И тут она вдруг вырвалась, отпрянула, тяжело дыша. Помятая, растрепанная, но все равно непостижимо прелестная. И от меня огненный вал страсти отхлынул, я вдруг вспомнил Лену, вспомнил, что я начисто забыл о ней в эти «минуты роковые», как будто не было ее в моей жизни.
— Стой, — прерывисто бросила Лариса, успокаивая дыхание. — Василий, извини… погоди…
Я вежливо приостановился.
Она поправила волосы, невольно положила ладонь на грудь так, словно придерживала сильно бьющееся сердце.
— Извини, — умоляюще повторила она, — я… не могу. У меня голова кругом. Я просто… понимаешь, у женщин бывает так, когда ты ошарашена, просто какой-то отказ всего. Ни соображать, ни говорить, ни ощущать… Извини, сейчас ничего не могу.
Мгновенно прикинув расклады, я решил, что в самом деле мадам сейчас реально одуревшая. И лучше всего оставить ее одну. Пусть остынет.
Я вскинул обе руки в знак понимания.
— Все ясно! Вопросов нет. Ухожу.
— Давай еще по рюмке.
— Давай.
Мы выпили еще по рюмке и я ушел, мельком подумав — допьет ли она в одиночестве остаток коньяка, и как завтра встанет на работу?.. Но это в самом деле было мельком. Дальше сама собой загорелась мысль, даже не мысль, а сильнейшее желание обдумать то, что обрушила на меня эта встреча… но я и тут себя притормозил. Анализировать, не спеша тасовать факты, намеки, версии лучше всего лежа на кровати. Закрыв глаза, закинув руки за голову…
Короче говоря, под такие мысли я достиг общаги, стал подниматься… и вдруг так сильно потянуло заглянуть к Любе, что впору изумляться. С чего бы это?.. Секунд пять я изумлялся, после чего рассудил так, что просто заглянуть — почему бы и нет? Зная Любин характер, можно предположить, что она начнет грубить, дерзить, но в этом случае развернулся и пошел, и всех делов. Зайду! — решил я и повернул на третий этаж.
Общага, конечно, сильно изменилась. Ожила процентов на девяносто, прямо драйв в ней закипел: голоса, топот ног, хлопанье дверей… Ну и, конечно, густое амбре кухни и парфюмерии.
В коридоре я разминулся с симпатичной девушкой в халате, шлепанцах и головой, замотанной алым махровым полотенцем: дезабилье, как говаривали прежде. Она явно шагала из душевой, и я, конечно, заметил, как окинула меня заинтересованным взглядом, но сделал вид, что не заметил этого.
Ну, вот и дверь 312-й комнаты…
Уже на подходе меня что-то насторожило, но в первую секунду я не понял, что.
Понял во вторую: там нечто невнятно бубнил явно раздраженный голос.
Что бы это могло быть?..
На этот вопрос я ответить не успел, так как вдруг в комнате пугающе загремело, что-то упало, и здесь уже отчетливый Любин голос резко выкрикнул:
— Руки убрал, б…! — и вновь вспышка скрипов и лязгов.
Я летел вперед, не рассуждая. Дверь чуть не снес толчком плеча.
И увидал дикую вещь: взлохмаченная, раскрасневшаяся Люба, свирепо матерясь, отбивалась от парня, лезшего к ней с самыми недвусмысленными целями. Он находился ко мне спиной, но явно и услыхал грохот двери, и уловил мелькание теней, отпустил девушку и развернулся ко мне отнюдь не по-дружески.
Он был чуть выше меня ростом. Самая ординарная внешность. Разве что лицо злое, резкий негатив мимики. И я вмиг понял, что он сильно поддатый. Ну, сильно-не сильно, но мозги уже перекошены, в них и в моторике разброд, и себя, конечно, парень не контролирует.
Не знаю, что расфокусированный взгляд определил во мне. Но злоба перекосила лицо еще сильнее. И он махнул правой рукой — то есть попытался нанести нелепый удар, не определимый никаким боксерским термином. Не прямой, не хук, не кросс, не свинг. Скорее всего, это можно назвать оплеухой.
Неудачной. Конечно, я ушел уклоном. И больше того, вмиг схватив драчуна за запястье, рванул на себя.
От внезапности и по инерции его мотнуло вперед и вправо от меня, а я резко зашагнул влево и мгновенно провел борцовский «двойной нельсон» — жесткий захват противника через подмышки со сцеплением рук в замок.
