Мы, как завороженные, следили за этой удивительной женщиной, в то время как она медленно и с достоинством наслаждалась завтраком.
«Наверное, вегетарианка, – подумалось мне, – борется за здоровый образ жизни. И надо заметить, что вполне успешно! Нужно будет обязательно взять рецепты для моей мамы, ей наверняка понравится!».
Довольно быстро покончив с доброй половиной блюд, растениеведка привычным движением достала откуда-то из складок своего обширного плаща длинную, слегка изогнутую, не лишённую элегантности курительную трубку и как ни в чём не бывало раскурила её. Томарана невозмутимо попыхивала потрескивающим тускло светящимся угольком и пускала клубы сизого ароматного дыма. Словно причудливый паук сидела она среди тонких струящихся нитей, свивающихся в причудливые кружева и изгибающиеся узоры. Бесспорно, некоторым женщинам идёт курить, и Томарана была из их числа. Она курила трубку, задумчиво глядя в себя. Вокруг быстро начал распространяться весьма специфический запах, явно не табака, но неприятных ощущений он не вызывал, по крайней мере, пока. Интересно, что же такое она курит, надеюсь, не сушёные мухоморы?
Вдоволь накурившись, она привычным движением выбила трубку в освободившееся после еды блюдце и спрятала её в недра складок безразмерного плаща. Затем начала опять есть и пить, периодически что-нибудь смешивая, а иногда, будто неожиданно вспомнив что-то, порывисто доставала из таинственной глубины плаща небольшую книжицу и начинала быстро-быстро перелистывать пожелтевшие страницы, бормоча что-то себе под нос. Томарана была так увлечена делами, что окружающий мир для неё не существовал. Постепенно и присутствующие перестали обращать на неё внимание, привыкли, но изредка кто-нибудь украдкой всё же поглядывал в её сторону. Очень интересно было бы узнать, есть ли у неё семья? Но как это узнаешь? Не спрашивать же, в самом деле!
Ворон первым нарушил нависшее молчание и задумчиво произнёс:
– Да-а, вот это женщина! Как в смешной детской загадке про женщин, знаете? Нет? Ну, слушайте! Что есть в каждой женщине: небольшое, тёмненькое и сморщенное?
Мы недоумённо переглянулись, раскрыв от удивления рты, а Коршан, не дожидаясь нашего ответа, невозмутимо продолжил, задумчиво закатив при этом глаза:
– В каждой женщине есть изюминка! Ну, или почти в каждой. Так вот и с Томараной: как не верти, а есть в ней какая-то изюминка! И я бы сказал, что она в ней довольно крупная! Эх, был бы я человеком, обязательно пригласил бы её на ужин при свечах, зажарили бы мы с ней кабанчика или двух барашков, а там глядишь и…
Коршан вновь мечтательно закатил глаза, но вдруг опомнился, спохватившись, и запоздало смекнул, что малость заговорился. Он успел перехватить наши недоумённые взгляды и обиженно проговорил, будто оправдываясь:
– Да ладно вам, что тут такого? И нечего переглядываться! Когда я был человеком, то очень любил общаться с женщинами! Наверное, не меньше, чем есть мясо! И женщины меня очень даже любили. Правда, врать не буду, не все! Я был мужчиной на любительниц, их от меня в дрожь бросало и немилосердно трясло от восторга и нетерпения. Так-то! А как я, бывалочи, стариной своей тряхну, да приготовлю что-нибудь вкусненькое, так просто объеденье! Как же они балдели, прямо за уши не оттянешь! Не оттянешь, как не старайся, ни за уши, ни за какие другие места! Это я вам говорю без шуток, на полном серьёзе! А может быть, когда-нибудь расскажу и поподробней, договорились? А уж после мяса они такое вытворяли! Но вам следует поскорей забыть то, что я сказал про Томарану! Это я не подумал и сдуру сболтнул лишнего. Вот когда-нибудь я вновь стану человеком и тогда обязательно закачу пир на весь мир! А если вы будете держать язык за зубами и дальше вести себя правильно, то будете на том пиру почётными гостями! Так уж и быть, угощу вас тогда парой-тройкой моих самых любимых и коронных блюд и, очень даже может быть, подкину рецептик. А эта Томарана весьма необычная женщина, разве вы сами не видите?
С ним никто и не собирался спорить по этому поводу! На самом деле, обычного в ней было мало, можно сказать даже больше, обычным и не пахло вовсе! И всё же, чем это она набивает трубку?
Теперь подал голос Юриник:
– А кто будет вести у нас другие предметы? И когда прибудут остальные учителя, ведь завтра первый день занятий, если я не ошибаюсь?
