Сказал, как только кто-либо из них забеременеет — сразу отпустит обоих. Вот такая вот загогулина… — репортёрша приоткрыла рот и захлопала приклеенными ресницами. — Меня как-то возиться с тюрьмами не прёт, поэтому жить — пожалуйста. Бороться за права — увольте. С правами — на йух. Читайте по буквам. Вы же средство массовой информации, всё должно быть цензурно. Так что все борцуны за права дружно идут на йух. И там пусть имеют свои права в своё удовольствие. Всего доброго.
Хватит. Идиотия должна быть строго дозирована.
Я мило улыбнулась и пошла перекинуться напоследок парой слов с подругой, однако (вот оно, влияние на меня речевых традиций малых северных народов!) была снова перехвачена Мироном.
— Госпожа баронесса!
— Слушаю вас!
— Благодарю вас за моих ребят!
— Ну, теперь это — наши ребята, так что — вам спасибо.
— И тем не менее. Мы бы хотели поддержать ваш посёлок.
— Чем?
— Палатки, спальники, тушёнка… — он начал перечислять, широкими жестами загибая пальцы.
— Так, Мирон, пойдёмте-ка сядем, а то я всё время за вас переживаю. Стол широкий, там у вас будет меньше шансов случайно зацепиться. Я, конечно, рада буду видеть вас на нашем острове, но рады ли будете вы так же сильно как я — что-то я сомневаюсь, — мы сели. — Итак, вы хотите дать за своими людьми, так скажем, приданое?
— Ну, можно сказать и так. Что там они сами решат — их дело, но от себя нам бы хотелось, да.
— Дайте-ка я догадаюсь… Вы даже что-то привезли с собой в этой прекрасной камуфлированной машине? Да?
— Так точно, привезли.
— И на чём мы всё это богатство повезём? — Мирон подвис. — Вы, видимо, не в курсе, что до нашего острова добрый десяток километров по прямой. А с обходами и бродами больше пятнадцати выходит.
— Та-а-ак… И что делать?
— Могу предложить вам подождать нас. Мы доедем до острова, разгрузимся — и вернёмся где-то к двенадцати-часу. Или (я посмотрела в листочек с соотношением часов) к шести часам вечера.
— Давайте к двенадцати.
— Сейчас муж освободится, по времени уточним — вдруг у него уже какие-то планы.
— Я бы хотел ещё касательно сына переговорить: что нужно, чтобы устроиться? Может быть что-то конкретное, большое — на всех, раз у вас так организовано?
— Ой, это вам нужно втроём сесть, мужикам. Может, как раз когда мы второй раз вернёмся? Я только с женской стороны могу сказать: быт у нас пока прихрамывает. Сейчас народу станет больше — нужны баки, типа столовских. Представляете себе? Здоровенные такие кастрюли. Как их на костёр мостырить, я опять же не представляю. Может быть, котлы? — я незаметно для себя пустилась в рассуждения; Мирон, на удивление, раскрыл планшетку и начал делать какие-то пометки. — С мытьём опять же пока что сложно. Ну, сейчас пока тепло, на речку ходим. Вот острог закончим — тогда баня на очереди. Столько всего надо, хоть разорвись! — я посмотрела в сторону луга, где периодически проносились ускоренные в четыре раза лошадиные силуэты. Солнце уже почти забралось в зенит. Блин, неправильное время мы выбрали, это точно! Полдня уже прошло.
— А вот этот фургон, я смотрю — с окнами.
— Да! Он как домик сделан. Говорят, до пятидесяти градусов мороза держит.
— Серьёзно?
— Ага. Там внутри печка установлена, встроенный шкаф, мебель кой-какая — это уже по выбору.
— Вы заказывали? Или готовый брали?
— Заказывали, но я думаю, сейчас есть и готовые — спрос рождает предложение, как говорится. Я вам адрес могу сказать, если интересно.
— Конечно, интересно. Давайте! — Мирон начал записывать.
Подошёл Вова.
— Любимая, нам, наверное, сегодня придётся сюда ещё раз вернуться.
— Я только хотела тебе то же самое сказать! У тебя какая причина?
— Ребятам нужно решить вопросы с документами, имуществом и прочее. Это время, мы столько не можем здесь сидеть. А у тебя?
— Вот, товарищ Мирон предлагает нам спонсорскую помощь, только её некуда грузить. Я предлагала вернуться в двенадцать или вечером в шесть, смотри, — да, по первости нам сложно было ориентироваться в смещении времени, так что я снова взяла листок с часами, — как мы хотели, чтобы светлый день не терять. Но до двенадцати, боюсь, они мало что успеют. А сидеть тут целые сутки…
— Извините, уважаемые! — вклинился Мирон. — В таком случае давайте договоримся на восемнадцать ноль-ноль. И вам, и нам спокойней.
