— Так выясняйте, — согласился я, — хватайте урок за шкирку, пусть показывают путь!
— К сожалению, двое из них уже… хм… не в состоянии. Третий же готов оказать всяческое содействие, до схрона обещал проводить… но… у меня проблема — мои люди прибудут в расположение только завтра к вечеру, а брать с собой абы кого из штрафников я не хочу. Придется нам с вами, Буров, проверить эту наводку лично. Что скажете?
Что я мог сказать. Пытался отвертеться — не получилось. Опять влип по самые помидоры.
— Меня потеряли, я же говорил…
— Я пошлю в ваш корпус вестового с запиской, — отмахнулся Иванов, — оружие у вас имеется?
— Пистолет, — сообщил я, — и топор.
— Захватите и его, вдруг пригодится. Я возьму ППШ. Выступаем через четверть часа. Чаю хотите?
— Не откажусь…
Чай у капитана оказался крепким — самое то, чтобы прочистить мозги перед вылазкой. Голова светлела с каждым глотком. Иванов дал мне сухарей, и следующие несколько минут я наслаждался едой и горячим напитком.
Сам же капитан вышел, но вскоре вернулся вместе с хриплым. Выглядел тот неважно: избит крепко, один глаз полностью заплыл, нога подволакивается, при каждом шаге кривит лицо от боли.
Я не слишком одобрял методы ведения допроса, но промолчал, лишь чуть дернул головой.
— Вот гражданин Зыкин, он же уголовник по кличке Зыка, отправленный искупать кровью собственные грехи, согласился провести нас до места тайника, — представил хриплого Иванов.
— Как же мы пойдем? — удивился я. — Он же еле на ногах стоит…
— Ничего, доковыляет как-нибудь… если что, хотя на себе потащим. Не будем терять времени, Буров! Выходим немедля!
— Вы вестового в корпус отправили, товарищ капитан?
— Что? Ах, да! Отправил! Не волнуйся, лейтенант!..
На этот раз Зыкину руки не связывали, иначе тот вообще рухнул бы на землю, а затем, и правда, пришлось бы тащить. Ни я, ни капитан этого не хотели. И, пусть медленно, но мы шли вперед. Через полчаса добрались до того места, где я встретился с троицей. Вокруг было тихо и спокойно, разве что на земле валялось срубленное мной деревце. Сходил, называется, по дрова. Надеюсь, Корякин без меня что-нибудь уже придумал.
— Здесь тропинка, — сообщил Зыкин, и тут же согнулся в приступе кашля, схаркивая на землю кровью. Крепко Иванов его обработал, как бы почки не отбил.
Мне не жалко было уголовника, но я все же предпочитал более гуманные способы. Иногда пуля в лоб — это более легкий выход, но пытки… впрочем, иначе капитан не раздобыл бы проводника. Даже думать не хочу, что сталось с остальными двумя.
Мы углубились в лесную чащобу. Деревья тут росли более густо, иногда приходилось в буквальном смысле продираться сквозь заросли. Тут и топорик пригодился, но лучше бы под рукой было мачете… впрочем, где его взять?..
— Далеко еще? — нетерпеливо поинтересовался Иванов.
— Скоро придем, начальник…
Зыкину с каждым шагом становилось все хуже. Он держался на ногах буквально силой воли. Я видел, что ему больно, и схаркивать кровь он стал все чаще. Капитана же подобные мелочи не занимали, он вел носом, словно ищейка, а глазами обшаривал каждый куст, но пока ничего не находил.
В какой-то момент Иванов ушел чуть вперед, найдя звериную тропку, и Зыкин тут же зашептал, повернувшись ко мне в полоборота:
— Танкист, не верь этому… он так ухайдакал моих корешей, что до утра вряд ли дотянут… потом скажет, сами подохли… жадный он… и хитрый…
Урка умолк, увидев, что капитан возвращается. Я принял его слова к сведению, хотя по большому счету мне было все равно. Нам с Ивановым делить нечего. Отыщем схрон, осмотрим его, изымем ценности и до свидания. Мое присутствие здесь было обосновано — пойди капитан в лес в одиночку, его после могли бы обвинить в укрывательстве и попытки присвоить ценности. Уголовник — плохой свидетель в подобном деле. А вот лейтенант-танкист — самое то! Составим опись найденного, распишемся оба, и этим самым обезопасим друг друга от возможных инсинуаций со стороны проверяющих.
