Утром, едва рассвело, он встал, переоделся в свежее, а всё дорогое платье, в том числе шитые золотом камзолы, сорочки с кружевом и шелковые штаны, сложил в узел и засунул подальше.
Потом сходил на кухню, поел каши с киселем. И хотя сегодня был день отдыха, Карницкий направился в приходный дом, где его на входе остановил чернильник и сообщил, что Адриана ждут в архиве. Впрочем, ничего удивительного. Отчёт-то по делу он так и не написал.
— Прошу извинить мою нерасторопность, я не успел вчера…
Архивный служака перебил его:
— Марчук вчера предупредил. Сказал, что ты позже заглянешь. На, подпиши.
И протянул уже готовый отчёт. Адриан пробежался по нему глазами: старший ни словом не намекнул на колебания Карницкого, на его постыдное поведение и на излишнюю близость с попаданкой. После описания разговора с графом Марчук добавил лишь, что девицу с иномирной душой застрелил Карницкий. Убедившись в её смерти, они покинули двор Порываева и вернулись в Орден.
Адриан поставил роспись и пошёл вниз, к выходу.
— Адриан! Стой! — из-за двери колчанной высунулась голова Сморкало. — Ты того, не пропадай. Мы сегодня к тебе заглянем, надо же отметить первое дело!
— Это не первое, — сказал Карницкий.
— Ну, ты понял. В общем, если сегодня нас не вызовут, жди!
Вернувшись в комнату, Адриан долго и старательно вычищал пистоль. Потом отправился в дорогую городскую баню, где снял себе отдельную мыльню, не желая пересекаться с другими посетителями. Когда к нему постучал цирюльник, предложивший свои услуги, Карницкий согласился. Помимо бритья, он попросил остричь волосы.
И из бани вышел не изящный юноша из благородной семьи, а худой, чуть нескладный парень в дороговатой не по чину одежде. Недостающий картуз Карницкий купил неподалеку, у мужика с десятком разных головных уборов, привязанных к длинному шесту.
После Адриан снова воротился в свою комнату и там начал писать ответ.
' После долгих раздумий я вынужден согласиться с вами, Ведислав Радимович. Служба в Граничном ордене плохо соотносится с моим родом, образованием и привитыми вами принципами. Поэтому я воспользуюсь примером наших предшественников, основателей Ордена, которые ради доказательства искренности, чистоты намерений и нежелания отступать отрезали себе путь обратно. Они отказались от своих родов, от титулов и наследства ради единой цели — защитить эти земли от иномирцев. Я поступлю так же.
Кроме того, служба в Ордене не подходит благородным господам. Стрелы зачастую вынуждены совершать неблаговидные поступки, которые дурно отразились бы на их родных, если бы те у них были. Может, не случайно в питомник берут только сирот?
Так что я отказываюсь от титулов, от права наследования за вами и от вашей денежной поддержки. Буду жить как обычный выходец из питомника. Я прошу лишь позволить мне сохранить ваше прозвание, но если на то будет ваша воля, я готов изменить его.
Так же смею вас заверить, что приложу все усилия для завершения нашего общего дела и обязательно отпишу вам, как узнаю хоть что-то.
Искренне ваш, Адриан Ведиславович Карницкий'.
Карницкий долго сидел и смотрел на до безобразия короткое письмо, потом вздохнул и запечатал его.
* * *
— И всё же зря ты волосы обкорнал! Хоть на человека был похож, а сейчас ни то ни сё, — в сотый раз повторил Сморкало.
— Так надо было, — в сотый раз ответил Адриан.
Они засели в небольшом кабачке, куда часто захаживали орденцы. Кормили там дурно, поили так себе, зато недорого и без лишних затей.
Метальник опрокинул чарку с хлебным вином, закинул следом пирожок, воняющий прогорклым маслом, ударил кулаком по столу.
— А всё едино видать, что благородный. Хоть с картузом, хоть без. Говорить тебе надо проще, ходить иначе, разлаписто. Даже сидишь вон, как жердь. Нет бы развалиться на полскамьи, ноги расставить пошире и сплевывать на пол, а ты вон морду кривишь при каждом плевке.
Адриан хотел было пояснить, что отказ от титула не обязательно должен идти вместе с утратой всяческих манер и культуры поведения, но не стал. Только больше засмеют. Поэтому взял чарку, с трудом удержался от того, чтоб поморщиться из-за жирных пятен на ее стенках, и залпом выпил.
