Узкий стол вдоль стены. Какие-то ящики и почему-то весы. Обычные такие, синие треугольные, я сто лет уже таких не видел, как в овощном магазе советского образца.
Шкаф со стеклянными дверцами. Наверное, это для тех инструментов, которые сейчас свалены кучей на подоконнике.
Еще один стол, обычный, письменный. Покрыт такой же оранжевой клеенкой. Блин, неужели ее до сих пор где-то применяют? Я честно считал, что этот ужас остался в далеком прошлом... Хотя я давненько в бесплатных больницах не был. Здесь все было таким, будто с прошлого века не менялось.
Я замер.
Не то, чтобы я такой тугодум, и до меня сразу не дошло. Это комната для разделки трупов. Ну, в смысле, вскрытия. И я, такой, вперся сюда, и чуть ли не хватался за все руками. А я вообще знаю, от чего умерли те, которых потрошили на этих столах?
Я быстро вышел за дверь и снова схватился за каталку.
Ага. То есть, когда мне стало любопытно, что там за дверью, я сразу же забыл о том, что без этой дурацкой каталки я боюсь ходить. Ну так-то можно было ее и внутрь закатить, дверь на это была вполне рассчитана, порога никакого не было...
«Интересно, а как ты себе представляешь морг, двери которого НЕ рассчитаны на каталку? — мысленно спросил я сам себя. — Подвозят каталку к двери, потом берут тельце нежно за руки и за ноги... Если они есть вообще...»
— Шизгара! Ебейба шизгара! — раздалось из дальнего конца коридора. Там заскрипела и хлопнула дверь, потом еще раз. Раздалось журчание. Потом зашумел смывной бачок. Снова хлопнула дверь.
— Эй! — крикнул я и покатил каталку вперед. Коридор поворачивал под прямым углом, поэтому мне не было видно того, кто только что ходил отлить. А кто вообще в морге работает? Дежурный врач? Или санитар?
Почему я за всю свою долгую журналистскую карьеру ни разу не писал про морг? Как на другой планете нахожусь, право слово.
Каталка ударилась в стену, не вписавшись в поворот. Краска в этом месте была уже облуплена, видимо, не я один такой. Надо просто взяться поудобнее, за ручки, а не за борт. Тогда она будет более управляемой.
Так, стоп!
Нафига я вообще тащу эту каталку за собой? Я отлично могу ходить и без нее!
Я зашагал вперед. Пора уже было сообщить местному аборигену, что я выжил. И вещи свои тоже неплохо бы получить. Такси вызвать, поехать домой и залезть в ванну. Запах этот смыть с себя жуткий.
Я потянул носом. Пахло не только формалином. Отчетливо тянуло табачным дымом. Он прямо здесь курит? Что за дичь?!
После короткой экскурсии в секционный зал, я перестал хвататься за ручки дверей. И образ домашней ванной начал надо мной прямо-таки доминировать. Да, точно. Ванну. Почти кипяток. И оттереться мочалкой, а потом щеткой. И шмотки эти непонятные выкинуть... Откуда они вообще на мне взялись? Кто и нафига меня переодел? Грабители какие-то? Ну да, конечно. Сережа испугался и сбежал вместе со своим фотоаппаратом, а в цех пробрались какие-то маргиналы с тюком старой одежды. Увидели меня посреди ржавых железных арматурин, стянули с меня мои ботинки, брюки и толстовку. И куртку. Потом поняли, что голый труп будет смотреться более подозрительно, чем одетый. Натянули на меня эти дешевые джинсы и рубашку...
Боже, какой бред лезет мне в голову!
Я приоткрыл дверь из-за которой слышался голос.
Ага. А вот, собственно, и хозяин голоса. Молодой парень с не очень опрятной гривой, закрывающей шею. Рубаха в каких-то ярких узорах и расклешенные брюки, как будто он сам их сшил из двух других пар брюк. Поверх этого — белый халат. Рукава закатаны до локтя. В одной руке плоская коробка размером с альбомный лист. А другой он колдует над лицом лежащего на столе тела старушки. Гримирует он ее что ли?
В зубах зажата дымящаяся беломорина.
— Прошу прощения... — тихо сказал я и кашлянул.
На несколько секунд парень замер каменной статуей. Потом медленно, очень медленно разогнулся и повернул голову ко мне.
— Аааааа! — заорал он. И не сказать, чтобы я его осуждал за такую реакцию. Плоская коробка выпала из его руки и грохнулась на кафельный пол.
— Тихо, тихо, — снова заговорил я. — Я не кусаюсь!
«Я бы вот так не разбрасывался обещаниями, кстати, — ехидно заметил внутренний голос. — Ты же не можешь быть стопроцентно уверен, что ты не зомби».