— И Лёня как раз подъедет, — согласился Вова.
— Вы хоть чай людям организуйте, — запереживала я. — Да мужикам хоть как-то воды да полотенца, чуть-чуть хотя бы обмыться. Если целый день-то сидеть…
Ну реально, что они после своих ожоговых корок да мазей влажными салфетками обтёрлись, смех и грех. Сами подумайте. Ощущение… не очень.
— На этот счёт не беспокойтесь, сейчас организуем. И я бы хотел, Владимир, вечером обсудить с вами некоторые хозяйственные вопросы. Общественные и личные тоже.
— Без проблем, обсудим, — Вова поднялся, — руки не жмём, до вечера!
— До вечера!
Напоследок я посоветовала девушкам не торопиться с гардеробом — особенно, если хотят что-то покупать — поскольку неизвестно: кто какого размера станет после отката. А вот купальники будут нужны прямо сегодня, желательно к вечеру их сразу и пододеть.
Кстати, вон парни в камуфляжке торопятся, тащат вёдра с водой. По ходу дела, не заморачиваясь, сбегали до залива, что тут — метров пятьдесят всего. Ну, молодцы, конечно.
Ладно, всё! Домой, домой!
ДЛИННОЙ ДОРОГОЙ
Наконец-то мы выдвинулись! Из фургона выпустили нашу кошку, которая по причине её глухости не имела постоянного имени и обзывалась то Прухой (за любовь поваляться пузом кверху), то Белоснежкой (за свою белоснежную пушистую шерсть), но чаше всего — просто Кошей. Теперь она сидела у меня на руках, страусиным пером распушив свой шикарный хвост, ошалело таращилась по сторонам огромными голубыми глазами, периодически мяукала и дёргала розоватыми просвечивающими ушами. И по-моему, она начала слышать (надо будет Андле попросить проверить)!
Разогнанные Вовой побирушки не показывались, бомжи тем более. Я с досадой отмечала вблизи портала замусоренные следы ночёвок, пятна кострищ. Раздражение охватывало чрезвычайное. Что, нельзя в одном месте лагерь поддерживать? Или так: засрали одно — переходим к следующему? Уроды, блин. Радовало одно — стремление этих паршивцев кучковаться ближе к «цивилизации», так что через полкилометра пути свидетельства их пребывания исчезли вовсе.
Время уже подпирало к двенадцати, дети запросили есть, и Даша раздавала всем припасённые из дому бутерброды. Весьма кстати. Мы ж ушли в шесть утра, не позавтракав — мне в такую рань вообще кусок в горло не лезет.
Вова вёл нас длинной дорогой, чтобы повозки могли пройти через броды. Всё-таки удивительно и непривычно было смотреть, с какой лёгкостью он тянет тяжело гружёный фургон, на облучке которого к тому же сидели я, Галя и Даша. За ним шли лошади, потом коневоз, и в конце — Никитин фургон, куда подсадили Марьяну. Алексей вёл коневоз. Парни помогали Андрею, чтобы лошади не разбежались. Так мы тихим ходом добрались за два часа.
У брода сидела и ждала нас Андле. Коша, завидев её, начала орать и выдираться — и не успокоилась, пока ей не разрешили забраться к девушке на плечи.
— Я так и думала, что будет нужна моя помощь! — воскликнула друида и пошла обниматься с лошадьми.
Андрюшин коневоз оказался самым уязвимым звеном нашего поезда — в силу своей низкой посадки и негерметичности. Пришлось выгружать из него всё, что рисковало испортиться при промокании, и перекладывать на плотик.
Что меня порадовало — это то, что народ был на стрёме. Наше приближение заметили издалека, и к тому моменту как мы вышли на берег острова, там собралась бо́льшая часть нашего поселения. Всем не терпелось узнать новости. Вот что значит малое информационное поле! Среди многоголосия я различила Галино:
— Баба! Какая ты маленькая!
Алёнка ревела, повиснув на шее у отца. Знакомые обнимались, незнакомые знакомились. Оказалось, что на острове не обедали, ждали нас. Приятно.
Из кухни вкусно пахло борщом и пирогами с земляникой.
Мы дома!
Нам удалось совместить обед, выпуск новостей и совместные представления. Потом — это уже фактически традиция — каждый вновь прибывший посадил по одному лиственничному саженцу в стену нашего острога, а Лика запустила их расти.
Торжественное вступление «в клан» мы решили отложить до прихода якутских, чтоб уж заодно.
Вова забрал Никиту и ушёл разбираться с кузней, а потом уложил несколько венцов из ошкуренных