С каждым выпитым глотком Карницкому становилось легче. И не только из-за помутнения сознания и пьяной лихости, но и потому, что вот этот выпивающий в грязном кабаке человек в картузе, помятых сапогах и темно-синем сюртуке всё меньше и меньше походил на франтоватого господина с длинными волосами, в дорогом камзоле, что сиживал в уютной гостиной графа Порываева. Ведь именно тот господин убил Лю… попаданку.
— Ну и чего? Когда станешь Стрелой? Что Марчук говорит?
— Нич… ничего не говорит. Я его пока не видел. И не хочу.
— Замордовал он тебя? Ну ты того, терпи. Мне Жданко сказывал, что Болт всегда своих питомцев дерёт так, что многие сами уходят в Молоты, лишь бы не вот это всё. Зато! Если кто доходит до конца, так завсегда хорошим Стрелой становится. Их в другие отделения с руками отрывают. И часто потом они идут выше, в командоры, в приор… ну, нет, про приоров не знаю, но слышал, что некоторых на Хребет забрали.
— А чего ж он сам тогда простым Стрелой бегает? — удивился Адриан.
— Не знаю, — вздохнул Сморкало. — Жданко ничего не сказал, хоть я спрашивал.
Другой Молот, не Метальник, а ещё какой-то, чьё прозвище Карницкому говорили, но у него оно из головы вылетело, смытое хлебным вином, вдруг положил локти на стол, заговорщицки уставился на Сморкало и Адриана.
— А вот вы, почти что Стрелы, что бы на месте попаданцев делали? Куда подались? Как прятались бы?
— Я бы… — сказал Сморкало, но его тут же перебил Карницкий.
— Для начала надо знать, что тут есть Орден и что попаданцев отлавливают.
Сморкало пьяно наморщил лоб.
— А чё? А как иначе?
— А то! У них в мирах чужаков не отлавливают. Потому они и прут без страха. Думают, что придут и сделают всё иначе, ну или хотя бы разбогатеют на каких-то хитростях, которые даже не они придумали.
Спросивший Молот заморгал, медленно соображая.
— Ха! А ведь и впрямь! Откуда ж им знать? Иначе чего б они сами в жарник шли!
— Но если бы я попал в другой мир и сразу умел понимать по-ихнему, — сказал Адриан, — то пошёл бы в город, да покрупнее. В деревнях вообще не скрыться.
— Это да, — согласился Сморкало. — Все всех знают, тех людей, что приезжают раз в год, в лицо и по имени помнят. Жданко рассказывал, что чуть ли не каждый месяц приходится вызволять кого-то из жарника, кто вообще не попаданец. То нового управляющего от барина запрут, то самого барина, особливо когда он годами не проверял хозяйство, а тут вдруг вздумалось. Или сына старого барина, которого и в глаза прежде не видывали. Как-то раз Стрелу заперли, не поверили в орденский знак.
Метальник расхохотался на весь кабак.
— И чего? Как они?
— Да там совсем шуганые люди были. Сами зовут орденцев, и сами их запирают. Пришлось звать их барина, чтоб сказал, что этих можно выпустить. Но Жданко говорил, что незадолго до того, лет за десять-пятнадцать в ту деревню пришел какой-то чужак и что-то там недоброе вытворил. То ли хворь напустил, то ли людей убивать начал, то ли еще чего-то. Вот они с тех пор на воду и дуют.
— В городе затеряться легче, — продолжил говорить Адриан. — Тут главное — сразу не попасться, а дальше легче. И хорошо бы, чтоб не захворал никто рядом.
Молоты задумчиво покивали.
— Так-то Орден время от времени проводит проверки по городу, особенно где нищета живет. Сирых и убогих перетряхиваем, сверяем с прежними списками, с приметами, и если кто новый появляется, узнаем, откуда пришёл, кем был. Но это больше Стрел работа. Мы так, только притаскиваем всяких непонятных. Еще раз в три месяца обходим доходные дома, где комнаты в наём сдаются. На каждого жильца должна быть запись, откуда он, кто таков, по какой надобности приехал. Подорожные должны быть. Если у хозяина доходного дома таких записей нет, с него большой штраф берем. За вторую такую ошибку могут и вовсе запретить комнаты сдавать.