Ворон оживился, видимо, обрадовавшись тому, что мы сменили тему разговора:
– О-о, у нас свои методы преподавания! А заключаются они в том, что вы будете изучать каждый предмет по очереди, отдельно и углублённо, а не все предметы поверхностно и одновременно, как бывает обычно. В этом и состоит главное принципиальное отличие. Лекции с раннего утра и до позднего вечера, сжатый курс, день за днём один предмет, в конце экзамен для тех, кто выживет, естественно.
Мы вновь недоумённо переглянулись, а он, будто ничего не замечая, продолжал:
– После экзамена погребение несумевших его сдать, заодно и небольшой, но заслуженный отдых. В это время ничегонеделанья как раз и будет прибывать новый учитель. Отдых несколько дней, совмещённый с практикой по пройденным темам, разве это можно назвать делом? Так, баловство одно. Там ещё отсеются несколько человек. Но это никакая не беда, я вам буду помогать по мере возможности. Вы справитесь! Наверное… Может быть, даже все… Я так предполагаю. После отдыха ставшие уже привычными погребения, и только тогда начнётся новый курс. И так по кругу, сколько понадобится.
Мы, поражённые его рассказом и нашей дальнейшей перспективой, изумлённо уставились на него, а он, наглая носатая рожа, переминался с ноги на ногу, будто хотел в туалет и терпел, бесшумно трясясь от смеха. Смешно ему, видите ли, сделалось!
Немного успокоившись и смахнув крылом выступившие на бесстыжих глазах крокодильи слёзы, он сказал, восторженно и удовлетворённо всхлипывая:
– Да шучу я, шучу, но… видели бы вы свои лица… я не могу, хи-хи, хрю!
Пока мы слушали разглагольствования шутливого крылатого мешка, утыканного редкими перьями, Томарана закончила трапезу, отнесла посуду и поднос и удалилась такой же величественной поступью, как и пришла.
Нам также пора было заканчивать затянувшийся завтрак, пока он плавно не перешёл в обед и ужин. Потому-то мы последовали за Томараной, с удовольствием распрощавшись с Коршаном, который вновь остался нами очень доволен, чего нельзя было сказать о нас.
На прощание он с живым интересом осведомился:
– Разрешите полюбопытствовать, друзья мои, когда я вновь буду иметь удовольствие лицезреть вас? Когда вы соизволите явиться к обеду или ужину? Чтоб я хоть знал, сколько мне голодать придётся, с вашими-то несвоевременными походами?
На что мы скромно отвечали, дескать, сами ещё толком не знаем, как получится, но, в принципе, всё возможно, надежды терять ни в коем случае не следует. На том и распрощались.
Перво-наперво мы решили зайти в свою келью, но уже по дороге туда передумали и потому пошли сразу к выходу из Подземного города.
* * *
До люка-лепёшки мы добрались довольно быстро. Пока шли, дружно обсуждали недавние события, рассказ Коршана и Томарану, оказавшуюся на редкость небычной женщиной. С её преподаванием нам предстояло столкнуться уже завтра и при этом, по возможности, постараться выжить.
Оказавшись на месте, мы практически сразу нашли отверстие в стене под люком, аналогичное тому, куда Корнезар всовывал палку, чтобы открыть люк сверху. Мы знали, что именно нужно искать, но если бы не это обстоятельство, то неизвестно, сколько времени могло бы уйти у нас на поиск секрета, позволяющего сдвинуть люк и выйти на поверхность. На этот раз вместо корнезаровой палки отлично сгодился дормидорфов шест, с которым дед практически никогда не расставался. Носил так, на всякий случай, без особой надобности. Вот и представился подходящий случай им воспользоваться. Раздался знакомый щелчок, и Дорокорн одной рукой легко, словно пушинку, сдвинул в сторону кажущийся таким громадным каменный люк, открыв нам путь на поверхность.
В образовавшееся полукруглое отверстие тугим потоком хлынул свежий воздух с опьяняющими лесными ароматами и множеством разнообразных звуков. После замогильной тишины подземелья громогласная тишина леса просто оглушила нас: стрекот, щебет, пение и крики птиц, шум листвы, шорохи. Сам воздух, казалось, источал звук, смешанный с красками.
Один за другим мы выбрались наружу и потихоньку задвинули люк на место.
Стояло прозрачное летнее утро. Солнце ещё не пробудилось окончательно, пока только чуть приоткрыло один глаз, и потому было довольно прохладно и свежо, а в низинах виднелись клочья тающего тумана.
