Сам же Панин, вместе с несколькими охотниками принялся осматривать дворец паши. Как и следовало ожидать, османский военачальник жил на широкую ногу. Имелись у него и золото с серебром, и драгоценная утварь, и многое иное, ставшее добычей русского воеводы. Все это требовалось сложить в сундуки или мешки, после чего переправить на эскадру.
Казна, как оказалось, у турок тоже не пустовала. Набралось несколько больших и малых бочонков монет, которые Федор приказал засмолить и тут же опечатал перстнем, когда-то подаренным ему государем.
— Это государева доля, — пояснил свои действия Панин, строго глядя на подчиненных.
— Да разве ж мы без понятия? — сделал честные глаза Ванька-Кистень, успевший вместе со своими подчиненными награбить немало добра.
Как ни богат был паша, а во многих домах местных купцов и именитых горожан нашлось не меньше. Со всех сторон в порт казаки и охотники тащили сундуки и узлы, а то и набитые доверху телеги о двух больших колесах с добром горожан. За ними вели связанных девиц и молодых женщин, и наскоро закованных в колодки мужчин.
Плач и стон царил по всему городу. Русские ратники и сами не были ангелами, но то, что творили освобожденные из рабства пленники, спешившие выместить свои обиды на вчерашних хозяевах, вообще не поддавалось описанию. Улицы и дворы были завалены трупами. Все что не удавалось унести, ломали и поджигали. Так что подымавшиеся над древним Синопом языки пламени и дым, казалось, возвещали о конце света.
Вернувшегося на корабли Панина встретил капитан Селиверстов.
— Ну, что, — устало спросил полковник. — Хвалитесь. Сам вижу, богато трофеев взяли!
Как оказалось, в гавани удалось застать четыре полностью готовые к выходу в море каторги и единственный галеас. Все они тут же стали добычей русских абордажных команд. Гребцов, оказавшихся по большей части славянами, сразу расковали, но вооружать спешить не стали. Захватили и пять крупных торговых парусников, а в придачу к ним почти два десятка размером поменьше.
— Одним словом, приказ государев выполнили с запасом! — закончил доклад довольный как обожравшийся сметаной кот Селиверстов. — Не знаю вот только, что с теми кораблями делать, которые на берег вытащены? Сразу сжечь или погодить?
— А много ли таких? — заинтересовался этим обстоятельством Панин.
— Хватает, — ухмыльнулся вертящийся рядом Иерсмуза. — Кроме торговцев три каторги и почти готовая мавна.
— Почти готовая?
— Да, кирие. Осталось только мачты поставить, да кое-что из отделки.
— Вот оно как, — задумался Федя.
Мавна она ведь если рассудить, тот же самый галеас. И коли ее удастся провести через море и поклониться ею государю, то награда куда как велика станет. Глядишь и оплошка с этой боярышней забудется… Уж больно нехорошо на него тогда бывший наставник посмотрел. Да еще сказал, ты что себя, холера, самым умным считаешь?
И впрямь что на него тогда нашло? Ведь знал же, что для Ивана Федоровича имя Алена значит… Эх, где наша не пропадала!
— Значит так, — приказал полковник. — Мавну сию спустить на воду и тащить хоть на буксире, хоть на веслах, но беспременно привести в Кафу или Азов, тут уж как господь управит.
— Больно хлопотно, — осторожно возразил Селиверстов. — Может лучше сжечь от греха?
— Запалить всегда успеем, — не согласился с ним Федор.
— Оно так, — кивнул капитан. — Добро. Будет на то воля божья, доведем. А нет, и так ладно!
На том и порешили.
— Коста, — обратился к кормщику Панин. — Как хочешь, а сыщи промеж пленников корабелов добрых. Я так понимаю, в городе много вашего брата. Судов мы взяли столько, что без найма матросов нам останется только сжечь часть из них. Ты уж расстарайся, убеди послужить царю православному, зато будет тебе награда.
— А им? — не без горечи вздохнул старый грек, хорошо понимавший, что во время захвата Синопа его единоверцы пострадали не меньше мусульман.
— Кто согласится, — быстро ответил Федор, — получит волю для себя и своей семьи, да денег в придачу. Сам знаешь, государь у нас щедр и на своих верных слуг не скупится.