— Уф... — парень схватился сначала за сердце, потом за задницу. — Ну нельзя же вот так врываться... Я чуть в штаны не наложил...
— Не наложил? — усмехнулся я.
— Вроде нет, — мой собеседник криво улыбнулся. Над его верхней губой были дурацкие усишки. И целиком весь он выглядел так, будто подражает кому-то из «Битлз». — Подожди... Ты семьсот тридцать четвертый, да?
— Эээ... Если ты про бирку на руке, то да, — сказал я.
— Вот дубина, я же забыл тебя в холодильник поставить! — парень хлопнул себя ладошкой по лбу. — Ой, что я несу, ты же ожил... А если бы я тебя в холодильник сунул, то ты бы там и замерз насмерть. Ааа! Мне же никто не поверит... Хотя как не поверит, вот же он ты?
— Да не нервничай ты так, — сказал я и шагнул вперед. — Это морг какой больницы?
— Вторая городская, — парень присел рядом с грохнувшейся на пол коробкой. — Вот дубина, грим расколотил... Надежда Павловна мне завтра все волосы повыдирает. Она его по блату достала...
Он бережно поднял расколовшуюся на две части коробку с пола. Да, точно, театральный грим. У него пальцы даже до сих пор измазаны. Указательный в красном, а на среднем — светло-голубой. Устраивал старушке посмертный макияж что ли?
— А зачем грим? — спросил я.
— Что значит, зачем? — мой собеседник выпучил глаза. — Чтобы вид был приличный. Похожий на себя при жизни. Или даже лучше. Они, знаешь ли, всякими к нам приезжают. И с перекошенными рожами, рот раззявлен, глаза открыты. Трупные пятна, опять же. А им скоро на выход. Думаешь, им было бы приятно лежать перед всеми таким некрасивым? Вот я и занимаюсь... Коробку вот из-за тебя разбил. Может, заклеить как-нибудь можно? Знаешь, как удобно с этим гримом? Где новую-то взять?
— Да заказать на озоне, делов-то, — сказал я. Парень похлопал глазами, на лице его отразилось полное и абсолютное непонимание. Но он тут же овладел собой, рассмеялся, махнул рукой жестом: «Ну да, точно, как я сразу не догадался!»
— Кстати, а как тебя зовут? — спросил он. — Тебя без документов привезли, так что ты пока только под номером проходишь. Но не назвать же тебя семьсот тридцать четвертым.
— Жан, — ответил я.
— Серьезно? Жан? Прямо так в паспорте и записано? — и такой неподдельный восторг в голосе.
— Ну да, Жан Михайлович Колокольников, — я утвердительно кивнул.
— Шутник был твой папаня, — криво усмехнулся он. — Мне бы такого... А я Веник. Ну, в смысле, Вениамин.
— Очень приятно, — я вежливо кивнул, но руку протягивать не стал. Во-первых, его пальцы до сих пор были в гриме. А во вторых — он трогал труп без перчаток! Чтобы не обдумывать эту мысль долго, я спросил. — Вторая городская — это же рядом с Площадью Труда.
— Не, — он помотал не очень чистыми патлами. Разве им не полагается носить головные уборы? С другой стороны, курить им тоже должно быть запрещено... Нда. Привозят, значит, бабушку в гробу хоронить, а от нее табачищем и алкоголем разит. Будто она перед похоронами решила оторваться по полной. — Это на Куйбышева, за Дунькиной рощей. Рядом с площадью Труда — третья.
— Понятно, — кивнул я. Кажется, с тем же выражением лица, что и этот парень минуту назад. Когда ничего не понял, но не хочется это показывать. Куйбышева? Дунькина роща? Это где вообще? В пригороде? Или вообще не в Новокиневске?
— Слушай, а как ты вообще выжил? — вдруг спохватился Веник. — Ты же с восьмого этажа упал!
— С какого еще этажа? — я потер лоб. — Я же на шинном заводе разбился!
— Да нет! Воха и Юрилой тебя с Новых Черемушек привезли, завод вообще в другой стороне! — Веник схватил грязноватое вафельное полотенце и принялся оттирать пальцы от грима. — Я тебя зарегистрировал, но мне сказали поставить как есть в холодильник, утром милиция с экспертом придет... Расследование, и все такое. А я почему не довез? — на его лице отразилась мучительная работа мысли. Потом глаза засветились пониманием. — А! Я понял! Потом телефон в регистратуре зазвонил, я побежал брать трубку, а потом забыл. Уф... Но на самом деле хорошо, что так получилось! Ты вообще... это... как себя чувствуешь? Ты же закоченевший был уже!
