оборвалось моё сердце в отчаянии. Сам спросил и сам же понимал, что не готов к ответу или правде. «Обмани», — шептал я немую просьбу в тот момент.
— Нет, — выдохнула она, замотав головой, — Просто я всегда считала себя однолюбкой. Думала, что никогда не смогу предать, изменить, но этот мир внёс свои коррективы. Ифор убедил, что для вас несколько мужей — норма. Что это я не принимаю этот мир и его устои. Именно он придумал погостить у министров, показать мне, что между мужчинами нет ревности и соперничества, что такие семьи могут быть вполне счастливы. Мне нужно просто принять.
Я молчал, осознавая, что испытываю неуместную благодарность к любовнику своей жены.
— Милон, — приподнялась она на локтях, заглядывая мне в глаза, — я сегодня сломала собственные моральные устои не просто так. Я хочу семью, хочу тихого счастья, пусть даже оно будет сопровождаться заговорами и малоприятными личностями. Если мы будем верить друг другу, ничто не сможет встать между нами. Ты мне веришь?
— Верю, — прохрипел я.
— И я не жалею о том, что сейчас было. Я ни на секунду не допускаю мысли о неправильности этого. Да, я не могу сказать, что люблю, но ты очень-очень нравишься мне. Настолько, что я готова строить отношения. И я понимаю, что не идеальна, в конце концов, никто не идеален, но прошу принять меня такой, — она даже попыталась развести руки в стороны, — с некоторыми отклонениями от принятой здесь морали. Но ты мне нужен.
— Я всегда буду рядом, — выдохнул я, сопротивляясь желанию поцеловать эти приоткрытые губки.
— А ещё я не потерплю измен, — нахмурилась она, — с этого моменты ты мой мужчина и только мой.
— Твой, — улыбнулся я, — от макушки до пят.
— Очень надеюсь, — улыбнулась она.
Лёгкая улыбка, а во мне будто новое светило родилось. Мне вдруг показалось, что я могу весь мир к её ногам положить, стоит ей лишь этого захотеть. Но я ничего не сказал больше, как и она.
Некоторое время мы лежали, а потом она заснула. Я же не мог до конца насладиться самим её существованием со мной рядом вот так вот близко, чувственно. Это выше моего понимания и восприятия. Именно сейчас я окончательно принял, что полюбил эту девушку всей душой.
22
С той ночи, когда я решилась на близость с Милоном, прошёл месяц. Самый спокойный и размеренный месяц в этом мире. Мы занимались делами и любовью. Да, я чередовала моих мужчин, наблюдая за реакцией. И в очередной раз убеждалась в другой морали, да и в собственных попранных убеждениях. Ифор и Милон спокойно сосуществовали рядом, не вступали в споры — или тем более в драки — и обвинения. Наоборот, Милон сиял, часто улыбался. Удивился, когда я отругала его за стояние на ветру после тренировки. Я его отчитывала за халатное отношение к собственному здоровью, а он улыбался, а потом и поблагодарил. Сумасшедший.
За Ифором я всё чаще стала замечать лёгкие улыбки, когда он смотрел на меня и Милона. Для мне такое отношение всё ещё было дико, но я старалась привыкнуть.
Если же говорить о сексе, то и здесь оказалась дикая разница между мужчинами. Ифор был страстным, сильным и нежным одновременно, но экспериментов не любил. Зато их обожал Милон, который совсем не забыл про смазку и рассказ об игрушках моего мира. Я, видя огонь в его глазах, наивно рассказала, предупредив, что знания исключительно теоретические, не имеющие под собой практики. После этого пришлось объяснять, как я откладывала личную жизнь на потом и почему. По лицу было понятно, что понял меня лишь частично. Зато очень обрадовался отсутствию реального опыта. И таки да, эксперименты он проводил каждый раз, но мне всё нравилось.