План, внезапно возникший в голове Панина, был прост. Забрать всех кораблестроителей за море и подарить царю. Пусть, мол, греки теперь для нас стараются. А чтобы не скучали разом забрать и семьи со всем скарбом для поселения в том же Азове или новых городах по берегам Меотиды. Также он решил вывезти и часть ремесленников.
— Начинайте погрузку всего, что найдете полезного для корабельного дела. Канаты, парусину, дельные дерева на мачты и реи. Пушки со стен и из запасов арсенала тащите вместо балласта. Порох, свинец, ядра и дроб туда же. Связки стрел и прочее оружие. Что не сможем забрать — сожжем. Из товаров первым делом берите специи и ткани. А вообще нам все сгодится! Ковры, кожи, зерно и масло.
— А вино?
— Этого добра и в Крыму хватает, — отмахнулся Панин. — А вот запас всякого металла, хоть железа, хоть меди — тащите сюда.
С мастерами, прежде работавшими на местной верфи, разговор вышел короткий:
— У вас есть три дня достроить галеас и спустить его на воду, да так, чтобы дошел без ущерба до крымских берегов. Работайте день и ночь со всей старательностью. Учтите, сами на нем и пойдете матросами. И семьи ваши на нём поедут. Кто откажется — казню без жалости. А тем, кто согласится — судьба стать подданными русского царя и трудиться во благо России. Будете и дальше корабли строить, но только для православной державы. Город я сожгу. Так что берите иконы и церковную утварь, книги, колокола, алтари и врата из храмов и забирайте с собой!
Спустя сутки после взятия города, Иерсмуза вместе с Паниным пройдя по всем приготовляемым к отправке кораблям, задал важный вопрос:
— Кирие архигос, добычи и людей так много, что даже столь обширным флотом нам все не вывезти, что делать?
— Коста, загружаем корабли, главное правильно все размести, чтобы они валкими не стали и не опрокинулись. А что в трюмы и на палубы не поместится, сожжем.
Рабов в городе оказалось и правда, очень много. Порядка семи тысяч. Всех одели, накормили, самых крепких мужиков вооружили и поставили в строй.
Вскоре после того, как добыча была собрана, Панин вызвал к себе Мишку Татаринова.
— Есаул, дело к тебе есть. Мы пока уходить из города не собираемся, возьми коней да проедьтесь со своими донцами окрест. Нельзя, чтобы враг ударил с берега нежданно-негаданно. Заодно и рабов в поместьях да вотчинах местных сипахов соберите.
— Это можно. — Легко согласился с поставленной задачей казак.
Главный риск затеи Панина состоял в том, что турки, узнав о произошедшем, могли собрать флот и ударить. Так что каждый новый день увеличивал опасность нахождения в захваченном столь малыми силами городе. С другой стороны, Федор руководствовался здравым расчетом. По словам кормщиков до Царьграда весть о нападении дойдет не раньше, чем за три дня. Пусть даже у турок наготове сколько то кораблей, но ведь они знают, что русский царь с сильным флотом явился в Черное море, значит и нападать они посмеют только большой эскадрой, а ее еще надо собрать. Ну, пусть даже за пару дней наберут и кораблей, и людей, хотя, известно, что основные войска сейчас вместе с султаном воюют против ляхов. После этого им понадобится еще не меньше трех дней добраться из столицы сюда, в Синоп. Всего выходит больше недели.
Но чтобы слишком не рисковать, Федор отправил две самые быстрые фелюги вдоль побережья на полдня пути. Одну на запад, другую на восток, чтобы следить, не появится ли враг. Конечно, держать дозоры ночью не имело смысла, потому небольшие парусники еще на закате возвращались в порт, а еще до рассвета уходили в море.
К счастью для русских османы так и не собрались отвоевывать свой город.
— Ты, Федор Семенович, не переживай, вот лучше кофию выпей с печенькой. — Успокаивал его тревоги неунывающий побратим. — За эти дни мы не повстречали ни одного большого отряда на берегу. Видели несколько раз дозорных, но с нами сходится в драке они не пожелали, убегают, черти, проще говоря. А пошарпали мы их крепко. И заходили далеко. Верст на двадцать, не меньше.
