Ну, а потом, когда все выпили за славу русского оружия и за здоровье императрицы Елизаветы Петровны, начались разговоры, обычные в таких случаях для мужей, находящихся во хмелю. Уж больно забористое хлебное вино оказалось у Крамера – куда там всем английским и прочим виски. Всем стало хорошо, мы почувствовали взаимную симпатию и договорились запросто заходить друг к другу в гости.
Вот последнее мне было кстати. Дело в том, что сильно по душе мне пришлась сестра супруги мсье Габена. Похоже, что и та начала испытывать ко мне нежные чувства. Уж поверьте мне – жизнь среди индейцев научила меня без слов понимать настроения окружающих меня людей. Местный люд мало говорит и не любит восторженных объяснений, которыми грешат французы. Порой достаточно лишь нескольких взглядов, чтобы понять, что человек думает о тебе, и нравишься ты ему или нет. Кристина – так звали сестру Сольвейг, жены майора – была девицей скромной, умной и хозяйственной. К тому же она сильно напоминала моих земляков из далекого Кончанского. Светловолосая, голубоглазая, круглолицая, с чуть вздернутым носиком. Она неплохо говорила по-французски, хотя по ее произношению было понятно, что это не ее родной язык. И немудрено – майор рассказал мне, что свою будущую супругу и ее сестру он нашел во время похода в Швецию в 1741 году.
Тогда русские войска под командованием фельдмаршала Петра Петровича Ласси захватили и сожгли город Вильманстранд, а на следующий год, когда Россией уже правила императрица Елизавета Петровна, шведы были наголову разгромлены, и под Гельсингфорсом остатки армии короля Фредрика сложили оружие. Русские войска заняли всю Финляндию и Эстерботтен [93]. Где-то там, неподалеку от Нейшлота [94], и находилась мыза, где жили сестрички. Война не пощадила их – мыза сгорела во время боевых действий, глава семейства умер, не пережив случившегося. Так что не удивительно, что Сольвейг и Кристина были похожи на финок и карелок. Вполне может быть, что среди их родни были не только шведы, но и представители народов, среди которых жили их предки.
Как рассказала мне Василиса, которая успела подружиться с сестрами, Кристине я тоже был небезразличен. Она расспрашивала у дочери обо мне, о моей жизни среди индейцев. Она даже всплакнула, когда Василиса рассказала о смерти моей жены от оспы, о наших тяжких скитаниях среди негостеприимных лесных племен.
Как оказалось, Кристина немного знала финский язык. Она была очень удивлена, когда услышала, как Василиса прочитала несколько строк из сказки про кузнеца Ильмаринена, которую я рассказывал дочери, когда она была совсем маленькой. Ведь Ильмаринен, как и я, был кузнецом. Правда, мне, при всем моем желании, вряд ли удалось сковать чудо-мельницу Сампо, которая дарила людям хлеб и достаток. Как там рассказывала мне бабушка в моем детстве:
Ильмаринен, тот кователь,
Вновь на третий день нагнулся
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Видит: Сампо вырастает,
Крышка пёстрая возникла.
И кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Стал тогда ковать скорее,
Молотком стучать сильнее
И выковывает Сампо,
Что муку одним бы боком,
А другим бы соль мололо,
Третьим боком много денег.
Вот уже и мелет Сампо,
Крышка пестрая вертится:
И с рассвета мелет меру,
Мелет меру на потребу,
А другую – для продажи,
Третью меру – на пирушки [95].
Василиса запомнила эти строки, которые я рассказывал ей на непонятном для нее языке. Потом я перевел ей, о чем говорится в этих стихах. Она выучила их, и я не раз замечал, как она вполголоса повторяла, думая, что я ее не слышу.
И вот когда она произнесла несколько строк на карельском языке, то у сидевших рядом с ней Сольвейг и Кристины глаза полезли на лоб от удивления. Еще бы – девушка – наполовину индианка, всю жизнь прожившая в Новом Свете, знает язык их далекой родины!
После этого случая Кристина стала на меня посматривать не только с интересом, но и с восхищением. А я ломал голову, как мне объясниться с понравившейся мне девушкой. Да и для мсье Габена, для которого я был уважаемым человеком, но не титулованным, то есть, как у них называли таких, как я, представителем «третьего сословия», мог отказать мне, если я попросил бы руки сестры его супруги. Такой брак вряд ли одобрили бы его соотечественники, которые весьма строго придерживались сословных различий.
Правда, здесь, в Новом Свете, все обстояло не так строго. К тому же в последнее время мсье Жером в разговорах со мной все чаще стал расспрашивать о моих связях при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Его интересовало все – и кем я был в те времена, когда императрица еще и не мечтала о престоле, кого я знал из нынешних вельмож, словом, могу ли я рассчитывать на дворянство и высокий чин, если вернусь в Россию. Наверное, он хотел убедиться, что его родственница в случае, если она станет моей супругой, займет достойное место при дворе императрицы. Эх, мсье Габен, если бы вы только знали, насколько близко я был знаком с цесаревной Елизаветой. Только я никому об этом никогда не расскажу. Пусть это останется тайной!
Кроме того, француз интересовался теми русскими, с которыми я имел дело. Его, как человека военного, весьма интересовало, как они ухитрились разгромить большой отряд англичан. О людях из России, которые, как ходили слухи, намеревались объединить всех недовольных властью англичан и изгнать подданных короля Георга из захваченных французских владений, здесь говорили много, но кто такие эти загадочные русские и что они собираются делать после того, как победят британцев, никто толком не знал.
Возможно, мсье Габена все это интересовало как офицера, имеющего немалый боевой опыт. А возможно, здесь присутствовал и несколько другой интерес. Как я успел убедиться, этот француз был не похож на обычного «человека меча». Он неплохо разбирался в политике, мог здраво рассуждать о том, что происходит в мире. Мсье Жером не раз говорил, что война между Англией и Францией, которая давно уже велась в Новом Свете, вскоре разгорится и в Европе, и что в нее будут втянуты почти все страны Старого Света. И майору очень бы не хотелось, чтобы в этой войне французы сражались против русских.
– Поверьте мне, – не раз говорил мсье Жером, – я каждый день молю Господа нашего, чтобы мы не оказались врагами. Не мы с вами, друг мой, а наши народы, которые, как подданные своих монархов, послушно исполняют их повеления.
– А вы не думаете, что мы можем быть в грядущей войне не врагами, а союзниками?
– Можем, но все будет зависеть, как я уже сказал, от воли наших монархов.
– Да, но союз России и Франции смертельно опасен для Англии, – я пристально посмотрел на майора, который вертел в руках какую-то безделушку.
– Это так, – согласился мсье Жером и пристально взглянул на меня. – И потому для меня весьма интересно то, что здесь, в Новом Свете, русские вместе с французами уже воюют с британцами. Эх, как жаль, что ни в Париже, ни в Петербурге про это еще никто не знает.
– А вы уверены в этом? – спросил я.
– Нет, не уверен, – майор с сомнением покачал головой. – Хотя… Слухи порой распространяются быстрее молнии. Вполне возможно, что они уже пересекли Атлантический океан.
– Да, может быть, вы и правы, – ответил я, – но слухи остаются слухами. А серьезные люди, которые решают судьбы своих держав, предпочитают иметь дело не со слухами, а с точными сведениями.