А сегодня возвращался Фрост. Наша с ним переписка стала спокойнее и глубже. Нет, мы больше не говорили (писали) о наших отношениях, в основном он описывал Анузу, переговоры и отношения народа и королей. Ситуация там накалялась. В Анузе уже редко встречались семьи с тремя мужьями, считались малочисленными. Я просила его описывать всё, что он видел, примеряла на себя, свой мир и свои не особо обширные знания, чему-то удивлялась, от чего-то приходила в ужас, но большей частью копила информацию. Зачем? Не знаю.
Зато вот так нехитро я могла спрашивать у Фроста, как было у него. И он отвечал. Некоторые вещи описывал подробнее. Например, тот случай с птицей Милона. Мне очень хотелось узнать его версию событий. И хотя она не отличалась от версии Милона, но была приправлена тьмой отсылок к собственному опыту и знаниям.
С каждым таким письмом мне казалось, что мы становимся… нет, не супругами, но хорошими товарищами. Мы стали узнавать друг друга.
Фрост в сопровождении охраны въехал на территорию дворца. Мы с Милоном стояли, как и положено, на ступенях, Ифор был сзади. А я почему-то волновалась. С чего? А вот не знаю.
За эти несколько месяцев я не забыла, как он выглядит, но опять же вглядывалась особенно тщательно. И моё внимание не прошло незамеченным. Фрост слегка улыбнулся, а в глазах я видела не только отражение улыбки, но и теплоту. Следующий раз мы встретились только за ужином, от которого короли сначала отказывались, но я настояла.
Только ужин преподнёс свой сюрприз.
— Фу, — скривилась я, не в силах больше терпеть такую вонь, — вы чем нас накормить собрались?
Возмущалась я по той простой причине, что, как только слуги стали вносить еду, повеяло какой-то жутью тошнотворной. И сначала ничего, я терпела, но потом стало совсем нехорошо.
— Миледи! — воскликнули сразу несколько слуг и Фрост, который даже вскочил на ноги. Милон, пусть и с задержкой, тоже оказался около меня. А я растерялась.
— Неужели опять отравили? — прошептал Милон, заглядывая в глаза. Но не прошло и пары минут, как в столовую влетел Низак. Не останавливаясь, он растолкал не сопротивляющихся королей, упав передо мною. Конфуз состоял в том, что в голубой столовой собрались все действующие министры с семьями. Мы, как только узнали, что Фрост выехал, решили провести этот публичный ужин. Хотели показать, что каждый из министров максимально приближен к королевской семье. Так сказать, создать семейность, а то они нас шугаются под впечатлением от казней и клятв.
Низак всего несколько секунд водил вокруг меня руками, а потом вдруг заулыбался, как сумасшедший. Странная реакция. Меня временно даже тошнить перестало. Хотя стоило об этом подумать, как всё вернулось с новой силой.
— Откройте окна, — прокричал Низак, не отрывая от меня взгляда, а мне уже поплохело от ожидания.
— Что? — кажется, мы вчетвером воскликнули это. Хотя не берусь утверждать. Низак умудрился улыбнуться ещё шире. И куда уж шире?
— Миледи, вы в тягости, — почти прошептал он. А я, тугодумка, не поняла.
— Что?
— Вы беременны, — повторил громче он, поднимаясь и подавая мне руку.
Не то чтобы я не знала, откуда дети берутся, но для меня это была неожиданная новость. Мне тут все объясняли, как дико сложно забеременеть во второй раз, а тут нате!
Неосознанно, не иначе, положила ладошку на плоский живот, не обращая внимания на поднимающийся шум. Это министры со своими жёнами и сомужьями активно поздравляли меня и моих мужей. А я растерянно переводила взгляд с Милона, по щеке которого проскользнула слезинка, на Фроста, грустно взирающего на меня, и на Ифора. И вот тот факт, что взгляд Ифора был чем-то средним между радостью и болью, ударил меня наотмашь.