То есть, по правде говоря, получилась сцепка рук не с задней стороны шеи противника, а с передней. Не классика, а тоже типа деревенщины, но эффективно. Стиснув горе-агрессора, я заставил его очуметь, нелепо и беспомощно растопырить руки. Конечно, и в данной ситуации противоборство было возможно, но затуманенные мозги тормозили действия, а я сильным рывком на себя прогнул его, сбил равновесие, и вот тут, потеряв устойчивость, он стал совершенно беспомощен.
Не сбавляя темпа, я выволок его в коридор, куда уже повыскакивал народ. Поднялась голосистая бабья суматоха.
— Тебя башкой об косяк приложить или придушить? — вполголоса сказал я в правое ухо побежденного.
Не очень я рассчитывал, что он поймет меня, да и не собирался делать ни того, ни другого, но очень уж меня взбесила атака на женщину. Герой, мать твою! На девчонку налетел.
— Эй, полундра! — повелительный мужской голос слева. — А ну, кончай!
Не ослабляя хватки, я глянул туда.
К нам спешил рослый парень в тельняшке…
А! — вспомнил я. Как-то раз виделись с ним мельком в душевой четвертого этажа.
Я отпустил поздно затрепыхавшегося неудачника, напоследок ощутимо и унизительно ткнув коленом в зад.
Бывший моряк был уже здесь.
— Стоп! — приказал он.
— Да я и так стою, — усмехнулся я.
Тут же возникла Люба.
— Привет, Коль! — выпалила она секундной скороговоркой.
— А, Любаня, — не без усмешки отозвался Николай. — Из-за тебя, что ли, тут рыцарские поединки? Как из-за Прекрасной Дамы!
— Да какие, в жопу, рыцарские⁈ — в сердцах воскликнула она и кивнула на злобно-взъерошенного незваного гостя. — Вон, ваш вахлак приперся бухой! И полез на меня. Хватать стал! Дебил!..
Коля взглянул на позорного кавалера так, что тот если не протрезвел, то хоть какой-то ущерб совести ощутил.
— Жора, — тон стал ледяным. — Что, правда это?
Жора насупился.
— Конечно, пъавда! — зазвенел женский голос. — Я все слышала за стенкой!
Вперед воинственно сунулась не толстая, но ядреная, крепко сбитая особа в черных футболке и трениках, по-домашнему. Слегка картавя, она тараторила:
— Люб, ты на него заяву накатай в ментовку! Вот пусть его закйоют, пусть на найях посидит, подумает, глядишь, умнее станет, хотя, конечно, вьяд ли!..
Фигурант невнятно огрызнулся, при старшем товарище не решаясь на активные действия.
— Ваське спасибо! — вякнула Люба в мою сторону. — Он меня выручил!
— Жора, — со зловещим бесстрастием произнес Николай, — ты что, и вправду умственно отсталый? Ты вообще соображаешь, что творишь? На кичу захотел?
— Да я ничего… — подозреваемый наконец-то пробился к сравнительно внятной речи, — только всего-то… ну, за руку взял, а она вопли до небес, принцесса на горошине!
Николай повернулся ко мне:
— Правду говорит?
— Да нет, конечно, — сказал я. — Лез на нее, как гиббон на пальму.
Николай повернулся к Жоре:
— Ты… ты знаешь, что на зоне делают с осужденными по сто семнадцатой?
Вопрос не требовал ответа, поскольку отставной моряк и не стал его ждать. Левой рукой без замаха, но жестко и умело он сунул кулаком в подбородок — некий условный джеб. Ровно настолько, чтобы, так сказать, и лампочку встряхнуть, и провода не оторвать.
Жору мотнуло, ноги подкосились, и Коля подхватил его под руку.
— Пошли, поговорим, — велел он. — Воспитательный процесс не закончен. Василий? — обратился он ко мне.
— Да.
— Пойдем тоже, потолкуем.
— Я, собственно, к Любе по делу шел…
— Ну тогда, решай свое дело — и милости прошу ко мне. На чашку чая. Четыреста двадцатая, — он мотнул головой вверх.
— Принято, — улыбнулся я.
Глава 20
Коля бесповоротно поволок наказанного в сторону лестничной клетки, а дамское общество продолжало возбужденно гомонить.
— Любка! Я тебе говойю — напиши заявление! — наседала картавая здоровячка. — Потом забейешь. Не посадят же его в конце концов! Пусть в КПЗ посидит недельку. Там вот, глядишь, мозги на место встанут.