Мы прошли еще метров двести вперед, и, наконец, Иванов остановился.
Он был очень зол и, сняв ППШ с плеча, навел его на Зыкина.
— А не пытаешься ли ты играть со мной, мразь уголовная! — прорычал он. — Завалю на месте, падаль!
Но уголовник не испугался, он тяжело дышал, пот градом тек по его лицу. Внезапно Зыкин заговорил:
— Я ведь бежать хотел, ушел третьего дня в лес, думал спрячусь в чаще, пока вы не упретесь дальше… а потом нашел схрон и вернулся за корешами… вместе такой куш унести шансов больше… но не фартануло…
— Да где же твой клад? Говори!
— Вот же он, начальник, — Зыкин стоял, держась за дерево от накатившей слабости. — Пришли мы…
— Пришли? — капитан недоуменно огляделся вокруг, но ничего особенного не приметил. И я не видел, где тут таинственный схрон. Лес, как лес: плотный, мрачный, практически непроходимый.
— Вот же! — урка указал рукой на особо густой участок бурелома. — Смотри внимательно!
И я увидел. Схрон оказался совсем не таким, как я думал. То, что Зыкин назвал «пещерой сокровищ», вспомнив, видно, слышанные в детстве арабские сказки, оказалось тщательно замаскированным в кустах — так, что с двух шагов не видно, — советским бронеавтомобилем БА-10.
— Там ящики, в них золотишко, — Зыкин хрипел из последних сил, — вроде еще мешки с деньгами. Плохо видно, надо кусты вырубить, не пробраться. Думаю, они эвакуировать груз хотели, уходили через лес — по звериной тропе можно проехать, если осторожно… но бензин кончился. Или еще какая беда приключилась. Вот и загнали машину в чащу, спрятали, как могли… после хотели вернуться, забрать… но никто не вернулся…
Если Зыкин прав, то броневик стоит тут с 41-го года, с тех самых пор, как немцы оккупировали территорию Брянской области. Пытался ли кто-то на самом деле эвакуировать золото, или просто украл его под шумок и постарался спрятать до лучших времен, теперь уже не узнать.
— Действуй, Буров! — приказал капитан, и я, взявшись за топорик, принялся расчищать бурелом, пока, наконец, не сумел добраться до брошенного броневика со стороны водительской двери. Как тут умудрился пролезть Зыкин, я не понимал. Кусты безжалостно царапали лицо и руки.
Дверь была чуть приоткрыта, но одно из молодых деревьев упиралось прямо в нее, не позволяя распахнуть шире. Очевидно, Зыкин как раз тут и сумел глянуть в машину, но пролезть внутрь не смог и пошел за подмогой.
Парой ударов я срубил ствол дерева и заглянул внутрь. Там оказалось три или четыре ящика, один упал на бок и открылся, несколько золотых слитков вывалились на пол броневика. Поверх ящиков были сложены инкассаторские мешки, по виду, туго набитые. Вот их было много, больше десяти.
— Товарищ капитан! Тут все, как этот сказал! — сообщил я, ткнув топориком в сторону уголовника. — Золото и деньги!
— Вот и славно, — улыбнулся Иванов и короткой очередью срезал стоявшего у дерева Зыкина. Тот рухнул как подкошенный.
Следующая очередь должна была убить меня, но я шустро метнулся в сторону, укрывшись за одним из дубов. Пули выбили щепки из дерева, но мне вреда не причинили.
Вот так товарищ оперуполномоченный контрразведки! Решил присвоить клад себе! Нас с уркой прикончить, и концы в воду? А потом скажет, что уголовник совершил нападение на геройского лейтенанта-танкиста, в ходе которого тот погиб. И никакого тайника, разумеется, не обнаружено — это была лишь хитрая уловка со стороны Зыкина, чтобы выманить нас в лес. Ну а самого Зыкина пристрелил капитан Иванов, за что честь ему и хвала… танкиста только жалко, молодой совсем парень…
Уверен, он бы все обставил именно так. Да, получил бы взыскание по службе, но это не смертельно. Зато тайну схрона знал бы исключительно он один, и при случае изъял бы ценности и вывез бы их в надежное место. У контрразведчика возможностей для этого было, хоть отбавляй. А те двое подельников до утра бы не дожили, это факт.
Вот только мне умирать совершенно не хотелось, тем более от руки этого предателя и мерзавца. Не доставлю ему такой радости!
